После такой уборки пол оказался совершенно мокрым — в следующий раз надо будет сильнее выжимать тряпку — и множество мыльных пузырей красовались по всему полу.

Джульетта выплеснула наружу грязную воду и опять наполнила ведро чистой водой. Она опустила тряпку в воду и стала заново перемывать весь пол. Но, странным образом, пузырей становилось еще больше, и в дальнейшем продолжалось то же самое: чем больше воды она выливала на пол, тем больше на нем появлялось пузырей. Скоро вода в ведре стала такой же мыльной, как и на полу. Пришлось заменить и эту воду.

Тут на кухню спустилась Франсэз и остановилась в дверях. Она с удивлением рассматривала пол, по-прежнему покрытый мыльными пузырями. Джульетта почувствовала, как ее охватывает сильное смущение.

— Вы будете завтракать? — заговорила она с Франсэз, стараясь не обращать внимания на результат своей работы.

— Нет, не беспокойтесь, меня что-то подташнивает с утра. Я тут подумала, что мы могли бы сегодня начать весеннюю уборку. Вы правильно начали: прежде всего нужно вымыть пол на кухне. Когда вы закончите, тогда, наверное, займемся уборкой в других комнатах.

Джульетта кивнула, выдавив улыбку. Мыть другие комнаты? О, Господи, она этого просто не вынесет.

— Ну, хорошо. Я только сейчас домою здесь.

— Я подожду в гостиной.

После ухода Франсэз Джульетта яростно набросилась на кухонный пол, вылила на него несколько полных ведер чистой воды и тряпкой согнала воду через заднюю дверь наружу. Остатки воды просто впитались через щели половиц. Потом девушка взяла полотенце и стала ползать по комнате, вытирая пол повсюду, где оставалась вода и мыльные пузыри. Руки Джульетты болели так, что казалось, будто они сейчас отвалятся. Да она и сама уже почти хотела, чтобы это случилось.

Покончив с кухонным полом, Джульетта устало пошла искать Франсэз. Больная женщина была в передней гостиной — одной из закрытых комнат. Франсэз стояла на табурете, снимая тяжелые бархатные зеленые шторы, и помещение уже наполнялось ярким солнечным светом.

Комната была уютная, со вкусом обставленная элегантной мебелью красного дерева. Сиденье и спинка кушетки были покрыты темно-зеленым бархатом, такая же накидка была на массивном стуле.

Сиденья двух других стульев с прямыми спинками были украшены аккуратной вышивкой. Такая же вышивка была и на спинках стульев. На стульях и кушетках красовались вышитые тамбуром салфеточки, а на маленьких столиках красовались кружевные дорожки. Было видно, что раньше кто-то старательно заботился об уюте комнаты — и на это было явно потрачено немало денег.

Джульетте стало любопытно, кто же так старался здесь. Наверное, жена Эймоса Моргана? А что же стало с ней? И почему теперь эта комната закрыта и ею не пользуются?

— Я протерла пыль с мебели, — сообщила Франсэз. — здесь так быстро скапливается пыль. Обычно я делаю тут уборку раз в месяц, но вот в последнее время… — она пожала плечами, ее голос оборвался.

— Какая чудесная комната! — Джульетта принялась помогать больной женщине снимать занавески. — Почему вы ее держите закрытой?

— Мы ею не пользуемся, — коротко бросила Франсэз. — Зачем попусту ее обогревать?

Ответ был, конечно, практичным, но Джульетта не могла понять, зачем вообще держать в доме комнату с отличной обстановкой, если никто ею не пользуется.

После того как две женщины сняли тяжелые оконные занавески, они развесили их на улице на бельевых веревках, выбили из них пыль и повесили на место. Вслед за этим они поочередно вынесли из гостиной два больших ковра и выбили пыль и из них. Оставив ковры висеть на веревках, женщины подмели и вымыли полы в столовой и гостиной.

Работа была тяжелой, и Франсэз быстро устала, поэтому Джульетта уговорила ее отдохнуть, пока она продолжала уборку. После, когда Франсэз передохнула, Джульетта услышала, как та на кухне возится с ужином. Девушка очень обрадовалась этому. Уборка в комнатах отняла у нее много сил, но, по крайней мере, она могла справиться с такой работой.

Когда полы были вымыты и ковры уложены на место, Джульетта принялась за мебель в столовой, натирая до блеска роскошный стол красного дерева и горку с посудой. Джульетта думала о том, как красиво в этой комнате все, от изящной стеклянной люстры до фарфоровых тарелок и стеклянных кубков на открытых полках посудной горки. И как глупо было держать всю эту красоту взаперти.

Очевидно, Эймос Морган просто был не способен ценить красоту, иначе он не допустил бы подобного отношения.

Когда Джульетта открыла дверцу в нижней части серванта красного дерева, она обнаружила там такое, от чего у нее сразу перехватило дыхание. Это был настоящий клад.

В глубине лежали серебряный поднос и чайный сервиз, сильно потускневшие от времени, но, несомненно, очень тонкой работы. Далее виднелись два изящных стеклянных подсвечника, основания которых были выполнены в форме дельфинов. Здесь же были позолоченные бронзовые часы, изысканно написанная портретная миниатюра, небольшая шкатулка из раковин и стеклянное пресс-папье в стиле миллефьори, внутри которого ослепительным фейерверком расцвели изумительные по красоте крошечные цветы розового и голубого цвета.

Джульетта осторожно вынула все предметы и поставила их на сервант. Она погладила пальцами стеклянное пресс-папье и подсвечники, и при виде этой красоты ее душа затрепетала.

Девушка настолько увлеклась разглядыванием выставленных предметов, что даже не услышала тяжелые шаги в коридоре, пока громкий сердитый голос не прервал ее грезы:

— Черт побери, женщина! Какого дьявола вам здесь надо!

ГЛАВА 4

Джульетта вздрогнула и вскочила, отдергивая руку от пресс-папье, словно от раскаленного предмета, и резко повернулась. В дверном проеме стоял Эймос Морган, сердито смотрел на нее и его темные глаза сверкали от злости. Вид его был настолько угрожающим, что Джульетта инстинктивно подняла ладонь к горлу и отступила назад.

— Мистер Морган, — промолвила она с дрожью, — вы меня напугали.

— Что вы здесь делаете? — повторил он, не обращая внимания на ее слова. — Не трогайте это. Уберите все обратно.

— Что?

— Я сказал: уберите эти вещи. И больше никогда их не трогайте.

— Но, мистер Морган… — Джульетта всплеснула руками в крайнем удивлении. — Но они же красивые. Зачем запирать их в серванте? Они должны стоять там, где можно на них смотреть и любоваться ими.

— Вы не у себя дома, чтобы мне указывать, как я должен поступать с моими вещами. Я хочу, чтобы вы их убрали сейчас же.

Джульетта заморгала глазами.

— Но почему? Чайный сервиз нужно почистить, он будет отлично смотреться здесь, на серванте. А как чудесно сделано пресс-папье!

— А вы, несомненно, просто знаток таких вещей, — заметил Морган с едкой иронией.

— Между прочим, я действительно разбираюсь в искусстве. Мой отец ценил красивые вещи. Он всегда говорил мне… — начала рассказывать Джульетта, но Эймос резко оборвал ее.

— Мне наплевать, даже если вы самый лучший знаток в таких вопросах. Это не ваши вещи и никто не дал вам права заходить в эту комнату, высматривать здесь что-то и вообще совать нос не в свои дела…

— Ничего я не высматриваю! — возмутилась Джульетта. — Я просто делала здесь уборку и когда увидела такие чудесные вещицы, я вытащила их, подумав, что они должны быть на виду!

— Что-то вы тут высматривали, — резко выпалил Эймос, — просто высматривали и все! Но я этого не потерплю. Все эти предметы должны лежать в серванте, и конец разговору.

Джульетта еще больше удивилась.

— Да какие же это причины вынуждают вас скрывать такие прекрасные вещи? Не для того же эти люди делали такую красоту, чтобы вы ее прятали где-то.

— Это не ваше дело. Делайте то, что я сказал и уберите все на место.

Да, Морган нанял ее на работу, и Джульетта понимала, что нужно подчиниться его словам. В конце концов, эти вещи принадлежат Эймосу, и он имеет право запрятать их куда угодно, если ему так хочется. Однако его поведение возмутило Джульетту, и она не смогла удержаться от продолжения спора, вопреки его приказаниям.

— Я все-таки не понимаю, почему…

Тут ей в голову пришла новая мысль и она продолжила:

— Я понимаю, они, должно быть, принадлежали матери Итана.

— Матери Итана? — вскричал Эймос, сузив брови. — О чем, черт побери, вы говорите?

— Ну, точно? Ведь так же? — Джульетта слегка обрадовалась тому, что разгадала причину. Теперь странное поведение Эймоса получало свое объяснение. — Вам просто очень больно видеть ее вещи в доме. Разве не в этом причина?

— Нет! — ответ прозвучал невероятно громко, почти с ревом, и Джульетта удивилась, как это не обрушился весь дом от такого крика. — Что вы себе позволяете? С какой стати вы решили, что имеете право сочинять здесь дикие фантазии про меня или моего сына? Мать Итана совершенно здесь ни при чем. Ее вообще не существует! Для него она умерла.

«Для него она умерла.» Как странно он выразился! Джульетта задумалась, что означают эти слова.

И вновь она набралась смелости выступить против хозяйского гнева.

— Ну и незачем тогда из-за этого держать вещи взаперти. Итан вполне заслуживает того, чтобы видеть предметы, которые были дороги его матери.

— Эти вещи не ее! — выкрикнул Эймос. — У нее недоставало вкуса, чтобы оценить их. Все это принадлежит моей матери, если уж вам так хочется все знать.

— Вашей матери? В таком случае вам должно быть даже приятно смотреть на них. Я думаю, что вам доставит радость и удовольствие видеть ее вещи каждый день, особенно такие красивые.

— Меня не интересует, что думаете вы, мисс Дрейк. — Эймос выглядел так, словно вот-вот готов был совершенно выйти из себя. — Зарубите себе на носу, что вас не касаются ни эти вещи, ни моя мать, ни кто иной из моей семьи. Вам никто не разрешал сюда заходить и вынимать вещи из серванта. Вам вообще никто не разрешал открывать эти комнаты.