— Он не знал о твоем существовании.

— Но я же ему сказала, разве нет? Представилась. Объяснила, кто я и что он должен сделать. А что он? Уставился на меня как дурак. Заявил, что сначала спросит у моей матери. И до тех пор даже на доллар не хотел расщедриться.

— Поэтому ты отправилась к декану и заявила, что он изнасиловал тебя.

— Припугнула его. Жуткий жлоб.

Она оказалась права, думала Сибилл. В полиции инстинкт не обманул ее. Эта женщина не ее сестра.

— И когда у тебя ничего не вышло, ты использовала Сета.

— У мальчишки его глаза. Это всякий заметит. — В трубке послышалось шипение: очевидно, Глория затягивалась сигаретой. — И он, как только взглянул на него, сразу запел по-другому.

— Он дал тебе деньги за Сета.

— Дал, но мало. Я заслужила большего. Послушай, Сибилл… — Ее голос жалобно задрожал. — Ты не представляешь, что это такое. Я ведь с пеленок растила его одна. Этот подонок Джерри Делотер только ручкой нам помахал. Мне никто не хотел помочь. Наша милая матушка даже говорить со мной отказывалась, когда я звонила. И этот чопорный козел, которого она выдавала за моего отца, тоже. Я ведь могла бросить мальчишку. Бросить в любое время. Социальные службы платят за ребенка мизерное пособие.

Сибилл уставилась в окно.

— О чем бы ни зашла речь, ты все сводишь к деньгам.

— Ты бы тоже сводила, если бы у тебя их не было, — вспылила Глория. — Тебе никогда не приходилось попрошайничать, беспокоиться о завтрашнем дне. Идеальная дочь никогда ни в чем не знала отказа. Теперь моя очередь.

— Я помогла бы тебе, Глория. Помогла бы еще много лет назад, когда ты с Сетом приехала ко мне в Нью-Йорк.

— Знаю я твою помощь. Старая песенка. Устройся на работу, образумься, перестань пить. Черт, а я не желаю плясать под твою дудку, ясно? Это моя жизнь, сестренка, а не твоя. И я живу, как хочу. И ребенок тоже мой, а не твой.

— Какой сегодня день, Глория?

— Что? О чем ты, черт побери?

— Сегодня двадцать восьмое сентября. Тебе это о чем-нибудь говорит?

— О чем мне это должно говорить? Обычная пятница, чтоб ей пусто было.

И день рождения твоего сына, подумала Сибилл, распрямляя плечи.

— Сета ты не получишь, Глория, хотя мы обе прекрасно понимаем, что нужен тебе не сын.

— Ты не…

— Помолчи. Давай не будем больше играть в кошки-мышки. Я тебя знаю. Не хотела знать, делала вид, что не знаю, но на самом деле имею полное о тебе представление. Если желаешь, чтобы я тебе помогла, пожалуйста. Я по-прежнему готова устроить тебя в клинику и заплатить за лечение.

— Я не нуждаюсь в твоей чертовой помощи.

— Прекрасно, дело твое. Но денег от Куиннов ты не получишь и к Сету близко не подойдешь. Я дала письменные показания их адвокату и оставила нотариально заверенное заявление у куратора Сета. Я рассказала им все и, если понадобится, засвидетельствую в суде, что для Сета во всех отношениях будет лучше, если он останется под постоянной опекой Куиннов. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы лишить тебя возможности вновь использовать его в своих интересах.

— Вот сука, — злобно прошипела Глория, но чувствовалось, что она потрясена. — Думаешь, тебе удастся манипулировать мной? Думаешь, объединившись с этими гадами, ты сможешь сбросить меня со счетов. Да я тебя уничтожу.

— Что ж, попробуй. Только у тебя ничего не выйдет. Помошенничала и хватит.

— Ты такая же, как она, да? — Глория выплевывала слова, как пули. — Как наша бесчувственная стерва-мамочка. Строишь из себя светскую принцессу, а за душой ничего. Обыкновенная сука.

Может быть, устало думала Сибилл.

— Реймонд Куинн не сделал тебе ничего плохого, но ты стала шантажировать его. И у тебя получилось. Во всяком случае, настолько, что он заплатил тебе. Но с его сыновьями этот номер не пройдет, Глория. И со мной тоже.

— Не пройдет? Что ж, посмотрим. Мне нужно сто тысяч. Сто тысяч, или я обращаюсь в средства массовой информации. «Нэшнл инквайрер», «Хард коупи». Посмотрим, что станет с твоими паршивыми книжонками, когда я расскажу всем, кто ты такая.

— Мои книги наверняка от этого только выиграют. Спрос на них увеличится процентов на двадцать, — невозмутимо парировала Сибилл. — Я не поддамся на шантаж, Глория. Поступай как знаешь. И подумай вот о чем. В Мэриленде тебе уже предъявлено уголовное обвинение. Имеется распоряжение суда, запрещающее тебе встречаться с Сетом. У Куиннов есть вещественные доказательства. Я их видела, — продолжала она, вспомнив про письма Глории. — В скором времени тебе также предъявят обвинения в вымогательстве и жестоком обращении с ребенком. Я на твоем месте поспешила бы выйти из игры.

Глория разразилась ругательствами. Сибилл повесила трубку и, закрыв глаза, опустила голову на колени. Ее тошнило, в висках коварно стучало — первый признак начинающейся мигрени. Она не могла унять дрожь, которую удавалось кое-как сдерживать во время телефонного разговора.

Она сидела неподвижно, пока тошнота не улеглась. Потом встала, проглотила таблетку, подрумянила щеки, взяла свою сумку, подарки для Сета, пиджак — на случай, если похолодает, — и покинула гостиницу.


Бесконечный день. Ну разве можно часами просиживать в школе в собственный день рождения? Как-никак сегодня ему исполнилось целых одиннадцать лет. Специально для него приготовят пиццу, жареный картофель, шоколадный торт. И, возможно, он получит подарки.

А ведь он еще ни разу в жизни не получал подарков на день рождения, думал Сет. Во всяком случае, он не помнит. Наверняка ему подарят одежду и прочую ерунду, но все равно это будут подарки.

Если кто-нибудь вообще явится.


— Куда они все подевались? — уже в который раз спросил Сет.

— Скоро придут, — невозмутимо отвечала Анна, по заказу Сета нарезая ломтиками картофель.

— Уже почти шесть часов. Почему я не пошел, как обычно, в мастерскую после уроков?

— Потому, — не стала вдаваться в объяснения Анна. — И прекрати всюду совать свой нос, — добавила она, заметив, что Сет опять открыл холодильник. — Скоро налопаешься.

— Я умираю с голоду.

— Ты же видишь, что я уже жарю картофель.

— Я думал, это сделает Грейс.

Анна бросила на него через плечо ледяной взгляд.

— Ты хочешь сказать, что я плохо жарю картофель?

Утомленный ожиданием, Сет рад был излить раздражение на кого угодно и немного воспрянул духом, сообразив, что задел самолюбие Анны.

— У нее классная картошка получается.

— Вот как? — Она полностью повернулась к нему. — А у меня, значит, нет?

— У тебя тоже ничего. И потом, мы все равно будем есть пиццу. — Ему почти удалось разыграть ее, но потом он не выдержал и весело фыркнул:

— Ах ты негодник!

Анна со смехом кинулась к нему, но Сет увернулся и радостно закричал:

— Кто-то пришел, кто-то пришел. Я сам открою! — Он выбежал из кухни. Она проводила его усмешкой.

Озорная улыбка тотчас погасла в его глазах, когда он отворил дверь и увидел на пороге Сибилл.

— A-а, привет.

У нее защемило сердце, но она поспешила изобразить вежливую улыбку.

— С днем рождения.

— Спасибо. — Настороженно глядя на нее, он распахнул дверь.

— Я очень признательна тебе за приглашение. — Смешавшись, она протянула ему оба пакета. — Тебе позволено получать подарки?

— Конечно. — Сет вытаращил глаза. — Все это мне?

Сибилл подавила вздох. Мальчик отреагировал так же, как Филипп.

— Это набор.

— Классно. Ура, Грейс приехала. — Обремененный пакетами, которые он взял у Сибилл, Сет проскочил мимо нее на крыльцо.

Сибилл приуныла. Откровенная радость в его голосе, счастливая улыбка, мгновенно осветившая его лицо, являли резкий контраст с оказанным ей приемом.

— Эй, Грейс! Эй, Обри! Я скажу Анне, что вы уже здесь.

Он вновь кинулся в дом. Сибилл осталась стоять у распахнутой двери, не зная, как ей быть дальше. Грейс выбралась из автомобиля и улыбнулась ей.

— По-моему, он доволен.

— Да…

Грейс поставила на капот сумку и большой торт в прозрачной пластиковой упаковке, затем нагнулась в машину, чтобы отвязать от сиденья что-то лепечущую Обри.

— Тебе помочь?

— Не откажусь. Минутку, детка. Если ты будешь вертеться… — Она через плечо улыбнулась подошедшей Сибилл. — Обри целый день как на иголках. Сет — ее любимец.

— Сет! У него день рождения. Мы испекли торт.

— А как же? — Грейс вытащила из машины дочь и передала ее изумленной Сибилл. — Подержи, ладно? Ей очень хотелось надеть это платье, но ведь пока она дойдет отсюда до дома, вся вымажется.

— С удовольствием… — Сибилл обратила взор на улыбающееся ангельское личико малышки в нарядном розовом платье с рюшками и взяла ее на руки.

— А у нас праздник, — сообщила Обри и ладошками обхватила ее за щеки. — А у меня тоже будет праздник, когда мне исполнится три года. Ты тоже можешь прийти.

— Спасибо.

— Ты хорошо пахнешь. Я тоже.

— Ты пахнешь просто восхитительно. — Дружелюбная очаровательная улыбка девочки изгнала из души неприятный холодок, но тут за автомобилем Грейс затормозил джип Филиппа, и, увидев выбирающегося с переднего сиденья Кэма, бросившего на нее неприветливый настороженный взгляд, Сибилл вновь почувствовала, как к ней возвращается скованность.

— Привет! Привет! — радостно завизжала Обри.

— Привет, красавица. — Кэм подошел к ним и чмокнул девочку в губы, которые та комично сложила в трубочку, затем сурово посмотрел на Сибилл. — Здравствуйте, доктор Гриффин.

— Сибилл. — Стремясь загладить неприветливость брата, Филипп быстро приблизился к ней и ободряюще обнял за плечи. — Привет, лапочка. — Он нагнулся, принимая от Обри поцелуй.