Он побежал в гараж, где у него всегда, с тех пор как однажды была авария на трубопроводе, хранилась запасная канистра с бензином. Он сейчас войдет в дом, обольет все внутри, подождет и быстренько выскочит через заднюю дверь, главное — быстро выскочить.

Он прихватил топорик, которым колол дрова. Он проскочит через входную дверь за секунду, за полсекунды.


Он протащил канистру с топориком через забор, затем перелез сам. Это было нетрудно, он был в прекрасной форме. Он побежал по дорожке в сторону дома. Главное — быстрота! Туда — обратно. Очень быстро. Как в прежние дни. За несколько секунд он проломил дверь. Ничто его не остановит! Черт побери! Он — супермен! Он отбросил топорик и вбежал в прихожую. Он пробегал по комнатам, разливая жидкость и бросая зажженную спичку. Сначала гостиную, затем столовую, кухню, флигель. Он оглянулся назад. Ура! За ним тянулся огненный след. Старый дом загорелся моментально, вспыхнул как спичка. Он чувствовал жар у себя за спиной. Пора уходить! Он бросил спичку на остатки бензина, прежде чем увидел, что дверь, находившаяся перед ним заколочена!

Он вцепился в доски голыми руками, пытаясь отодрать их, а тем временем снаружи загоралось утреннее небо, почти так же ярко, как и дом, и цвет его из золотисто-синего становился розовато-оранжевым.

101

Возможная связь Гая Савареза с жестоким изнасилованием девочки была моментально забыта и вытеснена известием о его гибели. Гай Саварез пришел домой, увидел пожар и бросился к дому соседей, удостовериться, что никого не надо спасать, и погиб смертью героя. Ирония. Ирония и предположения. Предположения и фантазия. В умах обывателей фантазия частенько превращается в реальность.

Об уголовном деле забыли. Никто никогда не узнает всей правды. И даже если кто-нибудь и узнает ее, кому от этого польза? Только той девушке в больнице придется жить со своими воспоминаниями. Я убедила Тодда, что, поскольку теперь это уже не было связано с тем, чтобы кого-то прикрыть или откупиться, было бы честно хоть как-то компенсировать тот ущерб, который был причинен, чтобы студия хотя бы оплатила счета за лечение. Будет совершенно несправедливо — в случае, если виноват Гай, — если жертва и ее семья понесут как моральные, так и финансовые потери. Эти деньги не за молчание, а лишь частичная компенсация за то несчастье, что их постигло. Это только справедливо.


И вот наконец «Белая Лилия» отснята, предстоит только монтаж. Господи, неужели уже все? И фильм, и все то, что предшествовало съемкам? Может, для кого-то — да, но только не для меня, для меня это не кончится никогда.

Как всегда, после завершения съемок устраивался прием, а затем, после окончательного монтажа — а кто знает, сколько времени это займет, — будет первый просмотр. Затем перед премьерой, возможно, придется еще кое-что подмонтировать, потом премьера, которая обычно проводится как благотворительная акция, а потом картина выходит на свободу, на широкий экран. Но где и когда почувствую себя свободной я?

Было решено провести прием по случаю окончания съемок недели через три-четыре, отдавая дань памяти Гая Савареза, погибшего лишь несколько дней назад. А тем временем они уже приступили к монтажу картины.


Наконец наступил и черед Кэсси уезжать. Туда, где она, несомненно, будет счастлива со своим принцем и с их дочерью. Я расцеловалась с ней на прощание и расплакалась.

Она посмеялась надо мной.

— Я буду часто приезжать. Ведь Паоло-Альто совсем рядом. Я обязательно буду навещать маму, хотя знаю, что за ней и так будет обеспечен очень хороший уход.

На секунду ее глаза затуманились, и я подумала, что она вспоминает свой розовый замок, который когда-то так любила.

— Это был всего лишь дом, Кэсси, всего лишь дом.

Она весело улыбнулась мне.

— Вообще-то он никогда не был моим домом. Это был дом Дженни Эльманн, ее дом и ее прошлое. А теперь это прошлое ушло, сгорело вместе с домом, и ее прошлое и ее тайна. Может, это и к лучшему. — Она слегка покачала головой. — Но, как я уже сказала, я буду приезжать, чтобы навестить вас и маму в Блэкстоун-Мэнор.

— И никаких обид? — удивилась я.

И она, и Клео. Никаких обид.

— О чем может быть разговор? — упрекнула она меня. — Это все в прошлом. И если бы я питала какие-нибудь злые чувства, это было бы хуже для меня самой. А теперь в моей жизни нет места горечи. Нет больше места! — решительно сказала она, а потом добавила: — И знаешь, приезжай ко мне в гости. Или мы сможем встретиться в Сан-Франциско, это совсем недалеко от Паоло-Альто, ты же знаешь. Давай встретимся в гостинице Марка Хопкинса, в этой «Верхушке Марка». Мы поднимем бокалы за нас с тобой, потому что мы тоже идем к вершине! К вершине мира! Хорошо? Нет, подожди. Мы же не сможем быть там только вдвоем. Нам придется взять с собой и Тодда с Уином. Потому что Уин приехал, чтобы спасти меня, и потому что именно Тодд прислал его! Если бы не Тодд, кто знает, чем бы все это кончилось?..

Я помахала ей вслед и ринулась в ванную, потому что мне стало плохо. Прощание с Кэсси, упоминание о Сан-Франциско или последние ее слова «Если бы не Тодд, кто знает, чем бы все это кончилось?» — я и сама не знала, что именно вызвало у меня приступ тошноты.

И затем я поняла, что у меня задержка, я бросилась к календарю. Сейчас было начало января, а если я не беременна, то месячные должны были бы прийти на следующий день после Рождества — в тот день, когда погиб Гай, через четыре дня после того, как я попрощалась со своим возлюбленным последних четырех месяцев.

Я легла, мне действительно было плохо, и стала обдумывать свое положение — возможные выходы из него и перспективы — как это делали миллионы женщин до меня.

Первое, о чем я подумала, это аборт. Сейчас, когда срок всего недели две или три, внутри меня всего лишь крохотный червячок. Вырежи его, сказала я себе. Вырежи его и с ним вместе — все свои воспоминания о прошлом. Кому нужен этот червячок — плод чего? Любви? Нет, лишь обиды и желания отомстить и сделать больно.

Но у меня уже были в жизни два аборта, и я никогда не считала, что они решают проблемы. Нет, та девушка из Огайо верила в детей, верила в жизнь. Я верила только в любовь. И ведь я заслужила этого ребенка. Разве не так сейчас говорят? Надо любить себя, ты этого заслуживаешь. Я заслужила этого ребенка, за тех двоих, что потеряла. Как они там говорят в рекламных роликах: «Это стоит чуть дороже, но он этого стоит». Я не знала, действительно ли заслуживала его, стоило ли оно того, но я его хотела — я хотела этого ребенка.

И что бы там ни говорили, он или она зачат в любви. Ведь он любил меня, он всегда говорил, что любит меня, и я верила ему. И я по-своему любила его. Может, это и нельзя было назвать большой любовью, но разве от этого она становится менее ценной? Она была. Теперь это — часть меня самой, спряталась где-то в уголочке моего несчастного сердца и растет внутри меня в виде младенца.

Может, уже пора покончить с проклятым прошлым, как это сделала Кэсси? Покончить со всем этим, с моей первой большой любовью, превратившейся в пыль и пепел. Почему я еще держусь за нее? Может, уже пора забрать детей и того ребенка, который во мне, и отправиться к человеку, который клялся, что будет любить и заботиться о всех нас, так же, как когда-то клялся Тодд, правда это оказалось ложной клятвой.

Если я этого не сделаю, если я не сделаю аборта, я могу сделать только одно: предъявить этого ребенка человеку, который знает, что не может быть его отцом. Последнее наказание. Измена за измену. Накажи измену ребенком, которого ему придется принять, если он хочет сохранить наш брак.

Несчастный младенец. Орудие мести. Зачатый в любви и рожденный в ненависти? Нет, не ненависти. Тодд не такой, он никогда не станет вымещать на невинном ребенке свою боль, свое разочарование и свою злость. Что бы ни происходило у него в душе, он будет относиться к этому ребенку как к своему.

А станет ли он любить его? Это будет нелегко. И какое я имею право так поступать с ребенком? С любым ребенком? Лишать его отцовской любви?

Я все время пыталась принять какое-нибудь решение, но не знала, что мне делать. И вот уже три, четыре дня я лежу в кровати, и никто не может понять, что со мной. Приходят дети и пытаются развеселить меня: Микки принес мороженого; Меган, чтобы сделать мне сюрприз, испекла свой первый в жизни торт; Мэтти показал мне свою картинку, которую нарисовал в школе: вся наша семья, где все улыбались; а Митчел привел своего друга Хайана, чтобы тот поздоровался со мной.

Каждый день Тодд с мрачным видом, не глядя мне в глаза, справлялся, не может ли чем-нибудь помочь. И каждый раз мне хотелось крикнуть: «Да! Стань волшебником и заставь исчезнуть все то, что случилось с нами, ту беду, что произошла у нас, которая разрушила наш мир, тот мир, который мы представляли себе». Но я знала, что это невозможно, потому что для меня он потерял свою волшебную силу.

Приходила Ли, приносила мне куриный бульон и рисовый пудинг и смотрела на меня своими проницательными глазами, ничего не говоря, пока мне не стало стыдно, что она поднимается по лестнице и тратит на меня силы, и я решила, что пора вставать с кровати. В ней решения проблемы не было.

102

Я слонялась по дому, не зная, куда себя дать. Нет, все-таки кое-что я могу сделать, решила я наконец. Я могу пойти к доктору и получить подтверждение того, что подозреваю.

Доктор Харви осмотрел меня, затем у меня взяли анализы — как они сказали, чтобы быть окончательно уверенными. Мне сказали, что мне позвонят и сообщат о результатах. Но доктор Харви мне так тепло улыбался, что я поняла: он также уверен в результатах, как и я. И я почувствовала, что он рад за меня, вспоминая мою последнюю беременность.