От этих слов досада и сожаление еще сильнее охватили Эймоса. Он даже не решился взглянуть на сына, хорошо представляя, какое выражение у того на лице.

— Ну, с ней все в порядке, можешь не беспокоиться, — мрачно сказал он Франсэз. — Нет твоей вины, что ты чувствуешь слабость. Скоро ты поправишься.

Франсэз ласково посмотрела на него.

— Нет. Мне приятно, что ты так говоришь. Но все же мы знаем с тобой, что этого не будет. И ей не стоило рисковать жизнью, спасая того, кого не будет здесь, быть может, еще до нового урожая.

— Не говори так!

— Кто-то из нас все же должен посмотреть правде в лицо, не так ли?

— Никакая это не правда. Тебе обязательно будет лучше, черт побери!

— О, Эймос. — Слезы снова показались на глазах у Франсэз и она смахнула их со щеки. — Я так слаба, что вряд ли смогу подняться отсюда по этой лесенке.

— Ясно, не сможешь. Да в этом и нет необходимости. Сейчас я вынесу тебя отсюда.

Он бережно поставил ее на ноги, поддерживая обернутые вокруг нее одеяла, и помог ей подойти к открытой двери погреба, где они могли выпрямиться в полный рост. Он поднял ее на руки и передал Итану, стоявшему на коленях у входа. Затем выбрался сам и понес сестру, держа на руках, словно маленького ребенка, в дом и вверх по лестнице в ее комнату. У него защемило сердце от того, какой легкой она оказалась.

Эймос уложил ее на кровать и прикрыл покрывалом.

— Я попрошу Джульетту подняться и помочь тебе одеться в сухое.

— Не стоит. Не надо ее беспокоить. Уверена, она очень устала. Я не могу представить, как ей удалось нести меня на последних метрах.

Эта мысль поразила Эймоса.

— Да, в ней есть что-то такое, о чем я и не догадывался.

Франсэз кивнула.

— Знаю. Я тоже недооценивала ее, когда она появилась у нас. Но она — сильная и хорошая женщина. — Она помедлила и взглянула на брата. Ей не часто доводилось говорить на такую тему, как, впрочем, и всем в их семье, но она чувствовала, что сейчас должна сказать это. — Ты знаешь, Эймос, она была бы тебе хорошей женой. Она очень красивая и к тому же у нее доброе сердце.

Щеки Эймоса окрасил румянец и он отвернулся.

— О чем это ты говоришь? Не нужна мне никакая жена! Я прекрасно обходился без нее все эти годы.

— Так ли это? — В ее голосе звучала печаль. — А я вот не уверена, что мне жилось хорошо без мужа. Сейчас я оглядываюсь на свою жизнь и мне кажется, она прожита напрасно. Когда умираешь, на все смотришь по-другому.

— Не говори так! Твоя жизнь не была напрасной. И моя прожита не зря. У нас неплохо шли дела на ферме, и мы делали все, что должны были делать.

— Ну а как насчет того, что мы хотели делать? Хоть когда-то нам это удавалось?

— Иногда то, чего ты хочешь, совсем не самое лучшее для тебя, — он мрачно взглянул на нее. — Я это знаю.

— И все же, если ты хочешь чего-то, это не означает, что ты обязательно хочешь плохого. Эймос! Я знаю, как сильно обидела тебя та женщина, но…

Он резко отвернулся.

— Не вижу смысла говорить об этом.

— Нет. В этом есть смысл! — Неожиданная сила в ее голосе удивила обоих, и Эймос снова повернулся к сестре. — Я хочу, чтобы ты был счастлив, — пылко заявила она. — Я хочу умереть, зная, что ты будешь счастлив. Пожалуйста, Эймос… обещай мне, что ты не откажешься от Джульетты.

— Франсэз…

— Ну пожалуйста! Ты обещаешь?

Эймос поморщился.

— Хорошо, — ворчливо произнес он.

— Что хорошо?

— Я обещаю, что не откажусь от Джульетты.

— Так ты будешь думать о том, что я тебе сказала? Ты дашь ей шанс?

— Да! Да, я буду думать об этом.

— Хорошо, — Франсэз слабо улыбнулась.

— Ну, а теперь ты будешь спать?

— Да. Я чувствую себя намного лучше.

Она снова улыбнулась ему, и Эймос вышел из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.

Он спустился по лестнице и остановился возле комнаты Джульетты. Глубоко вздохнув, Эймос громко постучал в дверь и открыл ее, пока еще не передумал и не ушел. Джульетта резко обернулась, услышав шаги. Она уставилась на него широко раскрытыми глазами, изумленная до немоты. Какое-то мгновение Эймос стоял, не зная, что делать, и смотрел на Джульетту. Незадолго до этого Джульетта сняла мокрую одежду, высушила ее и начала одеваться снова, но успела надеть только чулки, панталоны и нижнюю сорочку, когда Эймос бесцеремонно открыл дверь в ее комнату. У Эймоса покраснели сначала шея, затем лицо, он беззвучно открывал и закрывал рот. В конце концов Джульетта оправилась от шока, схватила нижнюю юбку, лежавшую на кровати, и прижала ее к груди, прикрываясь. Это движение вывело Эймоса из состояния паралича, он торопливо попятился из комнаты и прикрыл за собой дверь.

Почти бегом он прошел на кухню, рывком распахнул заднюю дверь и вышел на улицу, а уж там побежал по-настоящему. Он промчался через двор к сараю и остановился только внутри, оказавшись в привычном теплом полумраке своего излюбленного места. Он замер и прислонился к стене, прикрыв глаза.

Боже, в этот раз он все-таки это сделал! Он пошел-таки в комнату Джульетты, чтобы извиниться. Но почему-то, как дурак, вломился к ней, даже не дождавшись разрешения войти. А все потому, что он так сильно задумался о словах, приготовленных для нее, что даже и не подумал, как нужно входить в комнату молодой женщины. Теперь он точно знал, что она будет считать его не только грубым и вредным, но и развратным!

Эймос признался себе, что Джульетта будет недалека от истины. Мысленно он все еще представлял ее в подробностях: широко раскрытые глаза, раскрасневшиеся щеки, нежные изгибы тела, почти не прикрытые тонкой нижней сорочкой, ее груди были высокие и округлые, их темно-розовые соски просвечивали сквозь ткань. Он представлял себе, какими теплыми и мягкими были бы они в его ладонях, а кончики сосков — соблазнительно твердыми.

Эймос судорожно вздохнул, так как при этих мыслях его сразу бросило в жар. Он честно признался себе, что ему хочется целовать ее, держать ее в своих объятиях, гладить руками ее изящное тело. Даже от одной мысли об этом он просто терял голову.

Отец всегда ему говорил, что соблазны слишком часто берут над ним вверх, и что это доведет его до неприятностей. Конечно, история с Элен подтвердила правоту отца. Эймос был так ослеплен своей юношеской страстью, что не разобрался в истинной сути предмета своего увлечения. Хотя он неизменно старался держаться подальше от большинства женщин, многие годы его все же мучило желание искать компанию распущенных, безнравственных женщин и он не мог ничего с собой поделать.

Но Джульетта Дрейк не относилась к этой категории. Конечно, о женитьбе нечего было и думать, что бы там не говорила Франсэз. Он очень давно понял, что для таких, как он, брак не нужен и, кроме того, зная, как к нему относится Джульетта, он был уверен, что она даже не станет думать о подобном. Но другие отношения с ней, кроме супружеских, были также невозможны. Джульетта была его экономкой, женщиной, живущей под его защитой, и он не имел права извлекать из этого преимущества для себя. Даже если бы Джульетта и отнеслась к браку благосклонно, что он считал совершенно невероятным, все равно с его стороны такое поведение было бы в высшей степени бессовестным. Она слишком молода и ранима.

Загоревшееся в нем сегодня желание нужно обуздать. Он просто обязан выбросить из головы образ полуодетой Джульетты. Он будет избегать любых контактов с ней, как он и делал со дня ее появления здесь.

До самой темноты Эймос занимал себя работой над поврежденной стенкой курятника. Когда он вошел в дом к ужину, то старался не смотреть на Джульетту, да и со всеми остальными обменивался только краткими репликами с просьбой передать какое-нибудь блюдо. Когда ужин закончился, Эймос вышел из-за стола и отправился в свою комнату.

Поскольку он ни разу не посмотрел на нее открыто, Эймос не мог заметить легкую улыбку, игравшую на губах Джульетты. Меньше всего он ожидал, что она решится затеять разговор с ним. Но как раз это она и сделала, когда позже он спустился, чтобы пройтись по двору перед сном. Она заканчивала уборку на кухне, когда он прошел через заднюю дверь. Она последовала за ним на улицу.

— Мистер Морган, — негромко окликнула она его с крыльца.

Он вздрогнул и обернулся. Сердце его сжалось от страха, так как он сразу же решил, что она намерена сообщить ему о своем уходе после того, что произошло днем.

Он хотел откликнуться, но вынужден был хорошо откашляться, прежде чем смог произнести хоть одно слово.

— Да?

— Вы так и не сказали, что хотели мне сообщить сегодня днем. Зачем вы приходили в мою комнату?

Его обдало жаром. И он был рад, что это незаметно в темноте. Однако даже и сейчас он не смотрел ей в лицо.

— Извините меня. Я не должен был врываться к вам. Я просто не подумал. Это вышло так… — Он никак не мог отыскать нужное слово, чтобы выразить отношение к своему проступку.

— Грубо? — Подсказала Джульетта и голос ее звучал легко, так как ей все это было забавно.

— Да, — кивнул он. — Даже хуже. Но я не хотел ничего плохого. Я… Иногда бывает, что я о чем-нибудь задумываюсь и тогда забываю обо всем. Я надеюсь, что не очень обидел вас. — «Я надеюсь, что вы не уйдете из-за этого», — подумал он.

— Вы меня почти шокировали, — призналась Джульетта. Она не добавила, что после того, как удивление ее прошло, внутри у нее осталось какое-то теплое чувство, смесь волнения и ожидания.

— Надеюсь, вы простите меня, — продолжил Эймос серьезным тоном, глядя мимо нее куда-то в сторону.

— Конечно. Я ведь понимаю, что произошла просто ошибка, — она улыбнулась. — Я не думаю, что у вас были недобрые намерения по отношению ко мне.

— Нет! Разумеется, нет!

Поспешность и горячность, с которой он отказывался от возможности попыток как-то не очень ее обрадовали, подумала Джульетта, хотя, конечно, нельзя сказать, чтобы она приветствовала такое отношение с его стороны.