— Я.

Ева смотрелась в зеркало и чуть было не расхохоталась над собой, когда ее страшное предположение отмел низкий мужской голос.

— Открыто.

Вошел Джордан, лениво прикрыл за собой дверь, потом остановился слева от Евы и прислонился к стене. В зеркале она видела, что он не сводит с нее оценивающего взгляда, который отнюдь не был ей неприятен. Брови Джордана были слегка приподняты.

— Думаешь, тебе удалось сбежать? — бросил он.

— Ничего я не думаю. — Медленными движениями Ева принялась расчесывать волосы, заметив, что он продолжает за ней наблюдать.

Джордан скрестил руки, и под свитером заиграли его крепкие мускулы. У Евы что-то затеплилось в груди, постепенно превращаясь в огонь желания, которое неотступно преследовало ее со дня их первой встречи.

— У тебя чертовски красивые волосы, — тихо произнес он, — темно-золотистые, как мед.

Ева продолжала расчесывать длинные пряди щеткой, чувствуя себя совершенно непринужденно. На его скромный комплимент она ответила сдержанным молчанием. Судя по его взгляду, следящему за ее плавными движениями, вряд ли он понимал, что говорит вслух, — так ей показалось.

Ева осторожно сняла колпачок с губной помады и стала изучать ее тон. Потом несмело произнесла:

— Сегодня в дамской комнате Луиза рассказала, что твоя мать тобой никогда не занималась, а после ее смерти отец тебя бросил.

Наступила тишина, и Ева испугалась, что сделала неосмотрительный шаг. Детство оставалось для него тяжелым воспоминанием. Может, еще не время о нем говорить, чтобы, не дай бог, не разрушить их дружеских, вселяющих надежду отношений? Но опасения ее были напрасны. Джордан лишь пожал плечами.

— Это мнение Луизы. Но полагаю, что, скорей всего, так оно и было.

Закрыв тюбик помады и так и не покрасив губы, Ева обратилась к отражению Джордана в зеркале:

— Наверное, для тебя это было ужасно.

Но он, казалось, оставался совершенно спокойным.

— Я это пережил. К тому же у меня было то, чего многие дети не имели. Алма и дедушка.

— Тебе…

— Мне было плохо. — Его глаза, отраженные в зеркале, смотрели прямо. — Но я прошел через это. До самого конца.

— Я бы сказала, что ты…

— Что? — В его взгляде отразился некий интерес, однако к теме разговора он никак не относился.

Пожалуй, свои соображения ей пока лучше держать при себе.

Она взяла другую помаду, на этот раз с перламутровым блеском. Разговор о родителях он даже не пытался пресечь, рассуждала про себя Ева, и оставался откровенно безразличным. Впрочем, лучше уж таким образом сменить тему, нежели обидеться или рассердиться. Искусно уйти от неприятного разговора — прекрасный способ наказать тех, кто лезет в душу.

Выдвинув стержень помады, Ева стала разглядывать ее, но голова была занята другим.

Ладно, Джордан, думала она, будь по-твоему.

О родителях говорить не будем. Пока. Но я на этом не успокоюсь. По крайней мере надолго.

— Итак, мне всегда хотелось знать, кому достался некий матросский сундук прадедушки Стенли.

Разочарование постигло Еву, но не оставалось ничего другого, как продолжать игру.

— Я поклялась хранить тайну.

— Но Луиза не имела в виду хранить тайну от меня. В нашем семействе у жен нет секретов от мужей.

— Но я же не совсем твоя жена, ведь так?

Она знала, это был опасный ход. Он мог с ней согласиться и просто выйти из комнаты.

Но Джордан не двинулся с места. Больше того, он опустил глаза. Ева увидела, что он смотрит на ее губы, и вдруг почувствовала вкус тщательно наложенной помады.

— Что касается ваших глупых разговоров с Луизой, то на ближайшие несколько дней ты моя жена.

Внутри у нее точно что-то оборвалось. Он объявил ее своей женой, пусть на время, и она почувствовала волнение.

— Я?

— Ты, — не колеблясь, подтвердил он.

Она закрыла косметичку.

— Пусть даже и так. Все равно это нехорошо, ведь я обещала Луизе никому ничего не рассказывать.

Она поднялась, взяла сумочку и направилась в ванную.

Он ринулся за ней.

— Не уходи. Пока.

Она застыла на месте. О боже, какое блаженство ощущать его близость! Хоть он дотронулся лишь до ее руки, все тело окатила теплая волна.

— Почему?

Похоже, вопрос привел его в замешательство, а она, взглянув на его губы, казалось, ощутила их прикосновение к своим.

Осипшим вдруг голосом он продолжал в том же духе:

— Расскажи. Ну давай же. — Он стал слегка поглаживать кисть ее руки.

Ева глубоко и прерывисто вздохнула. Вовсе не потому, что ее трогала история с матросским сундуком. Дело было в его изумительных ласках.

— Ну, ладно. Только ты будешь шокирован.

— Ничего. Переживем.

— Представляешь, Луиза была вынуждена спасти его. В том числе от собственной матери.

— Какой ужас! — Притворившись потрясенным, он продолжал гладить запястье, поднимаясь все выше по рукаву ее мягкого кашемирового свитера, который слегка потрескивал.

— В это трудно поверить, но тетушка Бланш чуть не продала этот ящик.

— Я потрясен, просто слов не нахожу. — Голос его стих, а рука, взобравшись наверх, впилась в ее плечо.

Отчаявшись вернуть сумочку в ванную, Ева поставила ее на туалетный столик.

Потом положила ладонь на грудь Джордану и услышала, как сильно колотится его сердце.

— Обещай мне, что ни одна душа не узнает эту страшную историю.

Он завладел ее рукой. Сколько тепла и нежности исходило от нее!

— Обещаю.

Затаив дыхание, шепотом она рискнула предложить:

— Может, скрепим клятву поцелуем?

Он замер. Если он поцелует ее сейчас, то сделает это лишь по собственному желанию, никакой другой причины не будет. В комнате, кроме них, никого нет. И дверь в коридор закрыта.

Он сдавленно пробормотал:

— Чем, по-твоему, ты сейчас занимаешься?

Но она не дрогнула, по крайней мере внешне, и не упустила случая ответить ему тем же:

— А чем занимаешься ты, преследуя меня здесь за закрытой дверью? Играешь спектакль, когда рядом нет ни одного зрителя?

Он был совершенно сбит с толку и, не спуская с нее горящего желанием взгляда, ответил:

— Не знаю.

Самообладания у нее оказалось больше.

— А я знаю.

— Что? — Его голос походил на рычание. — Что ты знаешь?

— Что тебе это нравится. Тебе нравится эта игра. Ты не хочешь прерывать ее, даже когда мы наедине.

— Разве? — Он взял ее за плечи и прижал к себе.

Опьянев от страсти и не слишком заботясь, догадывается он об этом или нет, она вздохнула.

— Да, это так. — Она взглянула на него умоляюще. — Я разделяю твои чувства и тоже не хочу прерывать ее. Никогда.

— Ты тоже?

— Да, и я. Потому что, — она перевела дыхание, я люблю тебя, Джордан.

— Прекрати, Ева. — Его губы дрогнули.

И без всякого стеснения, забыв о притворстве, Ева продолжала:

— Я люблю тебя. Так же, как прежде. Надеюсь, ты это знаешь.

— Я сказал, прекрати.

— Мы могли бы во всем разобраться. Если только ты дашь нам…

Оставалось единственное надежное средство заставить ее замолчать. И он закрыл ей рот поцелуем.

На какой-то миг, казалось, Земля прекратила вращаться.

В безумном порыве Ева прильнула к Джордану, обвила руками его шею и, бурно дыша, подчинилась зову страсти. Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз так жадно, так чувственно ее целовал, — дни, недели или целая вечность?

До чего же она истосковалась по нему!

До чего же ей хотелось наверстать упущенное вернуть все поцелуи, которых они себя лишили с той самой ночи в домике на берегу, когда он указал ей на дверь! Стиснув его широкие плечи, она откинула назад голову и изогнулась, отдавая себя в его полную власть.

У него вырвался стон. Его руки скользнули вниз по ее спине и крепко обхватили Еву, отзываясь на ее отчаянный призыв. Она упивалась его поцелуями, с несказанным восторгом наслаждаясь вкусом его губ и языка. Наконец…

— Это безумие, — шептал он, покрывая поцелуями ее шею в треугольном вырезе пушистого свитера.

— Да, безумие, — согласилась она. — Совершеннейшее безумие.

Его голова легла ей на грудь, она чувствовала его губы, его теплое дыхание.

— Не надо было мне этого делать…

Она обняла его еще крепче.

— Нет, нет, надо.

Он поднял голову, и она протестующе вскрикнула.

Обвив руками талию Евы, он увлек ее к кровати, которую еще прошлой ночью они так целомудренно делили.

Казалось, тело ее освободилось от всех оков, Ева легко подчинилась Джордану и, раскинувшись на постели, протянула к нему свои хрупкие руки.

— Нам скоро надо идти вниз.

Она вздохнула.

— Скоро, но не сию минуту.

Он покачал головой, но подниматься и не подумал.

Она заметила у него на губах блестящие следы своей помады и, вспомнив, как наблюдал он за ней, пока она красила губы, а после снял помаду поцелуями, вновь ощутила возбуждение и коснулась рукой его рта.

— В чем дело? — Он насторожился.

— Ничего. Просто моя помада.

Медленно и нежно она провела пальцем, стирая с его губ следы помады. И, не дав ей отдернуть руку, он осыпал ее поцелуями, не сводя с нее глаз.

Тонкая юбка Евы поднялась, и он положил руку ей на колено. Сквозь колготки она ощутила тепло его нежного прикосновения и жадно втянула в себя воздух. А он продолжал целовать ее пальцы, плавно скользя рукой по бедрам, медленно-медленно, сначала по одному, потом по другому; сердце Евы едва не разрывалось. Осторожно опустив юбку, его рука заскользила вверх по мягкой поверхности свитера — к упругим полушариям грудей.

Он нежно заключил их в свои ладони. И с лицом, чуть искаженным от наслаждения, она, застонав, отдалась его упоительным ласкам. Не в силах больше владеть собой, Ева отняла руку от его жадного рта и без сил откинулась на кровать.

И это было очень кстати, потому что его рот теперь мог прильнуть к ее телу. Он опьянял ее своими нескончаемыми поцелуями. Рука его прокралась под свитер, осторожно подняла лифчик и свитер вверх, и, обнажив ее грудь, он стал покрывать ее поцелуями, вдыхая аромат ее кожи и лишая Еву рассудка.