– Привет, Ти.

– Привет, чика, как дела?

– Н-н-не ос-с-собо. – Зубы стучали, как отбойный молоток.

– Хочешь приехать потусоваться? Ко мне домой?

Конечно же нет – время «Гонки старшеклассников» тикало. Но мне не хотелось ранить чувства Тары, поэтому я постаралась, чтобы в моем голосе прозвучало огорчение.

– Я бы с удовольствием, но не могу. Дурацкий школьный проект.

Ого! Я не только спонтанно соврала своей лучшей подруге, но и попыталась убедить себя в том, что сказала ей правду – это был проект, и он относился к школе. И то и другое скрутилось в еще один горячий комок стыда в моем животе.

– Нужна помощь?

«Да», – подумала я. Тара очень бы помогла. Но тогда пришлось бы ей объяснять, почему я делаю это, кто такой Люк, почему я продолжаю думать о его глазах и почему пытаюсь подружиться с ребятами из Эш-Гроув, ведь мы с Тарой – и все отстойное в Меритоне – годами поливали грязью эту провинциальную школу. К тому же я не должна рассказывать о «Гонке старшеклассников». Даже своей лучшей подруге. Я не могла рисковать и допустить, чтобы о «Гонке» просочился слух и привел ко мне.

– Мне бы хотелось… но нет, все в порядке… Хотя спасибо. – И, пытаясь подавить чувство вины, я добавила: – Если закончу пораньше, свистну тебе и приеду.

– Круто. Буду ждать звонка.

– Ладно. Пока.

Я сбросила звонок и швырнула телефон на сиденье, будто он был сдохшей крысой. Что на меня нашло? Почему я так себя вела? Я уверяла себя, что это из-за того, что я пыталась выжить во вражеской среде. Я была эмигрантом. Мятежником. Я была одиннадцатиклассницей в старшей школе Эш-Гроув и должна найти нужную могилу на кладбище.

Глава 12

Дождь лил так, будто хотел кому-то что-то доказать. Казалось, что он не затихает ни на минуту. Дождь был злым, упорным и безжалостным. Он не брал пленных.

Я уже двадцать минут сидела в машине на парковке около кладбища Оак Хилл, не видя ничего, что делалось на улице. Представьте себе мойку для машин, только эта мойка находится в самом низу затопляемого оврага. Вот на что это было похоже. Не стоило даже пытаться вести машину. Пока я ожидала, решила поизучать спутниковые карты последних двух кладбищ, чтобы понять, не пропустила ли я чего-нибудь. Католическое кладбище было огромным, поэтому я решила оставить его напоследок. Может, к полудню погода улучшится.

Я ввела в навигатор адрес последнего кладбища. Общественное кладбище Эш-Гроув Мемориал на Джеффер сон-авеню, 122.

Я где-то читала, что Эш-Гроув Мемориал – первое городское кладбище. Посмотрев на карту, заметила, что оно расположено ближе к центру города и занимает целый квартал. Я увеличила картинку и увидела, что могилы расположены близко друг к другу. Не наблюдалось ни одного пустого местечка, начиная от Джефферсон-авеню на юге и заканчивая Ридж-роуд на севере, от Гурон-стрит на западе до Адамс-стрит на востоке.

Секунду.

Что-то привлекло мое внимание. Но что конкретно? Какая-то мысль крутилась в голове, как нечеткий черно-белый фильм, в котором медленно проступали детали. И через пару секунд она четко сформулировалась в моей голове.

Гурон-стрит. Как озеро Гурон.

«Забыл добавить: у озера ищи». Могила располагалась где-то вдоль линии забора. Прямо возле Гурон-стрит. Возле озера.

Плевать на дождь! Я вдавила в пол педаль газа и тронулась в путь, моля Бога, чтобы мой навигатор подсказал мне правильное направление, если я где-нибудь съеду с дороги или разгонюсь на перекрестке. Дворники колошматили на полной мощности. Каждый взмах открывал мне обзор на миллисекунду. Достаточно, чтобы проехать следующие полкилометра или около того. Шаг за шагом я преодолела все шесть с половиной километров до Эш-Гроув Мемориал.

Может, и не стоило объезжать кладбище по кругу, но мне захотелось продумать план. Припарковаться можно было с любой стороны, там были и стоянка, и железные ворота, чтобы попасть на кладбище. Я могла припарковаться на Гурон-стрит, но не хотела попадаться никому на глаза. В итоге припарковалась с северной стороны кладбища, на Ридж-роуд, как раз перед перекрестком с Гурон-стрит. Я была уверена, что, как только закончится дождь, мне будут хорошо видно могилы, расположенные вдоль Гурон-стрит. Удостоверюсь, что никого нет, а потом тайком прокрадусь на кладбище.

Отругав себя за то, что не оставила зонтик в машине, и простояв у обочины еще пятнадцать минут, я забеспокоилась о запасе бензина. Если заглушить машину, то печка перестанет работать. Если оставить заведенной, то закончится бензин, машина заглохнет, и все равно станет холодно.

Я оттягивала неизбежное – мне снова придется выйти под дождь. С другой стороны, если именно на это кладбище указывает подсказка, то гроза, вполне возможно, отвадит других участников гонки от его посещения. Я прибавила температуры, чтобы получше согреться перед уходом, и потуже затянула капюшон. Вытянула правую ногу и засунула телефон в передний карман джинсов. Затем, чтобы не дать карману промокнуть, отдернула низ толстовки и снова отругала себя за то, что не взяла зонт. Несколько секунд подержала руки у печки, заглушила двигатель и рванула в грозу.

Мне понадобилось менее десяти секунд, чтобы промокнуть насквозь. Понимая, что сухой мне не быть, я остановилась, поглубже натянула капюшон и сгорбилась. Теперь лобовое стекло, по которому разливалась пелена дождя, не закрывало вид на бурлящее небо. Оттенки темно- и светлосерого сливались, как на картине импрессиониста. И этот художник, несомненно, был склонен к суициду. Но запах, ощущавшийся в воздухе, не вызывал тоски. Это был теплый, землистый запах предвкушения, который несут только весенние дожди. Запах чего-то грядущего. Смесь обещания и предупреждения.

На мгновение меня затопило желание широко раскинуть руки и пробежать сквозь дождь, крича как сумасшедшая. Но я напомнила себе, что нахожусь на тайном задании, и опустила голову. Затем прошла через железные ворота и направилась прямо к ряду плит, что были установлены вдоль Гурон-стрит.

Я по очереди проверяла даты. И пыталась придумать оправдание своему нахождению здесь, если встречу того, кто меня узнает, или если кто-нибудь спросит, почему я решила прийти на кладбище в дождь. Мне хотелось, чтобы моя история выглядела правдивой. Ладно, сознаюсь: мне хотелось, чтобы моя ложь была отлично отрепетированной.

Я шла от могилы к могиле, придумывая разные оправдания и отметая их. Сегодня день рождения дорогого мне усопшего? Нет, я никогда не найду могилу, датированную семнадцатым марта. Я проводила исследование по родословной? Едва ли оно было таким безотложным, что я не смогла дождаться, когда закончится дождь. Я просто гуляла и попала под дождь? Почему искала убежище на кладбище, а не в магазинах, находящихся не далее чем в пятидесяти шагах отсюда? Да, точно. К тому же любой человек, встреченный мною, мог видеть, как я выбиралась из машины. Оказывается, лгать не так-то и просто.

Я задумалась. Как было бы здорово, будь такой форум, где просишь: «Помогите придумать отмазку для такой-то ситуации», и люди по всему миру присылают тебе свои предложения.

– Блайт? – вдруг произнес женский голос.

Я застыла. Но не оглянулась, так как в раздавшемся голосе послышалась неуверенность, а мне не хотелось показывать девушке свое лицо. Поэтому я сделала единственное, что пришло мне в голову: рухнула на колени у основания могильного камня и притворилась, что безутешно рыдаю.

– Почему? – простонала я. – Почему ты ушел? Я так скучаю по тебе, дорогой, милый, эм… – Я глянула на имя на камне. Ох, черт! – Эбенезер! Почему я потеряла тебя?

Я посмотрела на даты и поняла, что парень умер в 1897 году. Уупс. Я протянула руку к камню, чтобы прикрыть дату, и уперлась лицом в нее, продолжая притворно рыдать.

– О господи, тебе точно надо лечиться, – произнес мужской голос.

Я выглянула из-под руки и увидела, как черный ботинок на толстой подошве утыкается в мое бедро и толкает меня на сырую, коричневую траву. Я подняла голову и увидела, что мне улыбаются Сай и Дженна. На меня нахлынуло облегчение. Может, я и не доверяла полностью этой парочке, но, по крайней мере, меня застукали не парень-кретин, облитый йогуртом, и не мымра со сверкающими ногтями, та, что в первый день обозвала меня девочкой с козявкой.

– Черт возьми, что ты делаешь? – спросил Сай.

Я поморщилась, будто застыдившись самой себя, и моргнула несколько раз.

– Ничего, – ответила я и решительно потрясла головой, подчеркивая это.

Сай и Дженна расхохотались.

– Блайт, ты самая худшая лгунья на всей планете! – воскликнула Дженна.

Я надулась:

– Ну, извините меня. У меня не так много опыта.

– Дай угадаю, – подразнил Сай. – Ты врала в первый раз?

Я встала на четвереньки, затем поднялась и сказала:

– Сказать по правде, вчера мне посчастливилось очень убедительно соврать. – Я вытерла руки и выпятила подбородок. – Более того, родителям.

Ребята одновременно выдали «Ах!» и закивали. Я усмехнулась.

– Без обид, но твоего отца вряд ли можно назвать полиграфом. Мы врали ему годами, а он даже не догадывается об этом, – сказал Сай.

– Самое смешное, когда мы говорим правду, то он думает, что мы врем, – добавила Дженна.

Ее трехцветные волосы прилипли к лицу и шее прямо под мокрой шерстяной шапочкой. Подводка для глаз текла по лицу с двух сторон, как черные слезы. Она посмотрела на Сая:

– Только не вчера.

– А что случилось вчера? – спросила я, продев руки в рукава, словно в китайскую ловушку для пальцев.