Алисия Холлидей - Семь способов отшить бойфренда

Глисон посмотрел на друга и пододвинул к нему вазочку с арахисом.

– Эй, приятель! Хотел еще раз сказать, мне очень жаль, что все так случилось с Ферн и ее будущим малышом. Не повезло ей.

– Спасибо. Ей вроде получше. Хотя бы дала уговорить себя поесть. И начала разговаривать с родными. – Бен покачал головой. – Вбила себе в голову, будто она во всем виновата.

– В чем? В выкидыше? Я думал, это дело рук матушки-природы: так она сообщает, мол, что-то идет неправильно.

Бен кивнул бармену, подняв два пальца.

– Да, врач тоже так говорит. Просто Ферн продолжала бегать – как всегда, по две мили – и теперь винит себя. Хотя все врачи наперебой твердили ей, что до третьего триместра беременности бег не представляет для ребенка ни малейшей опасности. – Он допил третью кружку и вытер ладонью рот. – Они так ждали этого, так радовались, что подарят Айви братика, – и вот… – Голос Бена дрогнул.

Глисон похлопал его по спине, и какое-то время оба молчали. Из динамиков раздались первые аккорды песни «Роллинг стоунз», повествующей об их неудовлетворенности жизнью. Бен горько усмехнулся. «Вы серьезно, ребята? – подумал он. – Так вот, в наше время ни у кого нет этой чертовой удовлетворенности. Дети умирают, мужики влюбляются в лживых баб, выиграть матч по софтболу и то не выходит. Ты не один такой, Джаггер».

Взяв себя в руки, Бен вынул из бумажника деньги.

– Джи, я собираюсь надраться в стельку. Через пару часов погрузишь меня в такси?

Глисон засмеялся – и вдруг прищурился, указывая на дверь:

– Вряд ли. А вот она, наверное, согласится.

Повернувшись, Бен увидел, как к нему направляется Лиззи – на высоких каблуках и в очень коротком платье.

– О нет. Этого мне еще не хватало, – простонал он.

Глисон усмехнулся:

– Не дрейфь, старик! Главное – не упусти своего.

Лулу и я восседали на софе цвета бренди в комнате у Мишеля (в его жилище не могло быть такой обыденной вещи, как кушетка) и пытались вразумить его. Пока не очень удачно.

– Не позволяй своей собаке портить мою мебель, Шейн. И так вся жизнь загублена. Теперь у меня не осталось ничего, кроме красивого интерьера, – сказал он, протягивая мне подставку под стакан, из которого я пила воду.

– Эй, не обижай мою собаку! Она только что от ветеринара, который тыкал ее в разные места разными неприятными предметами, – возмутилась я, обняв Лулу. – У нее болел животик.

Мишель прекратил ходить взад-вперед и обратил свой взор на Лулу.

– Она здорова?

– Да, все в порядке, но обильная еда с человеческого стола ей не на пользу. Ветеринар сказал, что, если так будет продолжаться дальше, Лулу может заболеть по-настоящему. Но в этот раз повезло – мы отделались небольшим запором, – сообщила я, пытаясь не думать о том, что будет, когда лекарство подействует.

«Фу-у…»

И вальяжно откинулась на подушки.

– Кстати, о любви к интерьерам – рада, что у тебя осталась хоть какая-то радость в жизни, – сухо произнесла я. – А что это за ткань на подушках? Они такие классные. Новые?

Мишель вырвал подушку у меня из рук:

– От собаки их лучше держать подальше! Это парча, сотканная вручную на жаккардовом ткацком станке. – И он пронзил меня таким взглядом, будто я собиралась предложить Лулу погрызть эту подушку.

– Надо же! Что-то вроде полиэстера? – спросила я, широко раскрыв глаза и сделав невинное лицо.

– Нет, парча не имеет ничего общего с полиэстером, – раздраженно простонал он. – И ты, конечно же, прекрасно это знаешь. Просто пытаешься развеселить меня и отвлечь от обиды на Фаррена. Какие глупости!

Я мгновенно приняла серьезный вид.

– Послушай, болван! Фаррен любит тебя, и ты сам это знаешь. Он позвонил мне и все объяснил. Тот гример просто поздравил его с получением постоянной роли. Его сделают внуком кого-то из главных героев.

Лулу завиляла хвостом, разбрасывая вокруг тысячи шерстинок. Я торопливо смахнула их с софы, надеясь, что Мишель ничего не заметил.

Судя по мрачно поджатым губам – заметил. Но промолчал. Просто крепко сомкнул губы подобно обиженному ребенку.

Откровенно говоря, это взбесило меня.

– Погоди-ка… Ты ничего не хочешь ему сказать? Что-нибудь вроде: «Фаррен, извини, я принял все слишком близко к сердцу»? Или: «Я вел себя как дурак, по-здравляю с исполнением мечты, Фаррен».

Мишель зло взглянул на меня и презрительно фыркнул:

– Да? А может, лучше сказать: «Мне очень жаль, что ты такой козел – поэтому первым о твоей новой роли узнал какой-то гример, а не я»? – К концу предложения он перешел на крик, и лицо его побагровело.

Зрелище было довольно неприглядное, а Мишель чрезвычайно редко позволяет себе быть некрасивым. Я поняла: все гораздо серьезнее, чем мне вначале подумалось. И решила поработать с более здравомыслящей стороной в этом споре.

– Ты хочешь, чтобы я… сделал что?! – орал Фаррен, шагая взад-вперед по моей крохотной гостиной, все еще наряженный в нелепый яркий костюм работника стоянки, который так и не снял.

И который был ему очень к лицу – какая несправедливость! Неудивительно, что гример запал на друга моего друга.

– Ты просишь меня извиниться перед ним? Перед человеком, который своей ревностью поставил меня в неловкое положение перед коллегами и продемонстрировал мне полное отсутствие доверия?

Мы с Лулу переглянулись, потом взглянули на Фаррена.

– Да, если посмотреть с этой стороны, он повел себя очень плохо.

– А с какой стороны еще можно на это смотреть? И я готов поспорить, что он злился из-за Лулу и ее шерсти! Ведь правда? А я хотел завести маленькую собачку – такую же, как она. Как я могу иметь собаку, если он будет придираться к каждой шерстинке? А? Ответь мне на этот вопрос! – потребовал он.

– Ты хочешь собаку, похожую на Лулу? Не уверена, что они вообще существуют, – сказала я, пристально разглядывая свою овечку-мутанта.

– Шейн, дело не в этом, и ты прекрасно все понимаешь. Перестань изворачиваться, оставь свои хитроумные ходы.

– Он назвал меня хитрой и умной, – шепнула я Лулу.

Фаррен злобно сверкнул на меня глазами:

– Эй! Вы там, кажется, меня обсуждаете? Я вздохнула.

– Ладно, прости. Порядком устала убеждать вас обоих. Могу я вообще сказать что-нибудь, чтобы это оказалось для тебя полезным?

– Да. Можешь пригласить меня пожить у тебя, пока Мишель не надумает извиниться.

– Хорошо, – согласилась я, поднимаясь, и стала разыскивать поводок Лулу. – Но нам понадобится еще одна бутылка вина. Раз ты теперь живешь здесь – пойдем за ней вместе. Я поплачусь тебе, что не могу получить кредит в банке, и объясню, почему Лулу больше ни в коем случае нельзя кормить человечьей едой. – Я прервалась, подсчитывая в уме свои беды. – Да, чуть не забыла, еще расскажу о том, что Ужасный Бен и мой Бен – одно и то же лицо.

– Что?!

Я вздрогнула.

– Кричать не обязательно. Да, у меня не будет ни бизнеса, ни будущего! У собаки запор! А Ужасный Бен – бывший ухажер Лиззи – каким-то непостижимым образом оказался теперь моим парнем! Вы с Мишелем полагаете, что у вас проблемы? Добро пожаловать в мой мир.

Фаррен удивленно молчал.

– Но… но…

– Пойдем. Сначала вино, потом жалобы. – Я распахнула дверь, взглянула на экран мобильного – сообщений не было.

И подумала: «Похоже, жаловаться сегодня я буду долго».

Два часа и бутылку вина спустя Фаррен уговорил меня позвонить Бену.

– Послушай, у него сейчас тяжелые времена. Твой звонок скорее всего его обрадует. Mоральная поддержка никогда не бывает несвоевременной, правда?

– Во-первых, не хочу его беспокоить, – возразила я, снимая с колен Лулу. – Во-вторых – кто так разговаривает?

– Господи, Шейн, просто возьми свой чертов телефон и набери его номер!

Шокированная тем, что Фаррен чертыхнулся, я взяла чертов телефон и набрала номер Бена. Но не стала звонить на сотовый, твердо решив: если его не окажется дома, буду дожидаться звонка сама. Не хотелось в разгар семейных неурядиц казаться навязчивой. После трех гудков трубку, наконец, подняли:

– Алло?

Я потеряла дар речи. Голос на другом конце провода принадлежал не Бену, а какой-то женщине.

«Погоди-ка… У него семейные неурядицы, забыла? Может, это его сестра».

– Э-э… позовите, пожалуйста, Бена, – попросила я, вцепившись пальцами в кудрявую шерстку Лулу.

Собака подняла голову и зарычала; от испуга я сразу отдернула руку.

Женщина засмеялась – и смех этот звучал не совсем по-сестрински.

– Бен сейчас не может подойти к телефону. Он принимает душ, а затем я собираюсь заставить его снова вспотеть – думаю, вы понимаете, о чем я.

Это явно была не его сестра.

Медленно, не произнеся больше ни слова, я закрыла мобильный и бросила на кушетку. Лулу продолжала рычать, но не на меня. Она рычала на телефон.

Фаррен посмотрел на меня, перевел взгляд на Лулу и протянул мне бутылку.

– Знаешь, в твоей собаке есть что-то необычное.

Я вылила остатки вина в свой бокал.

– Ты даже не представляешь…

По-моему, все это сказки – будто, выплакавшись, легче заснуть. Рыдала, пока не кончились слезы – и ни намека на сонливость. Зато заработала ужасную головную боль. На цыпочках, чтобы не разбудить Фаррена, я прокралась на кухню за обезболивающими таблетками.

Чуть-чуть приоткрыла холодильник, чтобы достать бутылку воды – и вдруг дверь квартиры с грохотом распахнулась. Я подпрыгнула почти на фут, открытый флакон с тайленолом взмыл в воздух, таблетки разлетелись по всей кухне, а Фаррен издал нечленораздельный вопль – и все это одновременно.

В дверях стояла Энни. Свет из коридора обрамлял ее силуэт, и, судя по выражению лица, она была в ярости. Я наклонилась собрать таблетки, пока Лулу не съела их, приняв за собачьи конфеты.