— Мама, у вас очень странные отношения с отцом: не видеться более двадцати лет! Это нехорошо, — с укоризной произнесла Камила. — Я вот своего отца даже не помню, а мне бы так хотелось, чтобы он был рядом! Скажи, разве ты никогда не хотела съездить туда, помириться с моим дедом?

— Хотела, — вздохнула Элена, — да так и не собралась. Теперь вот поеду.

Она опять вздохнула, подумав о том, что поедет в любом случае, а повезет ли ей увидеть отца живым — неизвестно. Слезы подступили к ее глазам, но Элена сдерживала их, боясь показать дочери всю глубину своего горя и тем самым подтолкнуть Камилу к дальнейшим расспросам о событиях двадцатилетней давности. Такая осторожность была оправданна, потому что Камила продолжала говорить о своем отце, а эта опасная тема всегда требовала от Элены огромного напряжения душевных сил и предельного внимания. «Сейчас она задаст мне очередной вопрос, и я в таком состоянии могу брякнуть что-нибудь не то», — с ужасом подумала Элена.

Камила между тем спросила:

— Ты знаешь сеньора Андре — владельца булочной, которая рядом с нашим домом?

— Знаю. А что? — насторожилась Элена, поскольку в любом вопросе дочери ей чудился подвох.

— Мне как-то во сне привиделось, будто он — мой отец, — пояснила Камила. — Я часто вижу во сне отца, и всякий раз у него другое лицо — не такое, как на фотографии.

Эти слова дочери повергли Элену в панику: сердце забилось часто-часто, а перед глазами поплыли темные круги.

— Интересно, Эду уже спит? — вымолвила она с дрожью в голосе, пытаясь все-таки перевести разговор в другое, безопасное, русло.

— Не знаю, — пожала плечами Камила. — А что случилось? Ты вся дрожишь! Тебя опять знобит?

— Да, мне вдруг стало как-то не по себе, — поежилась Элена. — Помнишь, недавно у меня уже были такие же мурашки? Я тогда сразу об отце подумала. Это был знак! Мой отец умирает…

— Мама, позови сюда Эду, — сочувственно промолвила Камила. — Спите здесь, а я пойду в его номер.

— Нет, не стоит, лучше я сама к нему схожу, — по-своему воспользовалась ее предложением Элена. — Вдруг он не спит? Тогда поговорю с ним и вернусь. А ты не жди меня, засыпай!

Она хотела таким образом уйти от расспросов Камилы, но, кроме этого, ей нужно было и другое, не менее важное: мужское участие, мужская поддержка и защита.

Тесно прижавшись к Эду, Элена поплакала ему в плечо, рассказала о болезни отца и призналась, что ей страшно.

— Я только сейчас осознала свою ужасную вину. Представляешь, много лет я была как во сне — почти не вспоминала об отце и даже не знала, жив он или нет. Конечно, он тоже был не прав и сейчас хочет попросить у меня прощения… Но я давно уже простила его, так почему же не съездила к нему, не успокоила его? Может, он и прожил бы дольше! А теперь могу и не успеть все сказать ему…

Она говорила это сквозь слезы, и Эду успокаивал ее, прижимая к себе и поглаживая по волосам, как маленькую девочку. И Элена была ему благодарна за это. Выплакавшись и поделившись хотя бы частью своих тревог с Эду, она сказала ему:

— Иногда бывают ситуации, в которых даже дети не могут помочь женщине. Только любящий мужчина способен дать ей утешение и успокоение.

Эду нежно обнял ее, и спустя несколько минут она уснула.

Глава 11

В последнее время Педру не находил покоя ни дома, ни на работе.

Дома была мрачная Силвия, так и не простившая ему той обиды, которую он нанес ей в свой день рождения. Из-за этого Педру не хотелось идти домой, но и среди любимых лошадей он теперь не чувствовал себя так комфортно, как прежде: ему постоянно попадались на глаза либо Алекс, либо Синтия. И если Алекса он еще как-то терпел, каждый день сталкиваясь с ним по делу, то Синтию просто ненавидел. Ей стоило лишь промелькнуть где-нибудь вдалеке, и у Педру сами собой сжимались кулаки. Особенно же его злило, когда он видел Синтию верхом на лошади — одну, или вдвоем с Алмой, или с неким Ромеу, которого она стала приглашать сюда по выходным для конных прогулок.

Этот красавчик Ромеу показался Педру полным ничтожеством. На лошади он держался так, что, глядя на него, можно было подумать, будто в седле болтается мешок, набитый опилками. А Синтию это нисколько не смущало. Она не постеснялась притащить его на конезавод и тут обучать верховой езде — на глазах у Северину и у Педру, который надеялся спокойно поработать хотя бы в свой выходной. Но где там! Синтия испортила ему настроение на весь день. Совсем обнаглела: нашла подходящее место для развлечения с хахалем! Педру даже Алексу посочувствовал, сообразив, что эта взбалмошная особа дала отставку своему коллеге-ветеринару. Но Алекс хоть лошадью умеет управлять, этого у него не отнимешь. А Ромеу? Тюфяк! Мешок с опилками! Правда, физиономия смазливая, на нее, наверное, Синтия и клюнула.

Рассуждая так, Педру вновь ошибался, как и в случае с Алексом. На самом же деле Синтия не была влюблена в Ромеу и принимала его ухаживания лишь затем, чтобы не оставлять никакой надежды Алексу. Так ей было легче общаться со своим давним другом. Когда у нее появлялся какой-то парень, Алекс, конечно, страдал, но при этом начинал жить своей жизнью, никак не связанной с Синтией, и даже, случалось, проводил время в обществе девушек.

Но Педру этого не знал и про себя называл Синтию вертихвосткой, меняющей ухажеров как перчатки.

А Синтия продолжала считать его злобствующим закомплексованным дикарем и радовалась тому, что ей не приходится общаться с ним по работе благодаря мудрому решению Алмы.

Но однажды Синтия допоздна задержалась на конюшне, и Педру, привыкший уходить с работы последним, вскипел, подумав, что она специально хочет продемонстрировать свое служебное рвение.

— Показушничаешь? Рассчитываешь на то, что дежурный конюх расскажет завтра Алме, какая ты усердная и самоотверженная в работе? — подступил он к Синтии, гневно сверкая глазами.

— А ты опять провоцируешь меня на ссору? Или, может быть, на драку? — не осталась она в долгу.

Педру действительно в тот момент хотелось ее ударить, но допустить этого он не мог и всего лишь сказал, что ненавидит таких выскочек, как она.

— Да ты просто боишься проиграть женщине! — ответила на это Синтия, вызвав еще больший гнев Педру.

— Ты не зарывайся! — произнес он угрожающе. — А то я и правда могу тебя отхлестать, как строптивую кобылу. Хотя лошадей я никогда не бью.

— А женщин, значит, бьешь?

— Нет. Но ты сама напрашиваешься. Я тебя ненавижу.

— А за что ты меня ненавидишь? Если это не соперничество, то в чем же причина?

— В твоем непомерном самомнении. Ты на конюшне всего-то без году неделю, а уже возомнила себя тут самой главной персоной!

— Ну я же говорю: ты боишься конкуренции, — подхва¬тила Синтия. — А это свидетельствует о твоей слабости и несостоятельности.

— Да кто ты такая, чтобы я вступал с тобой в соревнование? Не слишком ли много чести для тебя?

— А ненавидеть меня, по-твоему, лучше? Это делает тебе честь? Если мужчина ненавидит женщину…

Она хотела сказать, что Педру ведет себя не по-мужски, а он прервал ее, неожиданно для обоих повернув их непримиримый спор совсем в другое русло:

— Я знаю эту теорию Алмы! От ненависти до любви… Чушь! Ей повсюду мерещится любовь. Наверняка она и тебе уже все уши прожужжала!

Сам того не желая, Педру выставил напоказ еще один свой недостаток: мнительность. Недавно Алма поддела Педру, сказав, что его неравнодушие к Синтии чревато опасными последствиями, а он сразу же вообразил, как обе дамы смеются над ним, сплетничая о любви и ненависти. Ему даже в голову не пришло, что Алма могла пошутить так только с ним, а с Синтией ничего подобного и не обсуждала.

Между тем Синтию словно молнией пронзило: она вдруг поняла, что именно кроется за ненавистью Педру, и прямо сказала ему об этом:

— Да, теперь все ясно, ты ненавидишь не меня, а себя — за то, что я волную тебя как женщина!

— Самовлюбленная дура! — гневно выпалил Педру. — Ты неотразима, как же! Все мужчины так и ползают перед тобой!

— Все или не все, но ты точно боишься соблазна. Делаешь вид, будто я тебе противна, а сам постоянно ищешь меня взглядом.

— Кто вбил тебе в голову такую нелепость? Может быть, Алекс?

— Алекс меня любит и не скрывает этого. В отличие от тебя он не боится быть искренним! — вступилась за друга Синтия.

— А мне тоже нечего скрывать. Я тебя в упор не вижу! Даже сейчас, когда ты стоишь прямо передо мной.

— Ну да, как бы не так! — усмехнулась Синтия. — Ты следишь за мной, я иногда спиной чувствую твой взгляд.

— Наверное, тебе очень хочется, чтобы так было на самом деле. Но это бредовая фантазия, — ответил Педру.

— Нет, это правда. Женщины распознают мужскую страсть намного раньше, чем ты думаешь, — подлила масла в огонь Синтия, заставив Педру оправдываться.

— Да, это страсть, — подтвердил он. — Но только не любовь, не обольщайся! Это ненависть с первого взгляда!

— Желание с первого взгляда, вожделение, — рискованно поправила его Синтия.

Окончательно потеряв самообладание, Педру больно схватил ее за плечи — точно так же, как во время их недавней стычки из-за больной лошади. И вновь, как тогда, Синтия почувствовала, что он борется с желанием поцеловать ее и только поэтому действительно может пустить в ход кулаки.

— Я не боюсь тебя, Педру! — произнесла она с вызовом. — Ни твоей ненависти, ни твоей страсти.

Она и впрямь была готова к любому его действию. Ударит? Поцелует? Ну и пусть! Существовавшее между ними напряжение достигло своего пика, и разрядка — любая, даже самая невероятная, — тут была просто необходима.

Педру, однако, не мог решиться ни на то ни на другое. Он только тряс ее изо всех сил и говорил: