— Давайте я вас провожу, — все так же вежливо предложил светлый. — Все равно обход делать. А ты, Никит, иди по прежнему маршруту, я догоню.

— Ну-ну, — как-то многозначительно кивнул второй парень. — Давай.

— Прошу вас, госпожа Ольховская, — светловолосый сделал жест рукой куда-то в сторону. Там была узенькая тропинка между двух заборов. Я покрепче перехватила кошку и двинулась в указанном направлении. Парень потопал за мной. Спросил:

— Ваша кошечка? Очень красивая.

— Я ее нашла. Мальчишки над ней издевались. Кстати… Вы здесь же всех знаете? Я присмотрелась к бейджу на его форме и прочитала:

— Ф. Игнатьев. Федор, да?

— Федор.

— Скажите, вы знаете, чьи мальчики туг могли безобразничать? Один темненький, второй рыжий, как огонек.

— Так это сын господина Елагина, Дима! А второй — его двоюродный брат Елисей, он часто по выходным тут гостит, — усмехнулся Федор. — Детей в поселке немного, так что мы их знаем наперечет.

— Ага, понятно. А где они живут?

Федор немного подумал, продолжая шагать рядом, потом сказал:

— А вы зайдите к нам на пост, у нас есть буклеты с планом поселка. Я вам крестиком отмечу дом Елагиных.

— Хорошо. А это… Где ваш пост?

Мне показалось, что Федору захотелось покачать головой и ругнуться матом, но он все же сдержался и очень вежливо сказал:

— Вот обратная дорога, а на перекрестке направо и точно по дорожке, никуда не сворачивая, к самому выходу из поселка.

— Спасибо, я зайду к вам.

Ох, какая же я неуклюжая… Ничего не знаю, ничего не умею из того, что знают и умеют даже чада в этом городе… Кто бы меня всему научил, а не подтрунивал, не злился и не отмахивался? Я машинально погладила спину кошки, уютно свернувшейся в моих руках, и та неожиданно заурчала, затарахтела, как маленький трактор. От этого звука, от всего того, что он навеял, мне стало так светло и легко, что в один момент забылись все невзгоды и трудности жизни в городе. Киса… Я назову ее Крохой, как ту, старую кошку… Кроха Вторая.

— Вот мы и пришли, — сказал Федор. Мы оказались с парадной стороны дома, где стояли большие ворота и калитка для гостей. Звонить надо… Или у меня есть ключ в связке?

Я достала ком железок на колечке из кармана и перебрала их. Федор деликатно кашлянул из-за плеча:

— Длинный тонкий ключ.

— А вы откуда знаете? — подозрительно покосилась я на парня. Тот пожал плечами:

— Охрана мы. У нас все дубликаты есть в сейфе.

— А это зачем?

— Мало ли… Пожарных впустить. Или если вдруг случится, что вы свои ключи потеряете. Для целей безопасности, госпожа Ольховская.

Хмыкнув, я выбрала указанный кусочек металла — тонкий прутик на витой головке

— и вставила его в прорезь на калитке. Зажужжало. Дверь щелкнула замком и открылась. Я обернулась к Федору и кивнула:

— Спасибо вам большое. Я ведь здесь всего два дня, еще не успела освоиться.

— Приятного вам дня, госпожа Ольховская, — Федор встал навытяжку и даже посуровел с лица. — Обращайтесь, мы всегда к вашим услугам.

Я постаралась соответствовать и тоже кивнула чопорно:

— Спасибо еще раз.

И вошла в калитку.

Парень-охранник мне понравился. Он, похоже, был человеком простым и добродушным, не таким, как его коллега. Ну да ладно, пока надо выбросить его из головы и заняться устройством Крохи. В дом я ее не принесу. Мало ли… Погонят нафиг кошку и меня с ней, зачем рисковать? Лучше поселить Кроху в избушке, а потом потихоньку познакомить с Вадимом и остальными.

Я быстро пошла к домику в глубине сада, оглядываясь, не видит ли меня кто, а потом вдруг остановилась. Чего я дурью маюсь? Я здесь на правах законной жены, только Вадим имеет право что-то сказать против, а все остальные вообще поперек слова не должны говорить. Хотя… А вдруг Вадим не любит кошек?

Почувствовав остановку, Кроха подняла голову, осмотрелась, а потом потянулась к моему лицу, щекоча усами. Потыкалась мокрым носом и лизнула в подбородок. Маленькая моя… Нет, в избушку. Не буду рисковать. А кошке и там будет хорошо. Печка на вид крепкая, видно, не слишком пострадала, может, и затопить удастся, а тогда вообще благодать для кисы зимой!

В домике было сумрачно, пыльно, пахло необжитостью и пустотой. Мягкий аромат муки, пряный — лука, резкий — железа. Прикрыв за собой дверь, я опустила Кроху на пол и огляделась. Мука стояла в бумажных мешках у стены, в углу висели стручки бежевых колготок, набитые горошинами репчатого лука. Печь строго смотрела на меня глубокими горнушками, зевая распахнутым устьем. Нечищеная, небеленая, заслонка ржавая… Зато и ухват, и чапельник есть, кочерга вон в углу валяется. Работы хватит, чтобы все это в порядок привести. Без хозяйки совсем в запустение пришла печка, а ведь когда-то кормила и обогревала целую семью…

Неплохо было бы прочистить дымоход, сажи там, небось, хватит, чтобы всю нашу деревню превратить в бесов. А еще накормить Кроху. Нет, сначала кошка, а потом печь.

— Сиди здесь, никуда не убегай! — строго сказала я в направлении подпечья, куда спряталась моя новая подружка, и вышла. Дверь закрыла, чтобы Крохе не пришло в голову снова искать развлечений на свой хвост.

Теплое солнце покрывало кроны деревьев светлой пенкой, похожей на кофейную. С каким удовольствием я бы пошла в такой погожий день собирать ягоды! Наверное, и грибы уже появились по краям полян… Эх, а я тут сижу, кошек спасаю, печь белить собираюсь! Поднявшись на террасу, я усмехнулась сама себе. Молчи уж, Васса. Кто решил ехать к тетке? Кто решил помочь незнакомому алкашу? Кто принял выгодное предложение фиктивного брака? Вот и не жужжи теперь.

На кухне еще никого не было. Интересно, а у Антонины тоже выходной? Может, она совсем не придет? Открыв холодильник, я взяла бутылку молока и пробежалась взглядом по полкам. Колбаса и сыр, что еще нужно кисе? Твердый сыр оказался завернут в пергаментную бумагу, а несколько тонких пластинок докторской лежали в прозрачной пластиковой коробочке с крышкой. Я достала все, быстро нарезала на кусочки и положила в тарелку, которую нашла в шкафчике. Налила молока в плошку. Чуть ли не на цыпочках пошла к выходу.

И совершенно ожидаемо наткнулась на своего мужа.

Слегка небритый, с помятым лицом, в кожаных тапочках и в блестящем халате до колен, открывавшем волосатые лодыжки, Вадим прищурился и хрипло сказал:

— Привет. Как спалось?

— Привет…

Я попыталась спрятать за спиной тарелку с плошкой, но Вадим только хмыкнул:

— Это что, для ежиков?

— Нет, — пробормотала я, чувствуя, как лицо заливает жаром. Ох, ну почему я попалась ему на глаза именно сейчас? И почему он так меня смущает, почему заставляет мямлить и краснеть?

— Для тебя? — подозрительно спросил он, заглядывая в посуду. — Ты это ешь вот так?

— Для Крохи, — выдох. Вдох. Сейчас будет вопрос — а кто такая Кроха? Но его не последовало. Вадим только поднял брови и прошел мимо к кофеварке. Включив ее, бросил:

— В полдень начнем жарить шашлыки. Сумеешь сделать какой-нибудь салатик? Антонина оставила что-то в холодильнике, я бы порезал помидоры, но раз уж ты здесь, приготовь чего-нибудь.

— Хорошо, — кивнула и выскользнула из кухни. Господи Боже, дай мне силы привыкнуть к мужу и не смущаться в его присутствии! Хотя мне больше бы помогло, наверное, его внимание ко мне, как к женщине… Атак— непонятно, кто я и зачем тут торчу…

Крохи в домике не оказалось. Вот шило в жопе! Ведь сказала же ей — не уходи! Ладно, надо поставить еду и воду и не закрывать дверь. Вернется, если не дура. А я подожду и пока хорошенько вычищу под в печи…

Орудуя кочергой и найденной в уголке старой щеткой, я смела остатки углей, словно приросших к кирпичам, и золу на пол. Надо бы где-то раздобыть железный лист да прибить его к доскам перед печью, чтобы, не дай Боже, не подпалить углями. После этого я пошла искать лестницу, чтобы забраться на крышу и глянуть в трубу. И ведь искала, балда стоеросовая, пока не додумалась спросить у Степана Ильича.

Он был в своей вотчине: чем-то средним между мастерской и совхозным ангаром. В сарае были открыты ворота, а мужичок, одетый по-простому в растянутый свитер и рабочие штаны, как все мужчины у нас в деревне, прилаживал широкую лопату на черенок. Был Ильич бородат, угрюм и серьезен. Чисто дед Аксентьев за ремеслом. Поэтому я позволила себе тихонько окликнуть Ильича, стуча по кромке ворот:

— Здрасьте! Помощь мне нужна.

Он глянул блеклым глазом из-под кустистых бровей — прям брежневские! — и прищурился:

— День добрый. Я завсегда пожалуйста!

— Мне бы лестницу…

— Какую такую лестницу?

— Деревянную… Ну, чтоб на крышу залезть.

Старик аж глаза раскорячил:

— На… какую крышу?

— Да на ту, — я неопределенно махнула рукой и улыбнулась. Ильич покрутил головой, пробурчал:

— Вот еще чудеса! На крышу… Теперь они еще и по крышам лазиют…

Но пошел куда-то за постройку, чуть подволакивая правую ногу. Ну очень похож на деда Аксентьева! И ворчит так же, и делает, несмотря на ворчание.

— И ершик бы мне еще! — спохватилась вдогонку.

— Какой такой ершик? — пробурчали из-за сарая.

— Ну… ершистый? — неуверенно ответила я.

— Матерь Божья.

Ильич показался с крепкой, грубо сколоченной лестницей, которую волочил одним концом по траве:

— А ершик-то зачем? Да еще ершистый.

— Есть иль нету? — начала сердиться я. — Если нету, так и скажите, неча зазря человека путать!

— Так какой ершик-то? Туалетный, или рыба вот еще есть…

— Трубу чистить!

— Так бы и сказали, — снова буркнул дед и пошел вглубь сарая, зашебуршал там по полкам. Вернулся с железным ершиком на длинной палке и вручил мне: