Я взглянула на Лейлу Пулитцер, прибывшую на вечеринку из Тинафлайя. На ней было стильное серебряно-белое одеяние. Она разговаривала с кем-то из сотрудников Клео. Как и Поли, она, повинуясь моде, курила одну сигарету за другой. У нее расстроены нервы, подумала я, и, возможно, она слишком много пьет. Наверное, все еще переживает после неудачной попытки выйти замуж? Да, тут уж не до смеха. Если бы я была на ее месте, не ликер бы глотала, а яд из серебряной кружки.

Я заметила, что Лео и Сюзанна поглощены разговором на террасе, и мне было невдомек, о чем эти двое, никогда не питавшие друг к другу особой склонности, могли так оживленно беседовать.

— Но Лео, ты мне не нужен, — сказала Сюзанна с легким оттенком презрения в голосе. — Я могла бы пойти на любую студию и получить роль в спектакле. Тем более если Дюрель станет спонсором постановки. Зачем мне отдавать себя и Дюреля в дар твоей Богом забытой студии?

— Потому что я тот человек, который знает пристойный способ избавить тебя от твоей проблемы.

— Какой проблемы? — устало спросила Сюзанна.

— От Поли. От твоего проклятия, Сюзанна. Если ты не будешь осторожна, он потянет тебя за собой в трясину, и тебе уже нечем станет дышать. Я дам Поли работу в своем спектакле. Какую-нибудь нехитрую работу, которая при всем при том займет его время. Что-нибудь, что отвлекло бы его.

Сюзанна облегченно вздохнула. Она испугалась, что Лео знает об Уэсе и собирается использовать это против нее. Она сказала с усмешкой:

— Если Дюрель согласится быть спонсором, я везде найду для Поли работу. И ты мне для этого не нужен. Кроме того, это ненадолго отвлечет Поли. Он настолько обнаглел, что даже не собирается делать вид, будто занят чем-то созидательным. У него на уме одна пьянка! Его никто не может выдержать.

— Да, конечно, но я могу найти врача, который…

При этих словах она взглянула на него с неожиданным интересом, хотя и недоверчиво.

— А что твой врач может для него сделать? Вырежет ему мозги, так что он вообще забудет, что когда-то знал меня?

— Нет, — рассмеялся Лео. — Он пропишет ему лекарство, которое одновременно отвадит его от выпивки и укротит темперамент.

— Укротит темперамент? — повторила она.

— Да. Не будет больше ни вспышек ярости, ни сцен ревности. Ты увидишь другого Поли — тихого, смирного, которым сможешь управлять, которому поможешь подняться со дна, и постепенно, незаметно избавишься от него.

О Боже, это было бы прекрасно! Если бы только можно было помочь Поли снова встать на ноги, обрести самого себя, и в то же время сделать так, чтобы он навсегда ушел из ее жизни!..

Она округлила глаза:

— Что, действительно существует такое лекарство?


К тому времени, когда мы сели за стол, у Поли уже потухли глаза, и было заметно, что он старается держаться нарочито прямо, как это свойственно всем пьяницам, которые хотят показать, что они в порядке. Он молчал. Я следила за ним и не видела, чтобы он что-нибудь пил. Так когда же он набрался? И где? Заперся в ванной с поллитровкой? И где же та ярость, в которую он, по словам Сюзанны, обычно впадал по пьяни? Я только заметила, что он мрачен как туча. Бедняга! Выпивка уже не приносит ему удовольствия. А ведь он хотя бы мог быть веселым пьяницей…


Обратно в «Плазу» мы ехали в такси, держась за руки. Мы оба думали о Поли.

— Эта сучка Сюзанна… — не сдержался Тодд, хотя это было не в его характере. Он относился к людям терпимо, и причуды Сюзанны скорее забавляли его.

— Но тут не только ее вина, — попыталась я оправдать ее. — Наверное, у Поли врожденная склонность к алкоголизму. Безответная любовь встречается сплошь и рядом. Довольно многие любя тех, кто не любит их. Но они при этом не распадаются на части, ведь так? Они берут себя в руки и продолжают жить…

Губы Тодда превратились в тонкую линию. Он покачал головой.

— Дело не только в безответной любви. Это было бы очень просто. Сюзанна использовала его… Нагло, непростительно. Она нанесла ему смертельную рану.

Я содрогнулась. Страшные слова: «смертельная рана»…

— А Лео не переменился, правда? — помолчав, спросила я.

Тодд усмехнулся:

— Нисколько. Старый Лео остался прежним. И Клео не особенно изменилась, разве что осветлила волосы.

— По-моему, она все-таки стала немного другой. Мне кажется, в ней нарастает бунт против Лео, тогда как раньше каждое его слово она воспринимала как откровение.

— И ты думаешь, что этот бунт когда-нибудь грянет?

— Не знаю. Пока не знаю. Она до сих пор живет представлениями о счастливом браке, которые мать вбила ей в голову. И сейчас ей даже хуже, чем ее разведенной матери.

Я тяжело вздохнула. Все вокруг казалось безрадостным. Тодд двумя пальцами поднял мой подбородок.

— Не грусти, Баффи Энн. Я люблю тебя всеми фибрами своей души…

«Благодарю тебя, Господь». Он поцеловал меня, и тут наше такси остановилось перед входом в гостиницу.

Выходя из машины, Тодд заметил, что по парку, который находился на другой стороне улицы, разъезжают старинные экипажи, в которых катаются влюбленные парочки.

— Пошли, — потянул он меня за собой. — Ведь тебе никогда не случалось трястись в экипаже, запряженном лошадьми?

Лошадка везла нас неспешной рысью через Центральный парк, и я шепнула в лицо Тодду:

— Спасибо…

— Почему мне спасибо? Это исключительно заслуга лошади и кучера.

— Спасибо за то, что ты не изменился. Спасибо за то, что ты остался тем же Тоддом, в которого я когда-то влюбилась… Моим Тоддом.


Мы стояли недалеко от «Плазы» у фонтана, переливавшегося огнями при свете звезд.

— Он называется «Фонтаном плодородия», — сообщил Тодд, показывая мне на бронзовую статую обнаженной женщины, украшавшую фонтан. — Насколько я понимаю, плодородие олицетворяет корзина с фруктами, которую она держит.

— Да.

— Она мне нравится. По-моему, она похожа на тебя, — добавил он. Конечно, это была полная чушь.

— Ну, я не настолько плодовита. Пока что я произвела на свет только Меган.

Я вспомнила, что несколько лет назад мы с Тоддом решили обзавестись пятью детьми. Но Тодд возразил:

— Я думал о других плодах, которые ты неустанно взращиваешь, — о дружбе, понимании, сострадании и милосердии. Не говоря уже о любви.

— О Тодд, ты всегда говоришь о любви.

Я заметила волнение в его глазах.

— Знаешь, что я собираюсь сделать? Я собираюсь заказать такую же статую, но в точности похожую на тебя, установить ее в фонтане, а фонтан построить в середине нашего торгового центра!

Мне сразу стало ясно, что он решился открыть мне свои планы. Но прикинулась, что не поняла:

— Какого торгового центра?

Он с улыбкой посмотрел на меня:

— Я еще не знаю, как его назвать. Может быть, так: «Центр плодородия Баффи Энн Кинг»? Нравится?

Я ответила вопросом на вопрос:

— Ну и сколько ты это вынашивал?

— О, два или три месяца. У нас есть права на землю, и я подумал: «Почему бы и нет»?

— Почему бы и нет? Да потому, что, как я считала, ты озабочен строительством следующего жилого квартала. Я полагала, что именно этим бизнесом мы занимаемся.

— И я так считал. Но потом подумал: «Черт побери, это мы уже освоили. Почему бы не придумать что-нибудь новенькое?»

— Что-нибудь новенькое? Ты называешь гигантский проект торгового центра «чем-нибудь новеньким?» Ведь речь идет о миллионах и миллионах долларов… — И добавила: — Я правильно говорю?

Он самодовольно улыбнулся.

— Я уже договорился с банками о ссуде. И составил список торговых отделов, которые войдут в состав центра.

Я испуганно покачала головой:

— Это больше смахивает на прожектерство.

— Ничего не бойся, Баффи Энн. У меня уже разработан весь проект. Мы закончим строительство торгового центра самое позднее через год. Мы будем возводить его по тому же принципу, что и дома. Безостановочно, в несколько месяцев. Ты знаешь мой девиз…

У него было много девизов.

— «Ничем не рискуем, ничего не получаем»? — предложила я.

— Ой-ой-ой! С любовью мы способны на все…

— Ах ты! — Я сделала вид, что рассердилась. — Почему ты раньше ничего мне не сказал?

— Потому что хотел сделать тебе сюрприз. Подарок на день рождения…

— Но мой день рождения еще не наступил. Почему ты передумал и решил сообщить мне об этом сейчас?

— Я просто подумал, что трудновато будет запрятать в праздничном пироге торговый центр.

Я изобразила возмущение.

— Очень неудачная шутка!..

И тут мы улыбнулись друг другу и взялись за руки, все еще глядя сквозь ночной туман на статую.

Я хихикнула, и Тодд радостно произнес:

— Согласись, что тебе все-таки понравилась моя шутка.

— Нет. Нисколько. На самом деле я думала о том, как ты изменился. Несмотря на свое зубоскальство, ты стареешь.

Его брови взлетели.

— Разрешите спросить, что заставляет вас так думать? — спросил он галантно.

— Я вспомнила о нашем медовом месяце, о Париже, о фонтане на площади Святого Михаила с каменными дельфинами. Да, ты становишься старым и скучным.

Поколебавшись секунду, он проговорил:

— Ты говоришь черт знает что… — И вдруг он оказался в фонтане, обдав меня брызгами. — Иди сюда, — и он протянул ко мне руки. — Иди, любовь моя.

— Но мое платье, — запротестовала я, смеясь.

— Баффи Энн. Уж кто стареет — так это ты!

— Тогда в Париже на мне не было платья стоимостью три тысячи долларов.

И все же я решилась броситься в фонтан. Мои слезы смешались с волшебными брызгами, и Тодд крепок обнял меня, словно в его руках была сама жизнь.