Покончив с анализом, я еще раз просмотрела расписание на завтра, сообщила, когда меня разбудить, задумалась, не умирал ли кто-нибудь в моем номере, включила на всякий случай свет в ванной и наконец скользнула в сон.

Во сне мы с Аароном танцевали на рейве в Атлантиде. Вспышки света выхватывали из темноты волшебных существ, и мы не могли понять, то ли приняли случайно какой-то наркотик, то ли в Атлантиде полно сверхъестественных тварей, которые то и дело меняют форму. Точного ответа мы так и не получили, хотя премило поболтали с единорогом, сыпавшим жаргонными словечками.

Я проснулась и, как обычно бывает в отелях, не сразу сообразила, где нахожусь. Осторожно открыла глаза и с трепетом посмотрела на аквариум Шеклтона. Но вместо него увидела висящую на незнакомой бежевой стене дешевую подделку под Джорджию О'Киф[51]. Мой мозг лихорадочно заскрипел. Где я? Меня похитили? Но кто? И достаточно ли большой выкуп за меня потребовали? Неожиданно в голове щелкнуло, я переключилась на настоящее время, и все поняла. Кливленд. Поездка с Р.Г. Открытое заседание. Я быстро оглядела себя. Так, все конечности на месте, основные жизненные показатели в норме. Я облегченно вздохнула.

Пронзительно зазвонил телефон, и я снова забеспокоилась. Слава богу, это был Аарон.

— Привет, малышка, как спалось? — спросил он.

Как мило, он зовет меня малышкой. Вообще-то я терпеть этого не могу, но в его устах «малышка» звучит скорее любяще, чем снисходительно.

— М-м-м… вроде неплохо. Ты мне снился, — ответила я.

В моих словах не было ничего неприличного, но именно так Аарон все и воспринял — неудивительно, он же мужчина.

— Расскажи мне свой сон, — потребовал он с любопытством.

Я так и сделала, но мне пришлось дважды повторить, что «единорог» — не эвфемизм. Похоже, он был разочарован.

— Ну ладно, удачи сегодня. Я позвоню тебе позже, детка.

Я положила трубку, и тут до меня дошло, что Аарон не дал мне спросить, как он провел ночь. Вскоре пришла Кара с полной коробкой пончиков «С пылу, с жару» и чашкой кофе.

— Я как будто соревнуюсь с другими штабами. Хочу, чтобы Кливленд был лучшей остановкой на вашем пути, вот и пустила в ход тяжелую артиллерию, — объяснила она.

Господи, обожаю пончики.

Мы сидели, поедали пончики, просматривали расписание, и я мечтала, чтобы после колледжа Кара переехала в Вашингтон. Может, я смогу осторожно подтолкнуть ее в этом направлении — как бы вдохновить собственным опытом?

— Ты уже думала, что будешь делать после колледжа? Ты здорово пригодилась бы нам на Холме, — сказала я самым любезным и поощряющим тоном. Я стану обалденным наставником.

— У тебя шоколадная глазурь на ухе, — сообщила Кара.

И правда.

Открытое заседание Р.Г. началось через два часа в битком набитой аудитории. Люди Ронкина заорали на нас, когда мы приехали, а их талисман — они остановились на ласке в берете — насмешливо заплясал вокруг, но Р.Г. лишь улыбнулся, помахал рукой и невозмутимо продолжил путь.

Зал был полон и вонял потом — неприятно, но когда много народу, всегда так. В последний момент мы с Карой принесли несколько коробок пончиков и бутылок воды, которые имели огромный успех. Сперва я не собиралась никого кормить на открытых собраниях, у нас на это не было денег, но все так радостно завопили при виде пончиков, что я не пожалела о потраченных на благо поездки собственных средствах. Жадный брандмайор, с которым я недавно разговаривала по телефону, громогласно принимал благодарности, объясняя соседям, что он «кое-что вколотил мне в голову». Я только улыбнулась и поблагодарила его за то, что он поддерживает Р.Г.

Сам Р.Г. потел в тесной духоте, но был спокоен и целенаправлен. Он начал с общих слов о том, как здорово вернуться в Кливленд, как здорово, что мы собрались здесь поговорить, и как страстно он желает всех выслушать.

Пожилой мужчина в комбинезоне встал и поинтересовался субсидиями для фермеров. Женщина подняла вопрос о переполнении школ. Молодой полицейский спросил о последствиях дефицита бюджета. Старушка рассказала, как неприятно, когда сосед наваливает тебе под забор кучу компоста, и попросила Р.Г. позвонить ему и приказать все убрать.

Р.Г. внимательно выслушивал вопросы и подробно отвечал на каждый. К большому сожалению старой леди, он отказался звонить владельцу компостной кучи, но другие, похоже, остались довольны. Потом он изложил суть проекта о рецептурных лекарствах, который сейчас рассматривается в Конгрессе. И объяснил, почему с его принятием все станет лучше. Это вызвало град уточняющих вопросов. Здесь не то, что на Капитолии, язык проще, никаких риторических завитушек и технических терминов. Граждане Кливленда хотели знать, как закон поможет лично им, и спрашивали об этом прямо и точно. Я должна была ловить тех, кому нужны более подробные объяснения, поэтому в основном бегала по залу с блокнотом и распечатками речи Р.Г., аккуратно разбитой на пункты.

Через два с половиной часа практически все поговорили с Р.Г., а я отловила больше двух десятков людей, записала их имена и телефоны и пообещала держать в курсе дела. В данный момент я выслушивала подробный рассказ Сандры О'Мэлли о том, как она мучительно борется с кошмарным запахом изо рта. Сандру интересовало, попадет ли она под программу страхования здоровья престарелых, если примут предложения Р.Г. А я пыталась разговаривать с ней и по возможности не дышать носом. Из рта у нее воняло просто ужасно. Мне было жаль ее, но меня уже мутило, к тому же надо было поговорить еще кое с кем до того, как люди разойдутся.

— Поэтому я каждый день извожу два-три флакона полоскания для рта, но вы же чувствуете, что результатов нет. — Она угрожающе выдохнула на меня.

Конечно, чувствую. Жуть. Я мечтала о небольшом землетрясении, которое отвлечет Сандру и вырвет меня из ее удушающих объятий, когда на меня налетела Кара.

— Боюсь, вы нужны нам снаружи, — очень профессионально произнесла она.

Я извинилась перед миссис О'Мэлли и только собралась тихонько поблагодарить Кару, как вдруг поняла, что она ничего не придумала ради моего спасения. Я и вправду была им нужна снаружи. Ласка в берете конфисковала мегафон и привлекла внимание прессы.

— Мы сделали свою колоду главных врагов штата Огайо. Как видите, Роберт Гэри в ней туз пик, — кричала ласка, потрясая картой с неудачным снимком Р.Г. в пририсованном берете.

Хм, колода карт. Оригинально.

К несчастью, ласка устроилась напротив машины Р.Г. Это привлекло внимание прессы, так что все попадет в газеты. Р.Г. придется столкнуться с противником лоб в лоб, и камеры запечатлеют каждую реплику. Как бы удачно ни прошло открытое заседание, в вечерние новости попадет только скандальная хроника, ведь именно на ней в наши дни паразитируют СМИ. Зак Глоберман стоял рядом с лаской, схватившись за голову. Он являл собой воплощение безысходного отчаяния — своего рода павший духом коллега роденовского «Мыслителя». Я повернулась к Каре:

— Нам надо вывести его другим путем.

Кара кивнула.

— Я на всякий случай оставила машину у черного входа, — она протянула мне ключи. — Есть еще боковой вход, но задний самый укромный. Выводи Р.Г. через него и вези на вокзал. Можешь бросить машину на станции, ключи оставь под рулем. Потом я ее заберу, — она говорила очень уверенно.

— Но они нас не пропустят, — ответила я, указывая на беснующуюся толпу, перекрывшую подъезд к муниципалитету. — Если у тебя не тонированные стекла, они увидят Р.Г. и заорут, что он пытается сбежать, а это нам совсем не нужно.

Кара покачала головой.

— Предоставь это мне, я расчищу вам путь. Не забывай, они думают, что я на их стороне. Просто позвони мне, когда заберетесь в машину. Хорошо?

Я нерешительно кивнула. Я хотела ей верить, но не понимала, как она собирается все провернуть. Я послушала, как ласка кричит о коммунистическом прошлом Р.Г., и поспешила обратно.

Р.Г. в чем-то убеждал юношу в военно-морской форме. Когда я подошла к ним, он перевел взгляд на меня.

— Саманта, не могли бы вы записать телефон этого человека и проследить, чтобы проверили состояние пенсионных чеков его отца? Они не приходят, и мы должны разобраться, в чем дело.

— Разумеется, сэр. — Я выхватила блокнот.

Юноша благодарно пожал Р.Г. руку и объяснил мне, как с ним связаться. Когда мы закончили, Р.Г. уже увяз в беседе с пожилым мужчиной, который был ужасно озабочен вторженцами. Он сказал, что не понимает, почему за охрану их здоровья должны платить порядочные налогоплательщики. Я слушала, как Р.Г. терпеливо излагает свою точку зрения, а именно: Америка — страна иммигрантов, и мы должны радоваться приезжим. Конечно, легальная иммиграция намного лучше, но нельзя отказывать в основной медицинской помощи тем, кто заболел или получил травму в штате Огайо.

Мужчине, похоже, слова Р.Г. пришлись не по вкусу, и чем спокойнее тот говорил, тем больше он волновался.

— Но если мы встретим их с распростертыми объятиями, что удержит их от полного уничтожения человечества? — вызывающе вопросил он.

Чего?

Р.Г., кажется, был озадачен не меньше моего.

— Почему вы думаете, что они на это способны? — спросил Р.Г. — Они такие же люди, как мы.

Неужели этот тип демонизировал иностранцев до такой степени, что даже не считал их людьми? Это ксенофобия, доведенная до абсурда.

— Да ладно, что вы, телевизор не смотрите? — настаивал старик. — С ними нельзя договориться. Они похищают людей, ставят на них опыты, разрушают города, и если мы не дадим им бой, у нас не останется ни малейшего шанса. При первом же виде космического корабля мы должны взорвать их ко всем чертям.

Мы с Р.Г. одновременно поняли, с кем имеем дело.

— Они уже скрываются среди нас, знаете ли, — продолжал мужчина. — Ситуация критическая.