– Так я и не против. В ответ могу сообщить только то, что я тоже имею одновременно несколько сюжетов. Ты из них самый новый, но не самый молодой и не самый яркий.

– А зачем ты мне это говоришь? – напрягся он.

– Чтобы ты не нервничал, что я болезненно отнесусь к твоим артисткам.

– Лен, все твои прежние способы управления представителями моего пола здесь не пройдут…

– А зачем управлять тем, с кем интересно иногда поболтать и оказаться в постели? Если ему тоже иногда это интересно, то как-нибудь сговоримся, – фыркнула она.

Он отвернулся к окну. Елена всегда изумлялась, насколько беззащитными оказывались мужики, когда с ними начинали играть по их правилам.

– Сердце болит – вчера перепил, – пожаловался Зябликов.

– Ну ты уж как-то того… Держись в рамках. Меня все-таки интересует твое тело, хотелось бы, чтоб с ним обращались побережней, – весело ответила она, не принимая предложенной роли: «Ах ты, бедненький! Может быть, тебя показать кардиологу?…»

– А все началось после той встречи, когда я допил бутылку, – гнул он свою линию.

– Слушай, ты уже проиграл эту шахматную партию. Ты уже второй раз говоришь, что тебе было плохо после той встречи. Что ты решил замерить свое «плохо» в количестве коньяка. Я услышала. Я откликнулась. Но потом ты начал крутить у меня перед носом девочкой, и это обессмыслило твое «плохо» в размере бутылки коньяка…

– Птица-говорун отличается умом и сообразительностью, – сказал Зябликов зло. – Особенно когда молчит…

До ее дома больше не выясняли отношений, а болтали о незначащей ерунде. Потом вполне страстно поцеловались и вполне бесстрастно сказали друг другу «пока».

Лиды не было. Сил тоже. Елена распечатала адреса, собранные Катей для Лидиного трудоустройства, и положила ей на стол. Поняла, что промерзла с этими перемещениями вокруг Зябликова. Почувствовала себя кем-то вроде пожилой англичанки, в затерянном домике посреди заснеженного леса. Плотно закрыла шторами окна, придвинула обогреватель, завернулась в клетчатый плед. Заварила чай с травами, включила телевизор, досмотрела его до конца и заснула, стараясь ни о чем не думать.


…Разбудил звонок Зябликова:

– Здравствуй, моя шоколадная!

– Здравствуй! – Это было как продолжение теплого радостного сна.

– Очнулась?

– Почти.

– Твои творческие планы? – В этот момент Елена услышала женский голос, кричащий в трубке: «Помоги, у меня тут горячий кран не крутится!»

Голос, по всем приметам, принадлежал молодой артистке Мягкой. Елена сначала почувствовала легкий пинок в солнечное сплетение, а потом уже сообразила про принадлежность голоса.

– Извини, тут горничная зашла, чего-то от меня хочет, – сказал Зябликов, не подумав о качестве слышимости.

«Ну? – насмешливо спросила Елена саму себя. – Ты хотела романа и человеческих отношений? Плиз! Ты же знала, что с неудачниками дерьмо всегда входит в путевку… Итак, быстро поменяли сценарий, завинтили все краны, перекрыли все ходы и заморозили все двери! С этой секунды мы возвращаемся к прежней жизненной стратегии…»

– Я тут, – появился Зябликов у трубки, не подозревая, что там его ожидает уже совершенно другая собеседница. – Так что ты сегодня делаешь?

– Как обычно: дочь, работа, досуг…

– В какой раздел я вписываюсь удачней?

– Сегодня ни в какой.

– А вчера?

– А вчера в раздел «работа» как владелец моей записной книжки; и в раздел «досуг» как владелец некоторого трудоспособного органа, – весело сообщила Елена.

– А разве у нас нет отношений? – растерялся Зябликов.

– Это и есть отношения. И поверь, они ничуть не хуже, чем отношения с девочкой, которая сейчас в твоей ванной, просто – другие…

Зябликов сделал внушительную паузу.

– Чем больше пауза, тем больше актер? Я на самом деле не поняла одного: почему ты не хотел, чтобы я осталась у тебя тогда, а «мягкую Офелию» оставил с легкостью? Почему? Удовлетвори, пожалуйста, мой этнографический интерес.

– А хрен его знает, – ответил Зябликов. – Да я вчера так принял, что слона мог в постель притащить. Можно сказать, блевал дальше, чем видел. А тебя не оставил, чтобы утром не чувствовать себя двоечником, сдающим экзамены. Даже не помню, зачем я ее сюда… Лоскутная память алкоголика.

– Зябликов, твои физические возможности не таковы, чтобы приходовать двух женщин в сутки. Так что не изображай при мне – которая «в материале» – самца-террориста. В лучшем случае девочка слушала твои бредни про съемку Гамлета, в худшем – вытирала и мыла за тобой. – Елена решила не экономить на проницательности. – Понятно, что и то, и другое для нее совершенно одинаковая работа для того, чтобы сняться у тебя, хотя бы в эпизоде; но при этом из вас двоих ни одного не жалко…

– Себя, наверное, жалко, – попробовал ужалить Зябликов.

– А мне-то что? Ты у меня в списке из пяти аналогичных. Мне в принципе все равно, с кем из вас ужинать, болтать и заниматься сексом.

– Интересно с тобой общаться… – Он явно не знал, что ответить. – Сначала вроде искра пробежала, что-то внутри зазвенело, а потом… ты из человека превратилась в запертый холодильник. И все только из-за того, что девчонка годится тебе в дочери?

– Видимо, ты считаешь, что, если бы тетенька в ванной была моего возраста, я бы закричала: «Зябликов! Ес! Как я рада за нас с тобой! С этого мгновения начинаем новый радостный этап наших отношений!»

– Ладно, мне пора, – сказал он торопливо: то ли девица вышла из ванной, то ли понимал, что больше не выдержит беседы в такой стилистике. – Хочу тебе напомнить, Лена, что даже у женщин мудрость не всегда приходит вместе со старостью. Иногда старость приходит одна…

И бросил трубку. Она засмеялась этому «сама дура». И чего засмеялась? Выиграла ход и проиграла партию. Проиграла, профукала возможность какое-то время быть влюбленной, не видеть того, что вопиет и бросается в глаза. Встала, умылась. Девчонка-артистка почему-то не шла из головы…

Конечно, врала себе, что поставила его в один ряд с Патроновым, Герой и Муркиным. Почему не причислила Никиту?.. Вдруг поняла, что Никита страшно похож на Зябликова лет через 15, если отвяжется от жены, начнет пить и отпустит бороду. Тот же поэтический размер гренадера со светлыми волосами и глазами, с душой нараспашку, честным надрывом и детской безответственностью. Как она этого сразу не увидела? Стало смешно… «Надо пойти к Патронову, отвлечься», – подумала она.

Позвонила Лиде:

– Привет! Как там бабушкин пирог?

– Ой, блин, забыла. Сегодня заеду. Честное пионерское.

– А ты где? – осторожно спросила Елена.

– В России, – нагло ответила дочь. – А ты?

– Я вроде до полудня тоже, а там посмотрим, – разозлилась Елена и повесила трубку.

Однако Лида оказалась в хорошей психологической форме и не перезвонила.

На работе было уже шумно и людно. Катя как-то настороженно посмотрела на нее:

– Дура, что ли? Уже полгазеты знает, что ты вчера какого-то киноартиста с кем-то застукала в Танькиной кофте.

– Не артиста, а кинорежиссера, – уточнила Елена.

– Нам, татарам, одна хрен! Что случилось-то?

– Да ничего такого. Девчонкой молоденькой перед моим носом мотает, думает, что от этого круче выглядит.

– Ну приведи ему мальчишку, пусть заткнется, – предположила Катя.

– Надоело в теннис играть. Думала, влюбилась, а теперь просто мутит, как будто перепила… – призналась Елена. – И знаешь, что самое обидное? Не по таланту пьет, не по таланту хамит.

– А ведь зацепил, коханая моя, вижу, что зацепил… – заметила Катя.

– Ничего, схожу сегодня к психоаналитику, расцеплю!

– Чего ж он так неосторожно?

– Да потому что пофигист, не привык хорониться. Привык, что все ему всё прощают и в рот смотрят. Знаешь, Кать, в Книгу рекордов Гиннесса попал зоотехник, который должен был дать слабительное слону, разделив на четыре порции, а из-за лени дал сразу. Так вот, он погиб, будучи заваленным слоновьим говном. Вот так и мои чувства к Зябликову…

– Переживаешь…

– Есть немножко. Но теперь, как только вижу, что цена отношений с мужиком резко взлетает, я как-то сразу думаю: зачем мне такая дорогая вещь, лучше несколько аналогичных подешевле.

– Лен, а может, ты мужиков слишком мочишь? На Караванове руку набила, теперь она сама на курок нажимает? Китайцы говорят: можно завоевать империю на коне, но нельзя управлять ею с коня. Ты же, как афганец, столько воевала, что уже неспособна к мирной жизни?

– Не знаю… – На секунду ей показалось, что Катя попала в нерв. – Но если я озверела от войн с ними, то пусть теперь сами и платят.

– Оно, конечно, да… только ведь это дело адресное… Озверела от одних, а платят – другие.

– Так пусть сами внутри себя и разбираются, – раздраженно предложила Елена. – Ладно, какие там у нас новости?

– Самая приятная – это то, что Абрамович спас чукчей от пьянства – велел зарплату платить только на пластиковые карточки. Раньше на вертолете к чуму прилетали, ящики водки левой привозили. А теперь раз в неделю отовариваются в магазине по карточке, всей семьей едут. А при жене ящик водки не возьмешь.

– Умно… – зевнула Елена.

Работать совсем не хотелось и не моглось. Никиты не было в «аське». Можно было позвонить Караванову, но не про что. И вообще он стал какой-то далекий, зыбкий, акварельный… Короче, дальний родственник, коорого считаешь близким человеком, но с легкостью видишь раз в год.


Позвонила Карцевой, уговорила ее встретиться вечером. Появилась Олечка, попросила зайти к главному.

– Елена, как там с нашей национальной темой? – торопливо спросил главный. Стало ясно, что звал не за этим.

– Движется… – уклончиво ответила Елена, хотя на самом деле не то что не двигалось, даже не думалось в эту сторону.

– В целом не горит. Горит другое. Как вы знаете, американцы решили создать в Киргизии авиабазу для войны с Афганистаном. Нужен бойкий материал оттуда. Как? – пытливо заглянул он ей в глаза.