Я остановилась в коридоре, преодолевая одышку, У меня еще нет своего бизнеса, а лицо уже изможденное. Крошечные молекулы несбывшихся бизнес-планов неумолимо разжижали мои мозги. Мне было срочно нужно… нужно…

… Глубоко вздохнуть и решительно отогнать от себя признаки надвигающегося безумия. Закрыв дверь на замок, я обернулась… и застыла, в ужасе глядя под ноги. Передо мной вдруг явилось чудо Господне – прямо там, в замызганном коридоре.

Правда, при ближайшем рассмотрении чудо оказалось похожим на рыжую, в коричневых пятнах, миниатюрную овечку-мутанта с тупоносой мордочкой, кудрявой шерстью и закрученным хвостиком.

Овечка взглянула на меня и гавкнула, обернувшись собакой. А может, это все же была овечка, которая разучилась блеять и стала лаять по причине мутации? Я осмотрела коридор, пытаясь обнаружить какие-либо следы владельца животного – или источник радиоактивного излучения.

– Эй, есть здесь кто-нибудь? – позвала я, оглядываясь.

Бесполезный ход – ведь единственным обитателем нашего этажа, кроме меня, Энни, Фаррена и Мишеля, был Волосатый Монстр. То есть некрасивый лохматый парень, который жил в конце коридора и съехал на днях. Я опять посмотрела на овечку, а та на меня – искоса, с робкой надеждой, будто спрашивая: «У вас, случайно, не найдется маленького кусочка собачьего печенья?»

Я опустилась на колени и как можно нежнее, боясь испугать бедную крошку, произнесла: «Привет!» Под кудрявой, но грязной и свалявшейся шубкой скрывалось худое тельце – не больше десяти – пятнадцати фунтов.

– Прости, малыш, но мне нора на работу, А у тебя, наверное, есть хозяева… Ой, что это?

Я заметила на шее животного потертую веревку с прикрепленной к ней металлической табличкой. Собака бочком приближалась ко мне.

Взгляд ее был направлен в конец коридора, но время от времени она косилась в мою сторону. Наверное, хотела убедиться, что у меня нет свернутой газеты, которой можно ударить, или какой-нибудь бешеной кошки.

– Нет, малыш, я пока еще не ношу с собой «Уоллстрит джорнал». Хотя встреть ты меня через несколько дней – я бы, наверное, уже превратилась в занудную бизнес-леди. Да, мой маленький, это полный бред. Иди сюда, милый. Иди к Шейн.

Я старалась не двигаться и убаюкивающим тоном болтала всякую ерунду. Наконец собака (позже я убедилась, что это девочка) забралась ко мне на колени и прижалась к груди. Испустила тихий, печальный вздох и задрожала, будто всем своим крошечным телом выдыхала накопившуюся усталость.

А потом подняла головку и в упор посмотрела на меня – с надеждой в глазах. Я аккуратно приподняла металлическую подвеску, но надписи не обнаружила. Тут она повернула голову в другую сторону, и я увидела сложенную бумажку, прикрепленную скотчем с другой стороны веревки. Развернула и прочла: «Бездомная собака».

Я пробормотала пару отборных ругательств в адрес людей, которые выбрасывают собак на улицу, и ощутила надвигающийся приступ головной боли. У меня не было времени на возню с животными. Ни сегодня, ни на этой неделе, ни в этом году. Надо было строить новый бизнес и начинать новую жизнь.

Собака засопела. Я осторожно приподняла руку, потрогала причудливые спиралевидные кудряшки, нежно потрепала шелковистое ушко, а она потянулась к моей руке мордочкой. Маленький розовый язычок высунулся, робко лизнул мне ладонь – и я поняла, что не могу бросить это странное существо.

Я встала, прижимая к груди собачку. В первую очередь ее нужно было как следует вымыть. А после подумать об остальном.

Например, о том, какой удачный новый способ применения нашелся для большой стопки номеров «Уоллстрит джорнал».

Спустя два часа щенок был чист, вместо запаха псины распространяя вокруг себя аромат геля для душа «Дримглоу» с ароматом ванили. Я нашла старый ремень, который ни на что не годился, кроме собачьего поводка. (Розовый с бахромой, представляете?) Собака удовлетворила естественные надобности в надлежащем месте – то есть на улице, – слопала оставшуюся с завтрака курятину и вылакала миску воды.

И теперь мирно дрыхла в моем шкафу – на кашемировом шарфе цвета фуксии, подаренном мне матерью Энни. Вероятно, приняла его за собачью подстилку.

Она еще и храпела. Как четырехсотфунтовый мужик с эмфиземой легких. От звуков, исходивших от крохотной сплющенной мордашки, буквально дрожали стены. Я взирала на нее со смесью ужаса и восхищения, пытаясь определить породу.

Кудрявая шерстка указывала на пуделя, хвост колечком… на собачку из фильма «Люди в черном». Как там ее… мопс? А жалобно-голодный вид и оленья посадка головы напоминали чихуахуа.

А может, мне попался очень редкий экземпляр какой-нибудь дорогушей новой породы?

Не открывая глаз, псинка фыркнула, перевернулась на другой бок, пукнула, засопела и поглубже зарылась в шарф.

Девочка определенно талантлива. Я склонялась к тому, чтобы считать ее помесью чихуахуа, мопса и пуделя. Чем-то вроде «пудомопхуа». Или «мохуапу». Или «чихумопу»…

– Точно! Ты – чихумопу! Итак, моя маленькая чихумопу, сиди дома и не грызи туфли. А мне пора на работу. На обратном пути куплю тебе поесть. Будь хорошей собачкой, – сказала я, одновременно задаваясь вопросом, поняла ли та хоть слово из сказанного?

При словах «хорошая собачка» та открыла глаза, приподняла голову, посмотрела на меня – взгляд выражал неземное блаженство, будто она попала в собачий рай, – и брякнулась спать дальше. Я на цыпочках прошагала к двери, осторожно закрыла ее за собой, думая о том, как много времени бедняжка провела в одиночестве и надолго ли она останется у меня. Может ли женщина, не помнящая собственной матери, ни с того ни с сего воспылать почти материнской любовью к овечке-мутанту?

Однако пора было спешить на работу. Если не работать – не будет денег на собачий корм.

Выложив новый товар, я установила на полке табличку с красивой надписью: «Скидка 25 % на масло для тела с запахом маракуйи. Спешите – количество ограничено!»

Вернуть сделанный по ошибке заказ, к сожалению, не удалось.

Посмотрела на часы – раз, наверное, восьмидесятый. Лиззи опаздывала на полтора часа. Либо она не так уж и страстно желала избавиться от Ужасного Бена, либо он уже успел убить ее и бросить в Гудзон.

Интересно, положено ли мне в таком случае вознаграждение? Наверное – ведь формально они перестанут быть парой…

Я неодобрительно покачала головой, силясь удержаться от нравственного падения, обусловленного, конечно же, бедностью, и направилась к полке с кофточками марки «Одежда от Бориса». Его модели имели бешеный успех – к моему величайшему удивлению. На мой взгляд, они были ужасны. Самая худшая из модных тенденций стиля восьмидесятых, которым все в городе недели две увлекались в марте этого года.

– Подумать только – гамаши! Надо же было до такого додуматься, – пробормотала я, вспомнив те времена.

Услышав звонок, мельком посмотрела в сторону двери, отвела взгляд… вновь обернулась и уставилась во все глаза на вошедшую даму. Ошибки быть не могло – передо мной стояла Лиззи. Собственной персоной. Истинное олицетворение высокой моды – от корней превосходно выпрямленных и окрашенных волос до кончиков каблуков-шпилек. Рядом с этим великолепным созданием второго размера я ощутила себя невзрачной деревенской толстушкой. И едва сдержала желание стремглав броситься в дамскую комнату – проверить, не застряло ли у меня сено в зубах.

Окинув помещение начальственным взором, визитерша, наконец, соизволила обратить на меня внимание.

– Нет, вы, наверное, не Шейн? – проронила она.

Я удивленно приподняла бровь.

– Почему вы так решили?

Лиззи смерила меня взглядом.

– Неужели это действительно вы? Просто, зная тетю Эстель, я ожидала, что она порекомендует кого-нибудь… с опытом. Вам самой-то хоть раз приходилось с кем-нибудь расставаться?

Я захлопала ресницами. Порядочные сплетницы злословят о людях за глаза – это еще как-то можно пережить. Но от откровенных колкостей Лиззи мое лицо вспыхнуло, а глаза предательски увлажнились.

Впрочем, я не стала бы «антисвахой», если бы сама не боялась конфликтов.

Успокоившись, по крайней мере, настолько, чтобы говорить без дрожи в голосе, я шагнула к нахалке, протянула руку и уверенным тоном произнесла:

– У меня все в порядке. Спасибо, что спросили. А вы, должно быть, Лиззи?

Она едва ощутимо коснулась кончиками пальцев моей руки. Вероятно, так испугалась моего уродства, что на настоящее рукопожатие не хватило духу.

Я набрала в грудь воздуха. К сожалению, следующий вопрос был необходим.

– Надеюсь, вы позволите поинтересоваться – откуда у такой девушки, как вы, могли возникнуть подобные трудности?

Лиззи злобно сощурилась, а я поспешно уточнила:

– Я хотела сказать… за вами, наверное, парни толпами бегают? Было время попрактиковаться.

Она улыбнулась:

– Конечно, практика у меня есть, просто… попался сложный случай. Впрочем, это вас не касается.

Я пожала плечами и отвела взгляд, пытаясь вернуть свое мужество, поколебленное ее приветственным нападением. И все же решила рискнуть.

– Отлично. Тогда решайте свои проблемы самостоятельно. Лишние хлопоты мне ни к чему.

Лиззи сердито сверкнула глазами, но подошла поближе.

– Ладно. Он брат моей сокурсницы, которая вместе со мной состоит в женском клубе университета. Если я брошу его, эта девица превратит мою жизнь в ад. Она много лет спит и видит войти в нашу семью.

«Неудивительно. Сердечность и дружелюбие, царящие в вашей семье, неодолимо притягивают окружающих», – подумала я. Слава Богу, инстинкт самосохранения не позволил мне озвучить эту мысль.

Лиззи всплеснула руками:

– Послушайте, я ехала в эти трущобы не просто так, а за вашим советом! Со мной еще никто не желал расстаться по собственной воле.

– Ну естественно. А я что говорю?

Она задумчиво провела рукой по лежавшей на столе стопке одежды и посмотрела на меня проницательным взглядом.