– Она не такая сильная, Лер, – задумчиво сказал Марк. – Ксю очень впечатлительная, ранимая и, бывает, поддается чужому влиянию. Но если в ее жизни что-то случается, она ни на ком не виснет. Ксю привыкла к тому, что она должна быть сильной, и не только для себя.

– Ты прав. Мы все часто приходили к ней, жаловались на беды и проблемы, но никогда не слышали жалоб от нее. Поэтому сейчас сильно удивлены, что у Ксении нервный срыв, что она с чем-то не справилась. По выходу из больницы Ксю была совсем не похожа на себя – вроде и разговаривала со всеми, и слушала, что говорили ей, но как-то отстраненно, будто не всегда понимала, о чем речь, или ей абсолютно все равно и лучше бы ее оставили в покое…

– А ведь все могло бы быть иначе! – произнес Марк. – Если бы родители не скрывали, что я на самом деле не Кличенко, все было бы по-другому! Даже когда они узнали, что я люблю Ксю, они ничего не сказали! Обо мне весь город говорил, пальцами все показывали – разве что ленивый в меня камня не бросил, а они молчали!

– Но ведь если бы они сказали правду, то судачить бы стали о них. Марк, подумай – ведь нам всем страшно выносить свою жизнь на всеобщее обозрение, и даже мысль, что своим молчанием мы делаем кому-то больно, не помогает! К тому же – ведь вы с Ксю тогда расстались – ты при всех сказал, что между вами ничего нет! Но, тем не менее, тебе было плохо без Ксю. Если бы тетя Марина и дядя Юра сказали тебе правду, ты бы все равно обвинил их! Они боялись потерять тебя!

– Слышал я это уже! Они уже это говорили, – сказал Марк с раздражением.

– Но не поверил! Ты зол на них, Марк, и это тебя ослепляет! Но поставь себя на их место – когда бы ты не узнал о том, что ты не сын тети Маши, ты бы разозлился. Ты не любишь, когда от тебя что-то скрывают. Сейчас ты расстроен из-за Ксю. Но ведь во всем, что у вас произошло, виноваты не только твои родители. Они скрыли часть правды, но ведь если бы ты на самом деле хотел быть с Ксю, ты бы боролся и так. А ты испугался, потому что не был готов к борьбе. Полгода назад вы с Ксю тоже не знали, что не являетесь родственниками, но все равно решили быть вместе, потому что поняли, что нужны друг другу! Так что вовсе не в правде дело, Марк, дело в вас самих! По-другому, иначе все могло бы быть, если бы с вы с Ксю не тормозили и не зависели так от чужого мнения! Поэтому не обвиняй слепо родителей – было бы слишком просто искать причины своих неудач в других.

– Валерия Батьковна, да вы мудры не по годам! – насмешливо сказал Марк.

– Юродствовать ты умеешь, я знаю, – отозвалась Лера. – Ты меня, конечно, прости, Марк, ты очень хороший человек, я тебя очень люблю и уважаю, но должна тебе сказать правду. В твоих неудачах виноват только ты сам, потому что иногда ты ужасно туго соображаешь. Или наоборот, соображаешь слишком быстро. Из серии – сначала делаю, а потом начинаю разбираться и исправлять, что натворил… Советы всем дельные даешь, а вот сам то тормозишь, то летишь, не разбирая дороги…

– Лера, хорош мне нотации читать! – возмутился Марк.

– Не перебивай, я договорю, а потом будешь возмущаться. Только прежде чем возмущаться, подумай и пойми, что я права. Ты вот и сейчас тормозишь, вместо того, чтобы к Ксюше броситься. Обвиняешь родителей, что они там что-то скрыли, а сам маленький, что ли, разрешение требуется?

– Давай короче, Валерия!

– Короче, если ты не полный лох, быстренько разбирайся и мирись с родителями и езжай за Ксю. За тебя этого никто не сделает – изменить все и исправить можешь только ты. Я понимаю, что ты тоже выбит из колеи и не знаешь, чему верить. Но ты был у родственников настоящей матери, и, насколько я поняла, знакомство с ними тебя не вдохновило. С ними свою жизнь ты связывать не хочешь, тогда что толку дуться на тетю Машу и дядю Юру? Они любят тебя, так ждали твоего возвращения, боялись, что ты от них откажешься, а теперь ты приехал и продолжаешь их мучить! Ведь мы все делаем ошибки, Марк! Неужели то добро, которое ты видел от тети Марины все эти годы, не стоит того, чтобы ты их простил? Разве тетя Марина не стала тебе настоящей матерью? Чего ты не можешь ей простить, какого прегрешения? Другое дело, если бы из-за их лжи ты навсегда потерял бы Ксюшу! Но ведь она жива, и вы можете быть вместе… если ты не будешь сидеть здесь и нянькать свои обиды! Иди вперед! Период реабилитации закончился, пора вступать в нормальную жизнь!

– Бр-р! – фыркнул Марк, встряхивая головой, словно выйдя из воды. Хотя гневная, но справедливая отповедь сестры была и в самом деле как ледяной отрезвляющий душ. – Лерика, ты репетировала эту речь, что ли? Столько сказала и не запнулась нигде!

– А чего мне запинаться? – продолжала нажимать Лера. – Я говорю, что думаю.

– Тебе по телевизору выступать надо вместо долбанных политиков. Я, когда их слышу, жутко спать хочу.

– После моих слов, надеюсь, спать не хочешь.

– Ладно, ладно, воспитательница! Где ты только раньше была со своими нравоучениями!

– Ну и не сиди тут, если понял мою мысль. Давай, действуй, а то опять что-нибудь случится, и ты снова будешь винить кого-то в своих бедах!

– Ну и зараза ты, Валерия! Как пчела кусачая! Откуда в тебе злости столько? Ладно, ухожу от тебя.

60.

– Тетя Ира, здравствуйте, – сказал Марк, когда тетя вышла открыть ему дверь.

– Марк! Приехал?

– Как видите.

– Проходи. К Ксюше ты?

– К ней. Она дома?

– Нету. Дина и Никита ее за город отдыхать отвезли, в дом какой-то. Она уже с неделю там.

– А чего так?

– Побыть одна Ксения захотела. Дома, конечно, хорошо, но подумать и побыть наедине с собой для нее полезнее.

– И где этот загородный дом? – спросил Марк.

– Я не знаю, ты у Дины спроси, она знает – они с Никитой там как-то отдыхали.

– Так это там?

– Да, в той же деревне, в том же доме.

– Так я знаю, где это, мы с Китом как-то даже туда ездили. Я поеду туда.

– Доберешься? Может, Дину подожди, она объяснит…

– Нет, ни к чему. Сам доберусь.

– Ладно, как хочешь. Тебе виднее.

– Я пойду, – сказал Марк.

– Иди. Удачи тебе.

Марк ушел. Ирина некоторое время постояла у двери. Похоже, в Ксюшиной жизни наступают неотвратимые перемены. Хотя их давно стоило ожидать. Марк и Ксения столько времени хотели быть вместе, и когда, как не сейчас, привести свои планы в исполнение?

А Марк в это время торопливо шел к вокзалу. Разговор с Лерой на многое открыл ему глаза и заставил понять, что наладить жизнь в его силах. Но только если поторопиться, потому что не только он умеет сначала делать, а потом думать, но и Ксю тоже. Поэтому нельзя допустить, чтобы случилось что-то еще, что опять разлучит их с Ксю.

Мерно падали снежинки за окном автобуса – зима напомнила о себе снова. Марку это казалось добрым знаком – ведь именно зимой они с Ксюшей были так счастливы. А теперь это давало ему надежду на счастье не только зимой, но и в любую пору года. «Никуда я тебя не отпущу, Ксень, ты только моя, – думал Марк. – Я так долго шел к тому, чтобы это понять, и теперь никому не позволю нас разлучить».

Отдых в деревенском спокойствии принес Ксюше долгожданное облегчение. Впервые за последние месяцы она не видела кошмаров во сне и, просыпаясь по утрам, с наслаждением думала, что никуда не надо спешить. Страхи отступали, но пока Ксю еще не была готова вернуться к обычной жизни.

Она проводила дни в доме – читала, смотрела кино, вечером выходила в магазин, готовила себе что-нибудь поесть. Одиночество не утомляло ее. Ксюша о многом думала, многое заново переосмысливала.

На улице начал падать снег. Ксю оделась и вышла. Белые пчелки кружились в воздухе, медленно опускаясь на высокие деревья, на кусты, на заборы, на кровли домов, на землю, на запрокинутое лицо Ксю. Это Ксюше напомнило ее давние прогулки по старому парку, когда она гуляла и мечтала. На глазах выступили слезы, и Ксю посмотрела на дорожку, припорошенную снегом, словно надеялась кого-то увидеть. Но калитка была закрыта – никто и не собирался к ней идти. Да и кто мог – ведь Ксю настоятельно просила не прерывать ее уединение. А сейчас она вдруг почувствовала горечь оттого, что рядом нет одного человека, и оттого, что он здесь и не появится. Он не знает, где она, и вообще, он уехал по делам в Москву. А когда вернется, то здесь не появится, ведь он даже в больницу к ней не пришел, когда Ксю начала поправляться. Хотя ей рассказывали, что он очень волновался, пока она была в коме. Нет, Марк не приедет. Он убежден, что Ксюша его разлюбила – она сама его убедила в этом. Ничего не получится у них никогда.

Ксюша постояла у калитки, глядя на дорогу, по которой изредка проносились машины и в стороне от которой стоял ее дом.

Глядя на огонь в разожженном камине, Ксю задремала. Проснувшись из-за чего-то, она заметила, что уже стало темно. Прислушавшись, она уловила стук в дверь. Кто это может быть? Ведь никто не знает, что она здесь! Может, показалось? Но стук повторился снова. Ксюша встала с дивана и пошла в коридор.

– Кто там? – спросила она.

– Открой, Ксю.

– Марк? – пораженно воскликнула Ксю, открывая. – Как ты здесь оказался? Как узнал, что я здесь?

– Допустим, угадал. Можно?

– Ну, заходи, на улице ведь холодно, я не могу тебя не пустить… Зачем ты приехал?

– Ксюшка, я жутко замерз, – пожаловался Марк. – Ты мне чаю не нальешь?

– Ладно, идем.

Ксюша провела Марка в кухню и стала заваривать чай.

– От этого суть не меняется, Марк. Зачем ты приехал? Если кто-то узнает, что ты был здесь, нас не простят.

– Ничего не случится, – спокойно ответил Марк. – Теперь никто не посмеет нас ни в чем обвинить.

– То есть как? Ты забыл о том, что нас всегда подозревают… с тех пор, как узнали… Я больше не хочу страдать, не хочу, чтобы меня обвиняли в любви к двоюродному брату…

– Ничего этого не будет, Ксень, – сказал Марк, притягивая ее к себе. – Больше не будет страданий, больше никто тебя ни в чем не обвинит.