— Для меня это вроде хобби. Я начал вырезать ножом из дерева еще в детстве.

— Почему вы об этом не говорили ни слова? Они же изумительны! — Она подошла, чтобы поближе рассмотреть его изделия. Эймос глядел на нее со странной смесью удовольствия, смущения и беспокойства.

— Вам нравится? — спросил он неуверенно.

— Да они просто восхитительны! — Джульетта переходила от одной фигурки к другой, с интересом рассматривая все, что стояло на полках. Ей никогда бы и в голову не могло прийти, что Эймос был способен делать такие своеобразные предметы искусства. Он казался таким деловитым и бесстрастным. А эти его творения свидетельствовали о богатом воображении и хорошей технике вырезания по дереву.

Джульетта вновь посмотрела на него так, будто видит в первый раз.

— У вас это получается очень здорово, — произнесла она.

— Спасибо, — он избегал смотреть ей в глаза. — Некоторые из них довольно дурацкие, по-моему, но…

— О, что вы! Здесь нет ничего дурацкого. Мне они очень нравятся.

— Я начинал, пытаясь копировать фигуры персонажей из книги сказок, которая была у моей матери, — пояснил Эймос. — А они мне тогда очень нравились, все эти сказочные существа.

Джульетта отвела взгляд от изделий и улыбнулась Эймосу.

— Я всегда любила волшебные сказки.

На мгновение что-то общее соединило их, как будто они вдруг узнали нечто очень важное для обоих. Но тут Эймос отступил в сторону и неуловимая связь прервалась. Джульетта вспомнила, зачем она явилась сюда.

— Простите, что я потревожила вас, — начала Джульетта почти официальным тоном. — Я пришла сюда, чтобы поблагодарить вас за то, что вы для меня сделали сегодня утром.

Он пожал плечами.

— Да ничего особенного.

— Уверяю вас, для меня это было очень важно. Я… с вашей стороны это было очень любезно и я просто обязана была сразу же вам это все сказать. Я поступила очень невоспитанно.

Эймос улыбнулся, что редко с ним бывало, сверкнув ослепительно белыми зубами.

— Невоспитанность, пожалуй, скорее мне свойственна. Не правда ли?

Джульетте пришлось улыбнуться в ответ. Что это? Неужели Эймос Морган способен и пошутить? В это трудно было поверить.

— Я должна сказать вам что-то еще, — сказала она, приободренная его добрым настроением. — Вы были правы, когда говорили мне про мистера Сандерсона. Я должна была прислушаться к вашим словам. Простите меня.

Он пожал плечами.

— Вам не за что извиняться. Вы ведь и пострадали. Я видел, что вы… крепко привязались к нему и не хотели верить мне. Я не хотел причинять вам боль. Извините меня. Наверное, он вам был очень симпатичен.

Джульетта удивленно взглянула на него. Затем усмехнулась, а Эймос нахмурился, не понимая.

— Извините, — она прижала пальцы к губам, пытаясь сдержать смех. — Мне вдруг стало так смешно.

— Смешно? — Судя по выражению его лица, Эймос решил, что Джульетта немного не в себе.

— Я имею в виду, смешно от того, что он мне был симпатичен — по вашим словам. А в действительности у меня не было к нему ни малейшего интереса!

— Вы серьезно это говорите? — недоверчиво произнес Эймос.

— Ну, конечно! — воскликнула Джульетта.

— Тогда почему же вы не хотели мне поверить? Почему вы настояли на продолжении его визитов?

— О, — она прикусила нижнюю губу. — Всего лишь потому, что вы мне сказали не делать этого, — пояснила она тихо.

— Что? Так вот почему вы разрешали ему приходить сюда? Потому что я этого не хотел?

— Это звучит ужасно неприятно, когда вы так все это подаете… но, вообще-то, это на самом деле так. Мое самолюбие было очень задето, когда вы сказали мне, что не следует с ним встречаться. Мне и без этого вовсе не хотелось видеть его еще раз и я надеялась, что он не придет. Но когда вы сказали, что мне нельзя, я просто должна была сделать по-своему.

Эймос покачал головой, но неожиданно на лице у него медленно расцвела улыбка.

— Будь я проклят!

Джульетта усмехнулась. Она поступила глупо, но почему-то от всей этой истории она не чувствовала смущения, ей скорее было забавно. Может быть, это было из-за того, что Эймос не рассердился, а воспринял все с юмором.

— Можно мне взглянуть на ваши работы? — спросила она.

Эймос немного удивился, но все же кивнул и указал на деревянный сундучок.

— Вы можете присесть, если хотите. Только закройте сначала крышку.

Он снова принялся за фигурку, которую держал в руках. Джульетта присела и стала смотреть на него. Его руки двигались по дереву неспешно и уверенно, казалось, он никуда не торопится. Глаза Джульетты перебегали с его рук на лицо. Со своего места ей была видна только одна часть лица, обрамленного густыми волосами. Волосы ему следовало подстричь, так как они были слишком длинными и он постоянно отбрасывал их назад резкими движениями. Джульетта могла бы сделать их короче, раньше она частенько стригла отца. Однако у нее не хватало смелости предложить это. Такое для нее казалось допустимым только между близкими людьми. Она смотрела на четкие очертания его носа и бровей, на его густые ресницы.

— Крышу мы починили, — заметил он. — Как только я сделаю новые ставни на окно Итана, дом снова будет выглядеть нормально.

Джульетта помедлила, а потом сказала:

— А знаете, что бы мне хотелось?

— Что? — Он взглянул на нее и на мгновение задержал взгляд на ее лице.

— Цветы перед крыльцом. Может быть, несколько кустиков роз. Маргаритки или что-то в этом роде. Это сделает дом очень красивым. Понимаете, более уютным.

Легкая улыбка появилась на лице Эймоса.

— И у вас тогда будет из чего выбрать цветы для всех этих ваших горшочков.

Джульетта рассмеялась.

— Да. От этого и в доме станет веселее.

— Моя мать всегда любила цветы, — продолжал он задумчиво. — Перед крыльцом у нее были розы. Рос плющ, который она старалась пустить вверх по колоннам. Но после ее смерти никто не заботился о цветах. Надо ведь поливать растения, ухаживать за ними. И плющ тоже зачах.

— Ах, какая жалость! — Джульетта не нашлась, что ответить. В голосе Эймоса по-прежнему звучала давняя тоска.

Он пожал плечами.

— Так уж устроена жизнь.

— Не всегда.

Эймос снова посмотрел на нее.

— В таком случае ваша жизнь совершенно не похожа на мою.

— Да, я тоже так считаю. — Джульетта помедлила. — Люди иногда думают, что наша жизнь бродячая и неустроенная, без уверенности в будущем, без хорошего воспитания. А по-моему, все это не так. Во всяком случае, мы были счастливы — я, родители и Силия.

— Силия?

— О, это моя сестра. Теперь она замужем и живет в Филадельфии. Она актриса, настоящая актриса, я подчеркиваю, а не просто временная, вроде меня.

Они помолчали.

— Иногда я слышу ваше пение.

— В самом деле? — Джульетта слегка удивилась.

— Да, когда я сижу на заднем крыльце и курю трубку по вечерам, а вы работаете на кухне, и иногда поете.

— Ой, а я и не задумываюсь об этом. — Джульетта почувствовала, что щеки краснеют. И она даже не понимала почему. Ей доводилось петь перед тысячами людей и она знала, что у нее превосходный голос. Смешно было, что она застеснялась только лишь оттого, что какой-то один единственный мужчина слушал ее пение. И все же она именно смутилась, хотя одновременно чувствовала радость и гордость. — Я… я надеюсь, что это никого не беспокоило.

— Как же вы могли кого-либо побеспокоить? — Эймос поднял брови. — Вы ведь удивительно хороши. Точнее, я хотел сказать, что вы поете очень хорошо. То есть, конечно, вы очень хороши собой и внешне, но я не то хотел… — его голос осекся и он снова опустил взгляд куда-то в ладони. К великому удивлению, Джульетта заметила, что его щеки покрываются красными пятнами.

Несколько минут они оба молчали. Потом Эймос заговорил.

— Моей матери очень понравилось бы ваше пение. Она была очень музыкальная.

— Франсэз мне рассказывала.

— Вы любите красоту так же, как наша мама. В вас это есть. Я хотел сказать, что вы обе умеете это ценить. Я понятно выразился?

— Да. Но оценить красоту способен каждый.

— Нет. Некоторые из нас как раз неспособны. Ну, это как бы чужое для нас. Но, по сути, нам это не знакомо. Это просто сидит неглубоко в нас, не так, например, как для меня знание земли. Я чувствую землю, понимаете? Когда я смотрю на борозды вспаханной земли или вижу, как молодые побеги пробиваются из почвы, или замечаю закат солнца в полях, возвращаясь домой… — Он замолк и криво улыбнулся. — Наверное, это звучит, как бред?

— Нет. Для меня это звучит так, словно вы опять рассказываете о чем-то прекрасном. Но это прекрасное заключено в земле, вот и вся разница. А вот эти фигурки, которые вы делаете, они тоже — что-то прекрасное.

— Возможно. Я так не считаю. Но я хотел сказать вам совсем не это. Я хотел вам сказать… ну, в общем, об этих маминых безделушках… Вы можете, если хотите, достать их и расставить, как вам нравится и где угодно.

Джульетта крайне удивилась. Она просто не могла поверить, что он только что позволил ей вынуть из шкафа все те прелестные предметы. (Безделушки! Только Эймос Морган мог отнести к безделушкам итальянское пресс-папье в стиле миллефьори!)

— Ну что же, спасибо вам.

Он пожал плечами.

— Какой смысл в том, что они там лежат и покрываются пылью. Мне всегда очень не нравилось, когда к ним прикасался кто-то другой. Но вы, по-моему, хорошо знаете, как с ними поступить.

Джульетта подумала, что Эймос вольно или невольно сделал ей комплимент. В этом его всегда было трудно понять.

— Благодарю вас.

Он кивнул, чувствуя себя неловко.

Джульетта встала.

— По-моему, пора мне возвращаться в дом. — Она помолчала. — До встречи завтра.