Мать положила на тарелку веточки петрушки и мяты и добавила немного нарезанных виноградных томатов[36].

— Чтобы выглядело повеселее, — пояснила она. — И потом, мы с отцом решили, что Уоллесу будет сложнее тебя уволить, если в ближайшем будущем ему придется принимать такое решение, учитывая, что он недавно ужинал с твоей семьей.

Пайпер чуть не прыснула со смеху. Ближайшее будущее? Какое там! До открытия осеннего сезона оставалась неделя, и вполне возможно, что уже через неделю она лишится работы.

— Очень мило с твоей стороны, мама, — сказала Пайпер.

Они вернулись в гостиную и, пережив еще полчаса светской беседы, всей группой направились в столовую. За столом Мик положил руку на колено Пайпер, и по всему ее телу разлилось тепло. Его ладонь была большой, горячей и очень настоящей — такой неуместной, казалось, в этом доме и с этими людьми.

Пайпер подняла на него глаза и попыталась улыбнуться.

Большую часть ужина все шло относительно гладко. Гости наперебой хвалили хозяйку за изысканное угощение: соус из свежей клюквы и апельсинов, спаржевый сок, пассерованные темпе[37] и стручковая фасоль, посыпанная семечками кунжута. Пайпер поморщилась, когда мать отмерила Форсайтам ровно по полмиски еды и выложила порции им на тарелки.

— Разумеется, вы можете брать сколько захотите, — объяснила она. — Мы всегда замеряем порции для точного сбора данных.

Уоллес Форсайт посмотрел в свою тарелку, потом перевел ошарашенный взгляд на отца Пайпер.

Девушка услышала, как Мик давится смехом. Она пнула его под столом: если он захохочет, им обоим конец.

Разговор зашел об успехе Мика, сумевшего договориться с Беном Аффлеком о записи рекламных объявлений. Форсайт похвалил Мика за то, что тот привлек новые корпоративные и частные счета.

— Чувствую, что в этом году открытие будет особенным, — сказал он, поднимая бокал со спаржевым соком.

— Выпью за это, — поддержала Пайпер.

На этот раз Мик пнул ее под столом.

Продолжая в том же духе, Форсайт попросил Пайпер подробнее рассказать о предстоящей экспозиции Офелии Харрингтон.

— Мы надеемся, что в ней будет изюминка. Какая-нибудь сенсация, которая непременно привлечет внимание прессы и меценатов.

Пайпер повела бровью, подумав о том, что уж чего-чего, а внимания прессы Форсайту хватит сполна.

Отец прочистил горло.

— Полагаю, Уоллес, вы надеетесь, что эта выставка будет более интересной… Скажем так, более захватывающей, чем прошлогодние телефонистки.

Пайпер заморгала. Нет, подумала она. Отец только что не поднимал этой темы… Зачем бы он стал делать это, если не хочет ее осадить?

Мать расплылась в любезной улыбке.

— Просто мы надеемся, что ты не истратила всю энергию на свое преображение и оставила немного для выставки.

В комнате стало так тихо, что Пайпер показалось, будто все слышат, как у нее бьется сердце.

— Вы шикарно выглядите, — сказала Полетт. — Ваши волосы восхитительны. — Она понизила голос до шепота: — Я без ума от вашей сумки.

Пайпер осторожно положила вилку на тарелку. Мик начал что-то ей говорить, но она легко коснулась его руки.

— Я все поняла, — сказала она, вставая.

— О нет, не будь такой обидчивой, — сказал отец и смущенно улыбнулся. — Мы просто подтруниваем над тобой.

Пайпер покачала головой.

— Нет. Вы не подтруниваете. Дело не в юморе, а в том, что вы меня боитесь.

Мать откинулась на спинку стула так резко, как будто ее снесло шквальным порывом ветра.

— Вам претит, что я начинаю жить собственной жизнью, верно?

Пайпер выдержала паузу, отмечая выражение шока на лицах всех присутствующих, — всех, кроме Мика. Тот пытался сдержать улыбку.

— Вы боитесь моей внешности. Она буквально кричит о страсти, не так ли? О страсти к еде, к сексу, к тому, чтобы дышать полной грудью.

Полетт ахнула.

— Не волнуйтесь, миссис Форсайт, — сказала Пайпер. — Я не собираюсь переходить на грубости. Мне просто нужно было донести мысль.

Отец встал.

— Довольно…

— Я еще даже не начинала, отец.

Пайпер жестом показала, чтобы он сел на место, и при этом нечаянно задела тумблер[38] со спаржевым соком. Зеленое пятно растеклось по белой скатерти, и Пайпер вдруг вспомнила о куске ростбифа, сползавшем по обоям лондонской столовой много лет назад. Она рассмеялась.

Спасибо, что показала, как это делается. Офелия.


— Мама и папа, я не являюсь вашим продолжением, — сказала она уже гораздо мягче. — Я ценю все, что вы сделали для меня как родители: дали мне дом и блестящее образование, познакомили с музыкой, привили определенные культурные навыки. Но я не обязана вам своей душой. Вы это понимаете?

Форсайт прочистил горло.

— Наверное, нам пора.

— Не беспокойтесь. Мы сейчас уйдем, — сказала Пайпер.

При этих словах Мик встал рядом с ней и взял ее за руку.

— Пожалуйста, прислушайтесь к тому, что я вам говорю.

Она перевела взгляд с побелевшего лица матери на злую гримасу отца.

— Наконец-то в возрасте тридцати лет я становлюсь самостоятельным человеком. Самостоятельной женщиной. Я преуспеваю на всех уровнях — профессиональном, эмоциональном и сексуальном. Я познаю все, чем являюсь и чем мне суждено быть.

— Какая муха тебя укусила?

Этот тихий жалобный писк донесся со стороны матери.

Пайпер усмехнулась.

— Кажется, у меня выросли яйца размером с грейпфруты, — сказала она. — Смелость, мама. Вот что меня укусило. Мне наконец хватило смелости жить собственной жизнью и писать собственную историю. И знаете что? Она совсем не похожа на вашу. Она наполнена пылкими поцелуями, взбитыми сливками, шелковыми шарфами и…

Стул Форсайта громко скрипнул по деревянному полу, когда тот подскочил со своего места. Полетт быстро последовала примеру мужа.

— Нет. Правда, останьтесь. Наслаждайтесь вечером. Мы уходим.

С этими словами Пайпер схватила сумку и направилась к выходу из столовой, крепко сжимая надежную и теплую руку Мика. Но вдруг остановилась.

— Мама и папа, перестаньте пытаться контролировать меня. Это больше не работает. Пожалуйста, отнеситесь к этому с уважением.

Пайпер не помнила, как миновала прихожую и парадный вход. В какой-то момент, когда она уже была на центральной дорожке, Мик сгреб ее в охапку и закружил.

— Я так тобой горжусь, — сказал он ей на ухо; его дыхание было горячим, а голос нежным. — Ты не такая, как все.

Он поставил ее на дорожку.

— Почему бы нам не раздобыть настоящей еды?


Она ступила в прохладный полумрак паба и услышала, как хор голосов приветствует ее. Пайпер сразу поняла, что мужчина за барной стойкой — это Каллен, потому что тот был старше и лысее, а также гораздо более громкой версией Мика. Невысокая женщина рядом с ним, вероятно, Эмили, его жена.

Мик представил Пайпер, и та почувствовала себя давно потерянным и наконец отыскавшимся родственником — так рьяно все бросились обнимать ее и целовать. Казалось, будто за пределами отцовского дома на Таубридж-стрит она упала в кроличью нору и приземлилась в совершенно другом мире. Двое детей Каллена и Эмили, Уилл и Мэви, выбежали из кабинета, где делали уроки, чтобы посмотреть на новую девушку дяди.

Они с Миком вскарабкались на барные стулья, и тут ее забросали вопросами о напитках: «Стаут или лагер? Может, рюмочку «Джеймсона»? «Пауэрс»[39]? Микс?»

— Могу сделать «космо»[40], если тебе такое больше по вкусу, — заверил Каллен.

Пайпер чувствовала себя, как в осаде, и Мик это сразу заметил.

— Не против, если я закажу для тебя? — спросил он.

— Пожалуйста, — отозвалась девушка.

Вскоре Пайпер уже допивала второй стакан «Мерфиса» и за обе щеки уплетала вкуснейшую рыбу с жареной картошкой — угощение от Эмили. Она приправила все солодовым уксусом, подсолила и как раз дожевывала солидный кусок рыбы, пускавшей сок по рукам, когда Каллен оперся о барную стойку и захохотал.

— Бедняжка пухнет с голоду, Магнус! Когда ты в последний раз кормил ее нормальным обедом?

Пайпер перестала жевать, ее глаза округлились от смущения, но Мик наклонился и положил руку на ее плечо.

— Пайпер терпела лишения, — сказал он, крепко обнимая девушку. — Ей нужно кое-что наверстать.

Сытая, счастливая и довольная тем, что познакомилась с родственниками Мика, Пайпер вышла с ним из паба спустя полчаса. Когда они шли к остановке, у Мика зазвонил телефон.

— Да? — сказал он.

На глазах у Пайпер его лицо окаменело. Мик мимолетно глянул на нее и закивал, поднимая вверх палец, чтобы показать, что ему нужно остановиться и поговорить.

Пайпер ждала. Из трубки доносился женский голос.

— Но почему сейчас? — спросил он. — Они несколько месяцев морочили мне голову, а теперь им срочно надо? — Он снова умолк. — Лос-Анджелес? Зачем аж туда? Я думал, они базируются в Нью-Йорке. А нельзя эту первую беседу провести по телефону? Что-то типа конференц-связи?

Он еще пару раз кивнул и сказал:

— Я понял. Хорошо. Дай мне знать, когда они выберут дату. Мик попрощался и сунул телефон в карман брюк.

— Мой агент, — пробормотал он, хотя Пайпер уже догадалась. — Люди с канала «Компас» хотят встретиться со мной на днях. По всей видимости, шоу дали зеленый свет.

Пайпер вдруг пожалела о том, что ела рыбу с жареной картошкой.

Глава двадцать восьмая

Лондон


Оглядываясь на семь лет назад, я прихожу к выводу, что главной чудесной переменой для меня стали покой и умиротворение. Я не вздыхаю о былой популярности, хотя Лебедь до сих пор не сдала своих позиций. Подозреваю, что она будет править полусветом, даже когда ее золотые кудри станут серебряными, ибо ее элегантность неподвластна времени, а ее живость неисчерпаема. Я же наслаждаюсь тихими вечерами в обнимку с Эймоном и долгожданной возможностью читать в свое удовольствие. Большинство нашло бы нас скучными.