— С гордо поднятой головой я, наверное, не смогу, — негромко ответила Алла, — я просто попытаюсь больше ни от кого не зависеть.

И Алла попыталась. Но Юля оказалась не совсем права, сказав, что трудно только первый день. Трудности и сложности, будто снежный ком, накапливались и возрастали день ото дня. Макс с каждым днём мрачнел, его настроение портилось, он становился желчен, раздражителен и груб. А Алле приходилось очень много времени решать совместно рабочие проблемы — в конце года их накопилось предостаточно. Каждый раз Алла заходила в кабинет Макса с замирающим сердцем. Пытаясь вести себя спокойно под его мрачным уничтожающим взглядом. Он говорил с ней сухо, отрывисто — это и беседой нельзя было назвать — не допускающие возражения команды и жёсткие ЦУ. Алла волновалась и очень боялась сделать какую-нибудь ошибку в документах. Но именно потому, что боялась — ошибки делала. Макс, в очередной раз, заметив неточность, тяжёлым взглядом буравил Аллу и холодно вопрошал:

— Что с вами, Алла Антоновна? Будьте добры исправить и в следующий раз быть внимательнее!

Алла вылетала их его кабинета побледневшая, но с чувством маленькой победы. Макс не повышал на неё голоса, как бы ему этого ни хотелось. Как он разговаривал в подобных случаях с другими подчиненными, Алла прекрасно знала! Но с ней-то Макс заставляет себя быть корректным и держать свои эмоции под контролем. Может быть, он всё же чувствует себя перед ней виноватым? Отчего такое невиданное снисхождение?

Зато другим снисхождение Максима Андреевича только снилось. Офис тихо возмущался тем, сколько теперь шеф требует работы и результатов. Вместо того, чтобы отбыть куда подальше в свадебное путешествие и дать подчинённым спокойно провести новогодние праздники, Макс словно с цепи сорвался. Его личные проблемы никого не интересуют, но надо же дать людям отдохнуть! Нет, куда там! Уже в середине декабря шеф велел секретарю напечатать распорядок работы в предпраздничные дни и оповестить сотрудников. Народ тихо взвыл.

Второго января всем велено выйти на работу и не вспоминать про обещанные каникулы до Рождества. И 31 декабря придётся работать. Шеф всех сурово предупредил, чтобы до обеда не было никаких пьянок. Легко сказать, коллектив в основном состоит из молодых, энергичных и жизнерадостных сотрудников, и на фирме всегда отмечались все праздники — скромно или шумно, но непременно весело. А что за радость веселиться, когда всем нужно торопиться по домам — к своим семьям и друзьям — успевать расслабляться и праздновать, пока разъярённый шеф снова всех не засадит за работу!

Алла слышала бесконечные возмущенные реплики коллег. Пару раз на неё оглянулись, а потом перестали стесняться. Кроме того, отношение к ней в целом переменилось. Она теперь стала их соратницей и единомышленницей, несправедливо страдающей от отвратительного характера Максима Андреевича. Наверняка за её спиной судачили о разрыве, но Алла была благодарна сослуживцам за то, что никто её ни о чём не спрашивал. Алла увидела вокруг себя множество хороших людей — порядочных, честных, благородных — хороших товарищей, с которыми не успела как следует сдружиться из-за того, что, стала подружкой грозного шефа. Теперь она стала «своим» человеком и ей очень помогала помощь и поддержка ребят и девчонок.

Сосед по комнате Серёжка Дёмченко моментально брался вводить исправления в компьютер, когда Алла возвращалась от Макса с почёрканными его рукой документами, хотя у него и своей работы было много.

— Спасибо, Серёжа, — искренне благодарила его Алла, — он мне тут столько начеркал — работы до позднего вечера.

— Может, вместе справимся быстрее, — отвечал Сергей, — только обещай, что составишь мне компанию за обедом!

— На твоём месте я бы не рисковал, — проворчал Олег Морозов, — ни помогать Алле, ни тем более приглашать её на обед. Тебя шеф сожрёт.

— Подавится, — отмахнулся Серёжка.

— Этот не подавится, если даже сам себе руку откусит.

— А он уже откусил, вот теперь и мучается. Пусть себе. А мы с Аллой вместе пообедаем и, если она согласится, поужинаем, после того, как всё закончим. И не надо, Ал, меня благодарить. Мы тут потому все такие сплоченные, что у нас такое начальство. В одиночку — не выжить. А ты, Морозов, не бухти, а сгоняй лучше в бухгалтерию — возьми копию последнего отчёта. Сдаётся мне, что Макс просто придирается к Алле — анализ, видите ли, не достоверный! Сам он — анализ…

Не успел Морозов приподняться из-за стола, как в комнату заглянула раскрасавица Яна — секретарь Макса.

— Кто тут у вас на телефоне повесился? Невозможно дозвониться! недовольно выдохнула она и тут же переменила тон, — Аль, тебя опять Максим Андреевич требует.

Алла встала из-за стола, взяла папку с бумагами, внутренне настраиваясь на этот незапланированный разговор. В голосе Яны слышалось странное участие. Вообще-то надменная Яночка вела себя с окружающими подчёркнуто высокомерно, как лицо приближенное к шефу. Из-за чего она переменилась теперь к Алле? Из сочувствия или оттого, что решила закрутить романчик с Ильёй — их уже не раз видели вместе в курилке и в кафешке внизу.

Алла замешкалась у стола и дождалась, пока Яна уйдёт. Ей почему-то не хотелось идти к Максу вместе. О чём заведёт благорасположенная Яночка разговор — о том, почему она расстались с Максом или захочет поболтать про Илюшу?

Нет, скорее всего Яну интересовал только Илья. Алла убедилась в этом, когда, шагая по коридору, увидела, как длинноногая красавица хохочет о чём-то с Илюшей на пороге его кабинета. Ах, Илюша, Илюша… Может быть, на самом деле Геле стоит поработать в фирме — поглядеть на своего драгоценного дядю в стенах фирмы, если ей не достаточно того, что у него живёт Дина. Возможно, хоть это её немного отрезвит. Или разозлит. Как сейчас Аллу, вынужденную опять нестись к шефу. Сейчас она ему скажет, что невозможно работать безошибочно, когда тебя всё время дёргают. Или нет, не надо! Она не покажет ему своего недовольства — она по-прежнему попытается быть сдержанной и спокойной — «да, Максим Андреевич», «Спасибо, Максим Андреевич за то, что указали мне на мою ошибку», «Я всё исправлю, ненаглядный Максим Андреевич, мой любимый, мой ненавистный….»

13

— Илюша, спасибо, что ты заехал ко мне, — Полина обняла Илью на пороге своей квартиры, — проходи, милый. Сколько мы уже не виделись, я так по тебе соскучилась…

Илья поцеловал Полину в щеку.

— Я тоже, мама Поля, — тихо ответил он. — Извини, что я долго не приезжал к тебе. И сегодня приехал только после твоего звонка. Я неблагодарная скотина. Как ты живёшь, как твои дела?

— Пойдём я тебя накормлю хорошим ужином. Ты ведь по-прежнему питаешься кое-как и где попало.

— Не беспокойся обо мне. Я уже вырос, — улыбнулся в ответ Илья.

— Вырос… — вздохнула Полина, усаживая Илью за стол, — вы все выросли, но я так беспокоюсь о вас. О тебе, о Саше, о девочках. Вот только за Кирюшку мне спокойнее. Во-первых, он живёт с отцом, а во-вторых, у него такая замечательная Юля.

— Девчонки тоже сейчас живут с отцом, — возразил Илья.

— Да-да, я знаю… Как там Алла? У меня за неё болит сердце.

— Алла — молодец. Она оказывается такая сильная, я не ожидал от неё. Сильная и гордая. Она, конечно, переживает, но виду не подаёт. Это бесит Макса, но должно ему и понравиться. Он уважает сильных людей. Я не знаю, как ей живётся дома, я там не бываю, но на работе она держится отлично.

Полина на минуту отвернулась к посудному шкафу за тарелками, протянула было руку, но тот час же её безвольно опустила.

Илья заметил это её непроизвольное движение и, выдохнув, произнёс:

— Мама Поля, оставь ты этот ужин, я вполне сыт, давай сядем и поговорим обо всём, что тебя волнует. Я знаю ведь, что не ужинать ты меня к себе позвала. О чём ты хочешь спросить у меня — о Сашке, о Геле, о моих отношениях с братом?

— Я не могу требовать у тебя отчёта… — неуверенно начала Полина.

— С Гелей я не встречаюсь, — довольно резко ответил Илья, — но если ты сейчас начнёшь меня благодарить за это — я уйду.

— Нет, нет, — воскликнула смятенно Полина и торопливо опустила руки Илье на плечи, будто он уже собрался соскочить с места и убежать. — Я знаю, как всё это нелегко — все эти разговоры, выяснения отношений, поучения… Илюша, но я вчера говорила с Гелей — и теперь не нахожу себе места. Ты не представляешь, что с ней творится — она чужая. Потерянная, измученная. Обозлённая на всех и вся. Я не представляю, как ей помочь. Она бредит тобой. Ещё немного — и она сорвётся, натворит каких-нибудь безумий.

— Что Я могу сделать? — глухо и напряжённо спросил Илья, — только одно — исчезнуть навсегда из её жизни. Уехать, раствориться, умереть…

— Перестань! — закричала Полина, — как я могу тебе желать такое — ты для меня — мой ребёнок! Но ведь ты сильнее!.. Она — маленькая, избалованная романтичная дурочка. А ты взрослый умный мужчина, только ты один можешь всё изменить и всё исправить.

— Исправить? — глаза Ильи сузились, — ах, понятно — исправить. Значит, ты тоже считаешь меня виноватым. Не говори ничего — я уже слышал всё это от Антона. Ладно, пусть так. Пусть я негодяй и подлец, кровосмеситель… ненавижу это слово!!!! Скажи мне, что я должен сделать, чтобы всё изменить и исправить. Скажи мне, ты ведь уже придумала — и я пойду.

— Илья, прости! — вырвалось у Полины вместе со слезами, — никуда ты не пойдёшь, забудь всё, что я тебе наговорила… просто я до сих пор не могу прийти в себя после встречи с Гелей. Скажи мне, Илюша, ты любишь её?

— Нет! — кровь отхлынула от лица…

— Она всего лишь моя племянница, — почему-то вдруг перехватило горло…

— Это была ошибка, — перед глазами встал туман.

— Скажи, как мне её исправить и я исправлю, — погас голос.

Полина смотрела на плачущего Илью и невыносимое горе переполняло её. Горе и страх за своих несчастных, непутёвых детей. А ещё было ни с чем не соизмеримое ощущение вины. Да никакие условности не стоят капли этих слёз. Что ужасного натворили дети? Просто хотели любить. И как расплата за любовь — боль и унижение от того, что их любовь бесчувственно и холодно растоптали, прикрываясь непререкаемыми постулатами. Что же они все получили взамен? Потерянного Илью с обвалившимся на него лавиной одиночеством, бросившую им вызов Гелю, которая будто бы целью себе поставила сорвать все запретные плоды разом.