Луна светила так ярко, что все было видно, как днем. Когда Камилла подъехала ближе, он смог ее хорошо рассмотреть. На ней были плотно облегающие кожаные штаны для верховой езды и белая рубашка. Черные, как полуночное небо, волосы струились по спине водопадом. Хантер с удивлением заметил, что на руке у нее, на толстой черной рукавице сидит сокол. Тот самый, которого он видел в номере гостиницы.

– А я уж было подумал, что ты не приедешь, Камилла, – лениво начал он.

– Я и не собиралась приезжать, но в конце концов меня одолело любопытство. И зачем, думаю, он меня сюда позвал? Если ты хотел меня видеть, почему не пришел в дом?

– Разве здесь мы не дома? – улыбнулся он. Лицо Хантера было наполовину скрыто тенью, но Камилла чувствовала, как горят в темноте его глаза, буравя ее насквозь. Вскинув голову, она встретила его взгляд с молчаливым вызовом.

– Я – дома, а ты – нет, Хантер. Скажи, зачем ты хотел меня видеть, а потом убирайся с моей земли и больше не возвращайся!

Он усмехнулся в ответ.

– Сегодня днем ты наставила на меня ружье, поэтому мне пришлось уехать. Но сейчас я что-то его не вижу, Камилла.

Она вытянула руку, и сокол расправил свои царственные крылья.

– Напрасно ты думаешь, что я беззащитна. Стоит мне приказать, и Цезарь разорвет тебе глотку!

Хантер недоверчиво покосился на птицу.

– Тебе не нужна защита от меня, Камилла. Я просто хотел поговорить. Может, мы сумеем уладить наши затруднения?

Камилла грациозно соскользнула со спины лошади и подошла к нему.

– Единственное затруднение в моей жизни – это ты, Хантер. Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое, вот и все. Ты, кажется, думаешь, что можешь помыкать людьми, как тебе заблагорассудится. Что ж, заруби себе на носу: помыкать собой я не позволю! Эта земля принадлежит мне, и для тебя здесь места нет.

– Я вовсе не собираюсь помыкать тобой, Камилла. Скажи, как бы ты поступила на моем месте? Если бы твой скот умирал от жажды, а у меня была бы возможность его напоить, что бы ты тогда сделала?

Она повернулась к нему, в ее глазах засверкал гнев.

– Уж во всяком случае, я не погнала бы стадо, чтобы силой прорваться к чужому водопою! Ты в точности такой же, как твой отец, Хантер. Как и он, ты считаешь, что тебе принадлежит весь мир. Так вот, учти: я тебе не принадлежу, и твой скот подохнет прежде, чем напьется воды из Рио-Эскондида!

Хантер угрожающе шагнул к ней. Сравнение с отцом задело его за живое. Как она смеет говорить, что он похож на своего отца?!

– Не доводи меня до крайности, Камилла! Мне бы не хотелось сделать тебе больно.

Цезарь заволновался и беспокойно захлопал крыльями.

– Не подходи ближе, Хантер. Предупреждаю: Цезарь разорвет тебя на куски, – пригрозила Камилла. – Я приехала сюда в надежде, что мы могли бы уладить наши разногласия, но эта надежда оказалась напрасной. Ты считаешь, будто можешь купить все, что тебе еще не принадлежит. А то, что не продается, по твоему убеждению, можно взять силой или уничтожить. Так вот, запомни: я не продаюсь, и меня тебе, возможно, придется уничтожить. Ведь на самом деле именно это и есть твоя цель, не так ли? И свой умирающий от жажды скот ты используешь только для того, чтобы меня разорить!

Хантер глубоко вздохнул, даже не пытаясь опровергнуть ее обвинение.

– Лучше скажи мне, почему ты уехала пять лет назад, Камилла, и зачем теперь вернулась.

– Не стоит заводить об этом разговор. Ты прекрасно знаешь, почему я уехала.

– Да, я знаю, почему ты уехала. Я только не понимаю, зачем ты вернулась.

– Но ведь Валье дель Корасон принадлежит мне. Я вдова. Почему бы мне не вернуться домой?

Хантеру было неприятно напоминание о замужестве Камиллы. Ему вдруг захотелось непременно узнать, что представлял собой человек, которого она предпочла ему.

– Расскажи мне о мистере Кастельо, – потребовал он, следя за игрой лунного света на ее прекрасном лице.

Одно мгновение Камилла молча смотрела ему в глаза.

– Я не хочу говорить о нем с тобой.

– Но почему? Тебе тяжело о нем вспоминать, боль утраты все еще свежа?

– Я… Да, мне действительно больно и тяжело Хантер.

– Понятно. Скорбящая вдова…

Камилла ощутила разрастающийся в груди гнев. Хантер до сих пор ни словом не обмолвился о дочери Она все не собиралась говорить с ним о ней и все таки не удержалась:

– Разве ты не хочешь спросить об Антонии?

– Кто такая Антония?

Камилла погладила точеную головку Цезаря, пытаясь овладеть собой.

– Как будто ты не знаешь! Антония – моя дочь.

Хантер почувствовал себя так, словно лошадь лягнула его копытом в живот. Ему ничего не хотелось знать о дочери Камиллы от другого мужчины.

– Да будь у тебя хоть дюжина детей, мне-то что за дело? Я пришел сюда не для того, чтобы говорить с твоей жизни в Новом Орлеане!

– А зачем же ты пришел?

– Я пришел, потому что не мог не прийти, – признался он.

Хантер произнес это так печально и искренне, что Камилле пришлось напомнить себе об осторожности. Он всегда обладал способностью одним каким-то словом, одной интонацией заставлять таять ее сердце.

– Только не думай, что та ночь в отеле когда-нибудь повторится, не совершай такой ошибки. Я тебя даже близко не подпущу к себе, Хантер!

Но у Хантера пропала всякая охота сражаться. Он догадывался, что пять лет назад произошла какая-то ошибка, и хотел непременно выяснить, в чем тут дело.

– Скажи, Камилла, перед тем, как уехать из Техаса, ты встретилась с моим отцом на этом месте?

По телу Камиллы пробежала дрожь.

– Ты же прекрасно знаешь, что мы с ним встретились именно здесь! Зачем задавать вопросы, если ответы тебе уже известны? Мы сейчас одни, Хантер, тебе нет нужды притворяться. Я не собираюсь никому рассказывать, что Антония твоя дочь, так что можешь быть спокоен. Я не выдам твою позорную тайну!

Даже в лунном свете она заметила, как изменилось лицо Хантера: вся кровь отхлынула от него.

– Ради всего святого, о чем ты говоришь?! Если бы ты ждала от меня ребенка, я бы наверняка знал об этом! Зачем тебе понадобилась эта ложь?

Его слова ранили Камиллу, как нож в сердце. Он убивал ее душу, но нельзя было позволить ему об этом догадаться.

– Не беспокойся, Антония ничего о тебе не знает. Она считает своим отцом Андреа Кастельо. И чего ты так разъярился? Уверена, что у тебя есть десятка два незаконных детей, разбросанных по всему Техасу.

Хантер сгоряча кинулся к Камилле, но тут же услышал угрожающий клекот Цезаря, и ему пришлось отступить.

– Тихо, Цезарь, тихо. – Успокоив птицу, Камилла перевела взгляд на Хантера: – Не подходи ближе, Цезарю это не нравится.

Но Хантер все еще не мог прийти в себя. Та Камилла, которую он знал когда-то, не стала бы его обманывать. Неужели она так изменилась?

– Я впервые слышу, что ты родила ребенка, Камилла. По-моему, будет лучше, если ты все расскажешь по порядку. Что произошло, когда ты пришла к моему отцу пять лет назад?

– Не считай меня дурой, Хантер! Тебе отлично известно, что я не ходила к твоему отцу. Это он пришел ко мне.

Хантер покачал головой, словно пытаясь таким образом прояснить свои мысли.

– Не надо, Камилла. Не говори неправды.

В ее смехе прозвучала горькая издевка.

– Что за игру ты затеял? Твой отец принес мне письмо, которое ты написал собственной рукой, так что не прикидывайся невинной овечкой!

На его лбу пролегли глубокие морщины.

– О чем, черт побери, ты толкуешь?!

Он протянул руку, чтобы схватить ее, но тут же отшатнулся, заскрипев зубами от боли: сокол кинулся на него с быстротой молнии; из рваной ранки на руке хлынула кровь.

– Цезарь, назад! – закричала Камилла. Сокол повиновался мгновенно, но, усевшись на руку хозяйки, продолжал грозно косить на Хантера золотистым, горящим в лунном свете глазом.

Выругавшись сквозь зубы, Хантер развязал шейный платок и перетянул им рану.

– Я тебя предупреждала, Хантер, так что теперь не жалуйся! Ну что ж, по-моему, обсуждать больше нечего. Я ухожу. Ты ни капельки не изменился – разве что стал еще больше похож на своего отца.

– Черт возьми, Камилла, не было никакого ребенка! Признайся, ты все это выдумала, чтобы ранить меня побольнее! Но твоя уловка не сработает. А что касается письма, то я действительно писал тебе. И в этом письме я просил… – его голос прервался.

– Я прекрасно помню, о чем ты просил меня, Хантер. Ты просил больше не вмешиваться в твою жизнь.

– Ничего подобного! Не пытайся представить себя невинной жертвой, Камилла. Я прислал тебе из Сент-Луиса одно-единственное письмо. Я написал, что мы поженимся, как только я вернусь.

– У тебя, очевидно, что-то случилось с памятью, Хантер. Может быть, ты и собирался тогда жениться, но только не на мне. Кстати, куда девалась Лидия? Я-то думала, что вы с ней давным-давно женаты.

Хантер на мгновение растерялся.

– Лидия? При чем здесь Лидия? Насколько я знаю, она вышла замуж и переехала в Сан-Антонио. Не понимаю, зачем тебе понадобилось выдумывать какое-то несуществующее письмо!

Некоторое время они молча смотрели в глаза друг другу. Ни он, ни она не верили ни единому сказанному слову. Наконец Камилла произнесла:

– Похоже, нам больше не о чем говорить. – Подойдя к лошади, она вскочила в седло и вновь повернулась к Хантеру. – Предупреждаю тебя, Хантер Кингстон: если я еще раз увижу тебя на своей земле – ты покойник!

Хантер в замешательстве проводил ее взглядом и, когда она скрылась в темноте, долго еще вглядывался в ночную мглу, тщетно пытаясь привести мысли в порядок. Камилла все-таки пришла к нему в эту ночь, но ее приход ни на шаг не приблизил его к победе! От этого свидания у него остался горький привкус…

Он сел на коня и направился к дому. Было ясно, что Камилла собирается вести нечестную игру. Очевидно, она не погнушается никаким грязным трюком, чтобы с ним поквитаться. Она даже выдумала ребенка, лишь бы ему досадить! Ведь это неправда, что у нее был ребенок от него! Это не могло быть правдой! Хантер крепче стиснул зубы. Разумеется, она солгала! Она готова пойти на любые уловки, и все только для того, чтобы помешать ему привести свой скот на водопой в Валье дель Корасон! Но у нее ничего не выйдет. Пройдет не так уж много времени, и его стада будут пить воду из Рио-Эскондида!