И тут я не выдержала и разрыдалась. Я не хотела плакать перед ним, но ничего не могла поделать. Я просто не могла остановить поток слез. Он сел на ступеньки рядом со мной, но не касался меня.

— Она хочет видеть нас, хочет, чтобы мы навестили ее завтра.

— Нет! Я не пойду. Я не могу! Никуда не пойду! Я не обязана! Что ты хочешь от меня? — Мне хотелось заорать в полный голос, но я не могла. Я бы разбудила детей и Ли, если бы закричала. Вместо этого я яростно зашептала: — Разве вы оба причинили мне мало горя?

Он схватил меня за плечи.

— Она даже не знает, в чем ты ее подозреваешь. Клянусь тебе! Ради Бога, поверь, она ничего не знает! И, возможно, она умирает.

Не говори так!

Я стряхнула его руки.

— Так легко не умирают. Даже если и хотят этого. Уж я-то знаю! Ты прозябаешь в страданиях всю свою жизнь. Не беспокойся. Твоя Сюзанна не умрет. Это не тот случай. Она прекрасно выживет. В конце концов она всегда выходит победительницей!

Разве это так?

Наверное, я все-таки повысила голос, потому что в коридоре появилась Ли посмотреть, что происходит. Ее смуглое лицо было бледным, старый красный халат казался еще более старым. Ее вид только сильнее разозлил меня.

— Идите ложитесь, Ли! — рявкнула я.

Еще и ее здесь не хватало.

Все-таки я пошла с Тоддом в больницу. Я не могла поверить, что Сюзанна не знала, что предала меня с моим мужем, однако не хотела, чтобы она поняла, что я знаю об этом. Так я сказала самой себе.

Посещение этой больницы было для меня самым тяжелым испытанием за всю жизнь, меня раздирали совершенно противоположные чувства: неприязнь и, как ни странно, да, жалость, жалость и сочувствие.

Выглядела она неважно, но тем не менее улыбалась.

Тодд бросился к ней и неловко обнял, стараясь не задеть толстую повязку, пока я стояла и смотрела на них. Затем он с тревогой посмотрел на меня, как будто то, что он обнимает Сюзанну, может оскорбить меня.

— А где Бен? — спросил он. — Разве его здесь нет?

— Бен в Нью-Йорке. Вот именно в связи с этим я и хочу тебе кое-что сказать. Он разрабатывает какую-то махинацию, чтобы отобрать у тебя студию.

— Не беспокойся, Сюзанна, лично меня это не беспокоит, — весело сказал Тодд.

Слова сильного, уверенного в себе, спокойного героя.

— Баффи? — Она протянула мне руку, и мне не оставалось ничего другого, как взять ее и крепко сжать.

— А Бен знает об этом? — наконец заговорила и я. — Ведь, наверное, для него это должно быть важнее, чем какие-то там махинации в Нью-Йорке.

— Нет. Он не знает. Но узнает. Надеюсь, что вычитает про это в бульварных газетенках.

— Что-то я не понимаю? — удивилась я.

— Это еще одна вещь, о которой я хотела поговорить.

— Разве тебе можно много разговаривать? — спросила я. — Разве тебе не положено отдыхать.

— Да. Я отдохну. Потом, когда сделаю все, что надо.

Я почувствовала беспокойство, особенно после этих слов. Может, она думает, что умирает? Неужели она умрет? И, может, она хочет рассказать о своей измене — своей и Тодда? Может, она хочет попросить прощения? Может, именно поэтому пожелала видеть нас? Нет, ничего подобного я не желаю и слышать! Я не хочу слушать никаких предсмертных признаний. И не собираюсь никому отпускать грехи.

И к тому же я не хотела, чтобы Сюзанна умирала!

Господи, Сюзанна, только не говори ничего! Молчи, Сюзанна! Закрой свой проклятый рот!

Я в отчаянии уже было подумала, что мне лучше выбежать из комнаты, но вместо этого проговорила:

— Полагаю, тебе сейчас необходим отдых. Ты можешь обо всем рассказать попозже.

Почему Тодд не заставит ее молчать, не заставит ее отдохнуть.

— Нет. Я хочу сейчас. Я должна все рассказать сейчас. Я хочу сделать одну вещь и хочу получить ваше разрешение. Когда Бен обо всем этом узнает, он меня больше не захочет. — Я начала было протестовать, но Тодд положил мне ладонь на руку, чтобы я ей не мешала. — Нет. Ты не понимаешь. Я не хочу, чтобы он хотел меня. — Мне показалось, что мы с Тоддом оба поняли, что она пытается сказать. — Вначале я только об этом и думала. Я хотела, чтобы у меня отрезали грудь, так бы я смогла освободиться от Бена. А затем вчера я весь день думала о том, что со мной произошло, я оплакивала свое уродство. Но совсем недолго. Потом я поняла, что оплакиваю всю свою жизнь, все, что со мной было. А она все еще в опасности, то есть я хочу сказать, что ампутация не всегда останавливает процесс… — Она запнулась, но все равно улыбалась. Улыбалась! — И я собираюсь бороться! Я буду делать все, что необходимо, я пойду на любое лечение и любые процедуры. Черт подери! Я буду бороться, и я выиграю эту борьбу! И я не шучу!

Тодд сел к ней на кровать, хотя это и не полагалось, и неловко обнял ее. А я стояла рядом, стараясь не расплакаться, стараясь не пугаться, не вникать в ее слова.

Было видно, что она очень устала, слишком устала, чтобы разговаривать, подумала я.

— Мы, пожалуй, уже пойдем, а ты отдыхай. Тебе обязательно надо отдохнуть, ты слышишь, Сюзанна!

— Нет, нет. Я еще не закончила. — Она закрыла на секунду глаза, затем продолжила: — Но на сей раз я хочу, чтобы моя жизнь хоть что-то значила. Если только у меня будет еще один шанс. Ей-богу! Жизнь моя была такой неудачной, я ничего не смогла, ничего не сделала. Мне так жаль Бо. Он мне всегда нравился, несмотря ни на что. Я даже не смогла попасть… — Она покачала головой. — Тодд, если ты не бросишь работу над картиной, то мне бы хотелось вернуться и продолжать работу. — Он хотел что-то сказать, но она опять покачала головой, и он дал ей закончить. — Недели через три меня выпишут, и я хочу вернуться и работать, если вы еще снимаете, если ты хочешь, чтобы я снималась…

— Ну конечно же хочу! И обязательно будет картина — картина, которую мы закончим. Так или иначе.

— Замечательно. Но вот, что я хочу сделать в первую очередь. Я здесь под вымышленным именем, как вы знаете. И они тоже стараются сохранить в тайне мое пребывание. Я знаю, как будет трудно сохранить образ блестящей кинозвезды, к которому все привыкли, если станет известно о том, что случилось. С одной стороны, я не хочу, чтобы об этом узнали. Но думаю, мне стоит сказать об этом. Я хочу, чтобы моя жизнь имела какой-то смысл. Я хочу сказать всему миру, что Сюзанна, известная кинозвезда, перенесла ампутацию грудной железы, но продолжает оставаться звездой. Что эта операция еще не значит, что ты перестаешь быть женщиной, ты еще остаешься сильной и красивой и способна ловить, и у тебя еще может быть счастливая жизнь, если за это бороться. Если у тебя хватает мужества, то ты можешь все на свете.

Я знаю, что вы оба сделали большую ставку на эту картину, и вам не надо беспокоиться. И если вы мне скажете, что я не могу в ней участвовать, поскольку порчу образ кинозвезды, то я откажусь от этого. Вы — самые лучшие люди на свете, и я не всегда была достойна вашей любви и дружбы, но надеюсь, что вы не будете возражать, чтобы я таким образом постаралась хоть как-то сравняться с вами.

Она закрыла глаза, совершенно измученная, и я выскочила из комнаты. Я больше не могла выносить это. Но я и не сомневалась в том, что ей скажет Тодд. Что может сказать в такой ситуации герой героине?

И здесь я поняла, что сама вошла в следующую фазу. Потихоньку они все подталкивали меня к тому, чтобы у меня не оставалось другого выбора, как поддерживать «Белую Лилию». Все эти чужие для меня люди — Поппи, Сюзанна и Тодд — делали это против моей воли. И даже Бен подталкивал меня. Как я могла быть на стороне такого человека, как Бен, и позволить ему одержать верх над отцом моих детей?

Перед тем как поехать на студию, Тодд завез меня домой. Выходя из машины, я сказала:

— Поппи предупреждала тебя насчет Бена, а теперь и Сюзанна совершенно определенно говорит, что у него есть план отобрать у тебя студию.

Он спокойно посмотрел на меня.

— Я знаю о его планах. Неужели ты действительно считаешь, что я не слежу за его действиями? Стоит нам только взять кредит в каком-либо банке — даже в том, который находится вне сферы его влияния — он начинает выкупать наши счета, один за другим. И как только он с этим покончит, он не даст нам вернуть ни цента и предъявит к оплате сразу все счета. Они все оплачиваются по первому требованию.

Я ахнула. Я знала, что Тодд не сможет найти таких денег, даже если учесть стоимость дома, фильмотеки компании, все мои драгоценности до последнего бриллианта. Да, по всей вероятности, Бен Гардения решил действительно покончить с «Кинг Студио». Что касается студии, то здесь все было ясно.

— Зачем же тебе тогда возиться с этой картиной, заканчивать ее? — Для Сюзанны? Или потому, что герои прежних времен никогда не сдаются?

Он широко улыбнулся. Однако это не было прежней улыбкой Тодда Кинга. В ней не хватало задора.

— У меня имеются в запасе кое-какие козыри…

— Да? — Я не могла поверить этому. Неужели опять?

— Хайни. Хайни Мюллер. У него больше денег, чем у любого банка, больше, чем Бен видел в своей жизни. И он на моей стороне. Понимаешь, он действительно мой друг, и он верит мне.

И с торжествующим видом он отъехал.

И тут только до меня дошло. Черт бы побрал тебя! Черт бы побрал тебя, Тодд Кинг! Разве ты не знаешь, на что способен человек вроде Бена Гардении, когда проигрывает? Что он делает, когда не может одержать верх законным способом? Ты не смотрел разве старые фильмы? Ради Бога, Тодд. Они просто разделываются со своими противниками? Они запихивают их в мешки с бетонными блоками и бросают в Тихий океан. Или же перерезают им горло где-нибудь в гостиничном номере. Или же те спокойно садятся в свою машину, включают зажигание, и та взлетает на воздух!