– Я спросил, есть ли у тебя шампунь?

– Конечно. – Он уже помыл голову, волосы были мокрые и чистые. – Вот, держи. – Он подал Джону флакон, и тот с благодарной улыбкой исчез. Но быстро вернулся, снова в полотенце, с влажными волосами. Тело было литым, с мускулами футболиста.

Обнаженный Лайонел ходил по своей комнате, убирая вещи и напевая. Он включил радио, Леннон и Маккартни пели «Естедэй». Джон вернул ему шампунь.

– Спасибо. – Казалось, он задержался в дверях, и Лайонел отвернулся, желая, чтобы тот ушел. Он не хочет ничего начинать, не хочет никому причинять неприятности. То, как он живет, – его дело, и незачем втягивать сюда кого-то еще. И тут он вдруг ощутил на своей спине руку Джона и почувствовал, будто через него пропустили электрический ток. Да, для него настоящая агония – этот мальчик под боком… Отвернувшись, Лайонел сдернул с крючка белый махровый халат, быстро влез в него и повернулся. Он никогда не видел такого прекрасного лица, как у Джона. В его взгляде читались сожаление, боль, искренность. Они стояли на расстоянии дюйма друг от друга. И Джон произнес:

– Мне надо тебе кое-что сказать, Лай. Вообще-то я должен был сказать раньше. – В глазах мальчика была такая мука, что Лайонел, которого неодолимо влекло к нему, испугался.

– Что-то не так?

Мальчик кивнул и медленно сел на край кровати, печально глядя на него снизу вверх.

– Лай, я знаю, я должен был сказать тебе раньше, перед переездом. Но я боялся, что ты… Что ты разозлишься. – Он испуганно, но честно глядел на него. И подошел прямо к сути. – Я думаю, тебе следует знать, что я – гомик.

Он выглядел так, как если бы признался в том, что минуту назад убил лучшего друга. У Лайонела отвалилась челюсть, он был поражен, насколько все оказалось просто. Как смело Джон заговорил об этом, даже не зная, как поведет себя Лайонел. Его сердце исполнилось нежности к мальчику, он присел рядом с ним и расхохотался. Он смеялся до слез, а Джон в испуге смотрел на него. У него истерика? Или он смеется от отвращения? Когда он, наконец, успокоился и заговорил, Джон был поражен не меньше. Обняв его за плечи, Лайонел сказал:

– Если бы ты знал, чего я только ни передумал с того момента, как ты переехал… Я извел себя… – Джон явно ничего не понимал. – Детка, так и я тоже.

– Ты – гомик? – У Джона был такой ошеломленный вид, что Лайонел снова захохотал. – Правда? Но я никогда не думал… – До этого момента все так и было и казалось невероятным. Что-то неопределенное проскальзывало между ними в последний год, но никто из них и допустить не мог такой возможности. Они проговорили часа два, лежа на постели Лайонела, став наконец любовниками. Лайонел рассказал ему про Пола, а Джон признался, что и с ним произошло два коротких приключения. Любви не было, просто ужасно мучительная, обремененная чувством вины половая связь. Одна с учителем из школы, угрожавшим убить его, если Джон кому-нибудь расскажет, а другая – с незнакомцем, пожилым мужчиной, подхватившим его на улице. Но эти два случая открыли ему глаза. Он давно подозревал за собой такое и думал, что ничего худшего с ним уже не может случиться. Люди типа Грега Тэйера никогда больше не посмотрят в его сторону, узнав страшную тайну. Но Лайонел другой, он с пониманием и сочувствием смотрел на парнишку с высоты своих девятнадцати лет. Джона интересовало только одно:

– А Грег знает?

Лайонел торопливо покачал головой.

– Нет, только мама. Она застала нас с Полом в прошлом году. – И он рассказал Джону, как это случилось. Ему все еще было больно вспоминать о том, насколько была потрясена мать, но с тех пор она по-прежнему прекрасно относилась к нему и принимала таким, какой он есть. Это великое счастье – иметь такую мать, как Фэй. Она превзошла все его ожидания и надежды.

– Вряд ли моя мама сможет понять… И отец… – Джон съежился от одной мысли об этом. – Он всегда хотел, чтобы я стал спортсменом. Я играл в футбол только ради него и думал, что в конце концов мне когда-нибудь во время игры выбьют зубы. Я ненавижу спорт, ненавижу! – Глаза Джона наполнились слезами. – Я делал это только ради него.

– Я тоже не спортсмен. Но у моего отца есть Грег, и он связывает свои надежды с ним. Господь им в помощь. – Лай нежно улыбнулся новому другу. – Он оставил меня в покое. Но мне кажется, я плачу за это, отец недоволен мной, и если он узнает… то умрет. – Обоих столько лет мучило чувство вины из-за того, что они не такие, как все… Иногда это бывало невыносимо! Лайонел заглянул Джону в глаза. – Ты знал про меня?

Джон покачал головой.

– Нет. Хотя иногда мне очень хотелось. – Он улыбнулся, и оба засмеялись. Лайонел потрепал его по мокрым волосам, обрамлявшим красивое лицо.

– Глупыш. Почему же ты молчал?

– Ага, чтобы ты меня пристукнул? Или вызвал полицию? Или, что еще хуже – рассказал Грегу? – Он вздрогнул, подумав об этом. Потом встрепенулся: – А в этом доме все голубые?

Лайонел торопливо покачал головой.

– Нет, больше никто, я уверен. Такое всегда чувствуешь, живя рядом. У ребят есть девочки, они регулярно встречаются.

– А про тебя они знают?

Лайонел многозначительно посмотрел на него.

– Я очень осторожен, они даже не подозревают.

И тебе советую вести себя так же. Иначе нас обоих вышвырнут вон.

Лайонел поймал себя на том, что хочет обменяться комнатами с парнем, у которого общая ванная с Джоном, но, взглянув на него, сразу забыл об этом. Джон лежал на его постели, и волна желания накатила на Лайонела. Он вспомнил свои ночные видения, потянулся и дотронулся до Джона, лежавшего на спине и ждавшего губ Лайонела, его прикосновения, тело покрылось мурашками от возбуждения, оно жаждало, и Лайонел прильнул к нему губами. Язык Лая заставил Джона гореть огнем, а руки вызывали такие ощущения, о которых он даже не подозревал. И не было ничего скрытного, пугающего, неприличного в любви, которую Лайонел изливал на него несколько часов подряд, пока, удовлетворенные и умиротворенные, они не заснули в объятиях друг друга. Каждый из них нашел то, что искал уже давно, даже не осознавая этого.

20

Осенью начались занятия. Лайонел и Джон были счастливы как никогда, и никто в доме ни о чем не догадывался. Лайонел обменялся с товарищем комнатами, и все были довольны. Они с Джоном на ночь запирали свои двери, и никому не приходило в голову, кто в чьей постели проводит ночь. Они ходили на цыпочках, крадучись, говорили шепотом, сдерживали стоны экстаза. И только изредка выпадали ночи, когда в доме никого не было, все спали у подружек или ездили на уик-энд – тогда друзья позволяли себе раскрепоститься. Но все равно осторожничали, чтобы никто не догадался. Лайонел еще ничего не сказал Фэй. Он просто сообщал, что с учебой все в порядке, но личными новостями не делился, а она не выпытывала, хотя и подозревала, что в жизни сына кто-то появился, судя по счастливому блеску глаз. Она надеялась, что этот «кто-то» – порядочный человек и не принесет Лаю несчастья. Ей казалось, что в этом сексуальном мирке слишком много бед, неразборчивости, неверности. Не такой жизни она хотела для старшего сына, но поняв, что выбора нет, смирилась. В ноябре Фэй пригласила сына на премьеру своего последнего фильма. Он с восторгом принял предложение, и она не удивилась, увидев его вместе с Джоном Уэлсом. Она знала, что Джон снимал комнату там же, где и Лайонел, и собирался учиться в университете. Но в конце вечера, когда они пошли на ужин с шампанским в «Чейзон» вместе с близняшками и коллегами, Фэй вдруг увидела, как приятели обменялись какими-то особыми взглядами. Она не была уверена до конца, но что-то почувствовала. Джон казался более взрослым, чем в июне, – за несколько месяцев он возмужал. Юноша заметил, что Фэй незаметно наблюдает за ним, и насторожился, но та ничего не сказала. Она очень испугалась, когда перед сном Вард, прервав ее оживленный рассказ о фильме, реакции публики и своих надеждах на хорошие отзывы, нахмурился и буквально ошарашил ее вопросом, стоя перед ней в брюках и с обнаженной грудью:

– Тебе не кажется, что Джон Уэлс педераст?

– Джон? – Фэй изобразила удивление, пытаясь выиграть время. – Бог мой, Вард, что ты говоришь! Конечно, нет. А с чего ты взял?

– Не знаю. Мне вдруг показалось, он как-то чудно выгладит. Ты ничего не заметила сегодня вечером?

– Нет, – солгала она.

– У меня какое-то странное ощущение. – Он медленно подошел к своему шкафу, повесил пиджак и еще больше нахмурился.

Фэй похолодела. Не подозревает ли он и Лайонела? Как и сын, она совсем не была уверена, что муж переживет горькую правду. Хотя, рано или поздно, он все равно узнает. А пока Фэй твердо решила все скрывать.

– Может, предупредить Лайонела? Он, вероятно, сочтет меня сумасшедшим, но если я не ошибся, то когда-нибудь будет благодарен мне. Грег тоже находит Джона странным, особенно после того, как он отказался от стипендии.

Да, для них самый важный критерий – стипендия. Фэй было очень не по себе. Внезапно она почувствовала раздражение.

– Только из-за того, что он не хочет играть в футбол, ты считаешь его гомиком. Может, мальчика интересуют другие вещи.

– Но он никогда не бывает с девочками. – Они и Лайонела сроду не видели с девочками. Но Фэй не стала заострять на этом внимание. Пусть Вард считает, что Лай держит в секрете свои любовные похождения. Варду и в голову не приходило, что старший сын может иметь дело с мужчинами.

– По-моему, это нечестно. Все равно, что охота на ведьм.

– Я просто не хочу, чтобы Лайонел жил с каким-то проклятым педиком, не зная об этом.

– По-моему, он достаточно взрослый, чтобы разобраться.

– Может, и нет. Он поглощен этими дурацкими фильмами, и иногда мне кажется, что он полностью ушел в свой мирок.

Наконец-то он хоть что-то заметил в своем старшем сыне!

– Лай – творческая натура. – Ей хотелось переключить внимание Варда, но она и сама признавала, что сегодня Джон действительно выглядел странно, и инстинктивно чувствовала: его надо защитить. В нем было нечто, несвойственное мужчинам. А по Лаю ни о чем подобном невозможно догадаться. Джон слишком много говорил о дизайне, об интерьерах. Может, на самом деле предупредить Лайонела? – А ты видел последний фильм сына, дорогой? По-моему, очень любопытный.