Элизабет не могла поверить, что делает это. Снег был глубоким и налипал на ботинки, пальцы в перчатках покалывало от холода, а щеки и нос почти онемели и, должно быть, были неподобающе красными, и все же она не променяла бы это утро и не вернулась бы домой даже за все сокровища мира. Она поняла, что за всю свою жизнь и вполовину не наслаждалась так, как сегодня. И у нее есть только сегодняшний день и, возможно, завтрашний, хотя Рождество всегда было для Элизабет одним из самых нелюбимых дней в году. После того, как оно закончится, мистер Чэмберс наверняка вернется в Лондон, и пройдет еще очень много времени, прежде чем она увидит его вновь. И она больше никогда не увидит его таким, как сейчас.

— Возможно, вы сможете отвести нас туда, где растут дубы, — спросил он Элизабет.

Однако, хотя она и была знакома с парком, она никогда не рисковала заходить глубоко в лес. Они несколько минут блуждали, прежде чем нашли то, что нужно. К счастью, снег здесь не был таким глубоким, поскольку кроны деревьев служили своего рода крышей.

— Как я и думал, — сказал мистер Чэмберс, когда они подошли к крепкому, древнему дубу. — Она достаточно далеко от земли.

Он говорил про омелу. Элизабет запрокинула голову назад и посмотрела наверх, чтобы убедиться, что нужные ветки находятся на недосягаемой высоте. Он же не хотел…

— Желаете рискнуть вашей шеей? — спросил он, взглянув на сэра Энтони.

Все знали, что Энтони влюблен в Миранду, и он был рад произвести на нее впечатление. В итоге двое мужчин начали взбираться по веткам дерева, в то время как Миранда нервно затаила дыхание, а Элизабет прижала руку в перчатке ко рту. Они же разобьются!

— Не поскользнитесь, — предупредила Миранда жениха и, понизив, голос сказала: — О Лиззи, я так восхищаюсь мистером Чэмберсом. Он вовсе не скучный, правда? И даже совсем не вульгарный. Я так счастлива за тебя. Мама сказала в прошлом году, что это большой позор, что ты была вынуждена выйти замуж за торговца только потому, что тетя и дядя были так непредусмотрительны, но в этом году, я уверена, она поменяет свое мнение. Он такой веселый.

Да, веселый. С другими людьми. Но не с ней. Она ему не нравится.

— О, Эдвин, действительно, будьте осторожны! — Она вновь прижала руку ко рту. Его нога соскользнула, но почти тотчас же он восстановил равновесие и улыбнулся ей сверху.

Она почувствовала слабость в ногах. Потому что он чуть не упал? Или же потому что он улыбнулся ей? И она назвала мужа по имени, смущенно поняла Элизабет.

Энтони спустился первым. В одной руке он торжествующе держал целый ворох веток омелы.

— Ну а теперь, — сказал он, когда Миранда вновь засмеялась, — победителю полагается вознаграждение.

Он поднял руку с омелой над ее головой, а второй поймал девушку за талию и страстно поцеловал.

— Тони! — возмущенно вскрикнула девушка. — Маму хватит удар.

— Но у нас есть миссис Чэмберс в качестве компаньонки, — отозвался он.

— Лиззи моложе меня, — ответила Миранда.

Он повернулся и посмотрел на Элизабет с некоторым изумлением. Она чувствовала себя настолько смущенной, что обязательно бы покраснела, если бы ее щеки уже не были ярко красными от холода. Она прежде никогда не видела, как целуются двое взрослых. Мистер Чэмберс только достиг земли и с сожалением смотрел на глубокую царапину на внутренней стороне одного из сапог.

Элизабет надеялась, что он не видел поцелуй.

— В таком случае, — усмехнулся Энтони, — это ты должна быть компаньонкой миссис Чэмберс, Миранда.

— Это же нелепо! — ответила она, смеясь. — Лиззи замужем за мистером Чэмберсом. Он может целовать ее, когда пожелает.

Элизабет не знала, куда девать глаза. Она не отошла от дерева, когда джентльмены начали спускаться, так что в итоге оказалась почти нос к носу с мистером Чэмберсом, который вопросительно изучал ее лицо. В руках у него была омела. Он гадал, умышленно ли она осталась на месте? Неужели он подумал?.. Она в изумлении уставилась на него, затаив дыхание.

— Человек действительно должен быть вознагражден, — пробормотал он, — за то, что рисковал жизнью и своими сапогами.

Он намеревался поцеловать ее?

Она делила с ним брачное ложе в течение четырнадцати ночей подряд. Она приняла в себя его семя и родила ему ребенка. И все же она чувствовала себя так, как будто они никогда не были близки.

Конечно, он никогда не целовал ее.

— О, какая глупость! — попыталась беззаботно выговорить она и резко отвернулась. — Омела потеряет все свое волшебство, прежде чем мы доберемся до дома.

— Ну что ж, в этом что-то есть, — сказал он позади нее, и его тон был под стать ее. — Но я оставляю за собой право быть первым, кто проверит это после того, как венок из омелы будет сделан и закреплен, с леди по моему выбору.

Миранда и Энтони рассмеялись. Элизабет заставила себя повернуться к мужу и тоже засмеяться. Он действительно хотел поцеловать ее? Он смотрел на нее сузившимися глазами, но в них ничего нельзя было прочесть.

Неужели она все испортила?

Однако он пошел рядом с ней, и они направились к выходу из чащи леса. Вскоре они услышали голоса и увидели другие группы, которые были заняты каждая своим делом. Действительно, когда они достигли отправной точки, то нашли внушительную гору веток, готовую к отправке домой.

— И как мы собираемся все это доставить домой? — спросил кузен Алекс, снимая касторовую шляпу, чтобы почесать голову сквозь непослушные каштановые пряди.

— Отнесем в руках? — предложил Перегрин.

Но мистер Чэмберс, как они могли бы ожидать, организовал все заранее. Он объяснил, что садовники должны приехать на телегах, запряженных лошадьми. И действительно, те показались в поле зрения, поднимая облака снега, еще до того, как он закончил объяснять.

Таким образом все они возвращались домой с пустыми руками, вынужденные пробираться сквозь снег, который был еще более глубоким, чем когда они отправлялись в путь. Элизабет не знала, чья была идея начать петь «Падуб и плющ», но вскоре они дружно пели, воодушевленно и не особо музыкально, а затем последовали и другие рождественские гимны. Она обнаружила, что у мистера Чэмберса, который шел около нее с четырехлетней Луизой на плечах, был красивый тенор.

Элизабет чувствовала себя неуклюжей и робкой рядом с ним. Почему она отказалась от поцелуя? Она хотела этого. Но он собирался поцеловать ее под омелой позже. Он сказал: «С леди по моему выбору». Конечно, именно это он подразумевал. Значило ли это, что он не сердился на нее?

Она не будет думать о том, что он, возможно, сердит. Она не будет думать об упущенной возможности. До конца дня было еще много неотложных дел. А сейчас она была замерзшей, растрепанной, усталой, ее грудь отяжелела от молока, но при этом Элизабет была настолько переполнена счастьем, что, казалось, оно причиняет ей больше боли, чем радости.

* * *

Дети были отправлены в детскую, как только вернулись домой. Там же они пообедали. Некоторые из младших, несмотря на громкие протесты, были уложены спать. Но Эдвин, который остался с ними, пока Элизабет кормила Джереми, всем пообещал, что они смогут спуститься позже и помочь.

— Детям никогда не разрешалось покидать детскую во время наших семейных сборов, — сказала ему жена, когда они стали спускаться вниз.

Он не знал, упрекала ли она его за обещание, которое он дал, или же за то, что предложил взять Джереми вниз, раз уж он не уснул после кормления. Эдвин нес его на руках.

— Я был воспитан в убеждении, что дети являются неотъемлемой частью семьи, — сказал он. — Я порчу вам Рождество, Элизабет?

— Нет.

Она ответила быстро, однако он не был уверен, что она сказала правду. И все же он мог поклясться, что утром на улице она получила удовольствие, за исключением, быть может, нескольких минут в начале, когда казалось, что она может вернуться в дом в любой момент. Элизабет выглядела поразительно оживленной, прекрасной, участвуя в борьбе снежками и беспомощно смеясь. Он жаждал, чтобы это оживление и радость были сосредоточенны на нем.

— А как обычно ваша семья празднует Рождество? — спросил он.

Она прошла половину лестничного пролета, прежде чем ответила.

— Всегда много еды, — сказала она. — И напитков. Игра в карты и бильярд. И сон.

— Вы получаете удовольствие от этого?

— Я всегда ненавидела Рождество, — сказала она тихо, но страстно.

Продолжить разговор не получилось. Они вошли в столовую, где уже собрались остальные. Возникло оживление, как Эдвард и ожидал, из-за появления Джереми.

Вполне предсказуемо леди Тэмплер, полностью игнорируя зятя, приказала Элизабет вызвать няню, чтобы та отнесла Джереми в детскую.

— Мистер Чэмберс желает, чтобы Джереми был с нами, пока не начнет капризничать или не утомится, мама, — объяснила его жена с привычным тихим достоинством.

— Этот ребенок вырастет испорченным, — едко заметила ее мать.

— Из-за того, что проведет время с отцом? — уточнила Элизабет. — Конечно, нет.

— Ну что ж, не говори потом, что я тебя не предупреждала, — отозвалась леди Тэмплер.

Эдвин только сейчас осознал, в какую неудобную ситуацию попала его жена, которая, наверняка всегда повиновалась матери и от которой после замужества ожидали такого же беспрекословного повиновения мужу. Теперь он поставил ее перед нелегким выбором. Пока казалось, что желания мужа она ставила превыше материнских.

Но чего хотела она сама, он не знал. Была ли у нее своя воля? Давали ли ей возможность поступать согласно собственным желаниям? Если бы у него была дочь, он воспитывал бы ее так, чтобы она думала и действовала самостоятельно, имела свое мнение и могла совмещать личные интересы с обязанностями. Если бы у него была дочь…