Или, возможно, наш волшебник в последнюю минуту придумает опять какое-нибудь чудо. Верила ли я в это? Могла ли поверить? Наверное, мне придется поверить, у меня не было другого выхода.

96

Студия организовала пресс-конференцию прямо в больнице. Сюзанна была в потрясающем пеньюаре, доставленном из костюмерной студии, рыжие волосы причесаны так же, как и тогда, когда она позировала для фирмы Диреля. Она весьма ярко сделала свое сообщение, и телевидение и газеты выжали из этого все, что только можно. Они сделали ее одной из ведущих новостей дня. Разумеется, не новостью номер один, однако она здорово их вдохновила. Это было одно из тех событий, которые так нравятся читающей публике. И самое поразительное было то, что она говорила совершенно искренне, и это было видно. Она действовала как личность!

И она настояла на том, чтобы приступить к работе в день выписки из больницы, вернее, на следующий день.

Когда этот день наступил, я позвонила и предложила отвезти ее домой из больницы, поскольку Бен так и не появился. Я решила, что должна это сделать. И это немного отвлекло бы меня от тревожных мыслей, которые не покидали меня все эти дни. Гэвин, его отъезд, его требования. А также Бен с его угрозой. Однако Сюзанна отказалась от моего предложения. Она сказала, что за ней пришлют машину со студии.


Она чувствовала себя прекрасно. Это был один из дней, когда вовсю сияло солнце, и не было ни малейшего намека на обычный смог. Один из дней, когда, если найти подходящую точку, можно видеть весь город, как на ладони, горы на фоне ослепительного синего неба, вдалеке виден даже Тихий океан. Завтра она начнет работать. А сегодня она едет домой, в дом, где нет Бена. Она не видела его, не получала от него никаких известий, она надеялась, что больше никогда в жизни не увидит и не услышит его. И Тодд говорил ей, чтобы она не беспокоилась из-за намерения Бена забрать студию. По крайней мере здесь она нашла настоящего победителя, хотя и не сумела во время понять, когда надо бежать без оглядки.

Как только она окажется дома — в доме без Бена и его револьвера, — то тут же пригласит дизайнеров. Она все изменит в этом доме. Она переделает там все от пола до потолка, от стены до стены, пока в нем не останется ничего, что бы напоминало о том месте, где жили Бен и прежняя Сюзанна.

— Ну, до завтра, Гарри, — сказала она шоферу, который заедет за ней на следующий день, чтобы отвезти на работу, и прошла в дверь.

Вся прихожая была завалена ее вещами — здесь было чемоданов сорок. Она бросила взгляд на горничную, нервно мявшуюся посреди этого беспорядка.

— Это мистер Гардения, мадам, он велел упаковать все ваши вещи.

— Он здесь?

— Да, мадам. Там наверху, в спальне.

Она внушила себе, что ей нечего бояться. По крайней мере эти вещи, все эти упакованные чемоданы означали, что он не собирается удерживать ее. Они означали, что он не оставляет ей этот дом. Было глупо даже предполагать, что он позволит ей оставить его себе. И зачем он ей нужен? У нее будет новая жизнь и собственный дом. Ей вообще не стоило сюда приезжать. Ей надо было ехать в гостиницу. В тот домик при отеле «Беверли-Хиллз», где она когда-то была счастлива. Может вообще не стоит подниматься, просто взять и повернуться и никогда в жизни его больше не видеть? Зачем ей с ним встречаться? Она его ненавидит и боится, он вызывает у нее смертельный страх. Да, это так, даже сейчас, когда она знает, что он уже не желает ее, не будет удерживать. Но как можно не бояться Бена Гардении и его револьвера? Она могла бы догадаться, что он будет здесь. Может поэтому она и вернулась сюда? Потому что подсознательно знала, что ей необходимо встретиться с ним, показать ему, что она уже другая, что не боится его, что полна возродившегося в ней мужества? Разве не именно для этого и нужно мужество? Для того, чтобы делать то, чего боишься больше всего на свете?

Она отворила дверь. Бен в черном костюме сидел за столиком старинной работы под изображением Мадонны. Видимо, он совсем недавно вернулся из Нью-Йорка. В Лас-Вегасе или Калифорнии он никогда не носил черный костюм. Услышав, как отворилась, а затем закрылась дверь, он поднял глаза. Он улыбнулся ей своей спокойной тихой улыбкой. Он говорил очень тихо. Он никогда не повышал голоса. Это было не в его духе. Он был спокоен и смертельно опасен.

— Добро пожаловать, — сказал он. — Или лучше сказать: «Здравствуй и прощай»? Если бы ты позвонила, то я бы прислал тебе твои вещи. Бен Гардения не держит то, что ему не нужно и что ему больше не требуется. Ты же знаешь это, Сюзанна.

Она прошла к кровати и села, поскольку почувствовала, как одеревенели ноги. Она совершила ошибку. Причем серьезную. Она могла заставить себя встретиться с ним лицом к лицу, призвав к себе на помощь всю свою волю, но ее тело еще недостаточно окрепло для этого. Она была еще слишком слаба. Возможно у нее хватило бы сил, чтобы несколько часов стоять перед камерами, но она была еще не настолько здорова, чтобы выдержать эту встречу.

— Зачем ты приехала, Сюзанна? — спросил он. — Ведь ты не могла не догадываться, что больше мне не нужна? Я так же сильно сомневаюсь, что тебе хочется здесь остаться. Разве не так? — Он засмеялся своим тихим, но вызывающим ужас смешком. Он поднялся со стула и медленно подошел к ней. Он собирается убить ее! Может, поэтому она и вернулась? Потому что желает смерти? Потому что заслуживает смерти? — Ты меня ненавидишь. Я это знаю. — Он подходил ближе и ближе. — Каждый раз, когда я овладевал твоим драгоценным телом, тебя охватывал страх, даже ужас, разве не так? Так зачем ты здесь? — Ближе и ближе… — Я было подумал, что ты будешь счастлива никогда в жизни не переступать порог этого дома. Может, ты приехала, чтобы получить наказание? Может, из-за этого? — Он засмеялся. — Нет, вряд ли. Дай-ка подумать. Ага! Ты, наверное, решила, что именно я уеду отсюда? Ну конечно же! Потому что даже сейчас, когда ты стала уродом, ты по-прежнему остаешься жадной сучкой. Разве нет? Неужели ты действительно решила, что я уберусь отсюда и оставлю тебе свой дом? Разве ты не знаешь, что я никогда ничего своего никому не отдаю? Почему это я должен оставить этот дом тебе с твоим обезображенным мерзким телом под этими шелками? — Он продолжал улыбаться. — Разве ты не знаешь, что Бен Гардения не покупает дохлых лошадей? — Она отодвинулась на кровати подальше от него, к самой подушке. Он засмеялся. — Можешь меня не бояться. Я не собираюсь прикасаться к тебе. Зачем мне касаться тебя урода без сисек?

Она почувствовала, как у нее кровь приливает к голове.

— Я не боюсь тебя! — выкрикнула она. — Ты — ничтожество! Ты — хуже, чем ничтожество! Ты — змея! Ты — кусок дерьма! Ты — мерзавец!

Он поднял руку, затем опустил ее.

— Твой приятель не станет считать меня ничтожеством, когда я заберу у него эту вонючую студию, а?

Теперь засмеялась она.

— У тебя ничего не выйдет. Неужели ты считаешь, что Тодд Кинг позволит такому подонку, как ты, отобрать свою студию? Тебе его не переиграть. Он давно уже тебя вычислил. Ты у него под колпаком! Он уже давно все предусмотрел, ты — мерзкая гадина!

Улыбка исчезла с его лица, глаза сузились. Он и вправду собирался убить ее. Но нет, улыбка опять появилась на его лице.

— Твой парень действительно решил, что я у него под колпаком? Ну что ж, пусть тогда поостережется. Еще никому не удавалось одержать верх надо мной. Если я не получу студию, то он получит вот это. — Он сунул себе в рот ноготь большого пальца и с силой выдернул его. — Он умрет как гаденыш!

И кровь, стучавшая у нее в висках, заледенела. Она сунула руку под подушку, там… Она выхватила из-под нее темно-синий блестящий револьвер, так часто внушавший ей ужас. Бен даже не успел взглянуть на нее удивленными глазами — как это бывает в кино, — прежде чем рухнуть на богатый восточный ковер, лишь слегка испачкав его своей кровью.

Но она была совершенно спокойна, когда сняла трубку и, набрав номер студии, попросила к телефону Тодда.

— Я только что убила Бена и собираюсь позвать полицию. Возможно, мне и не понадобится, но, на всякий случай, пришли, пожалуйста, своих адвокатов, прежде чем я устрою свой самый лучший в жизни спектакль.

На следующий день Сюзанна не приступила к работе на студии. Это было невозможно для безутешной вдовы, только что случайно убившей своего мужа, пытавшегося вырвать из ее рук револьвер, револьвер, который она вынула из-под подушки, когда хотела приготовить постель. Бену показалось, что она хочет застрелиться, из-за того, что чувствовала себя угнетенной после тяжелой операции — ампутации груди.

Самое ужасное в этой трагедии было то, что она меньше всего думала о случившемся. Наоборот, она мечтала о том, как снова начнет работать, она была уверена, что сможет победить болезнь.

А что касается револьвера, то он всегда находился под подушкой ее мужа. Бен Гардения всегда держал его там, чтобы иметь возможность защищать ее. Будучи преданным мужем, он всегда тревожился, вдруг что-либо случится с такой знаменитой кинозвездой.

Однако через пять дней она приступила к съемкам, которые и стали испытанием для ее мужества и воли. «Бен бы мечтал об этом». Да, этой женщине не занимать силы духа…

Было проведено следствие, однако и его результаты ни у кого не вызвали сомнений.

97

Я взглянула на календарь: уже приближалось Рождество, а с ним и отъезд Гэвина. Он действительно уезжал, и насовсем. Я пыталась внушить себе, что этого все-таки не произойдет. И еще я внушила себе, что не может быть и речи о том, чтобы мне с ним поехать. Я не могла так поступить со своими детьми. И кроме того — что скажет Ли?

Как быстро бежит время! И почему окончание этой связи, начавшейся лишь в сентябре, приносит такую боль? Не значит ли это, что другая боль моей души становится слабее? Или, может, становится для меня менее важной? Я и сама не знала. Я чувствовала, что происходящее вокруг меня совершенно меня оглушило.