— Мы пробудем тут не один час, — беззаботно прощебетала я. — На обратном пути наймем коляску — деньги у меня есть.

Возница равнодушно кивнул и уехал. Обернувшись, мы увидели, что двери в дом открыты и с верхней ступени лестницы на нас подозрительно поглядывает сухопарый, надменный тип в ливрее. Я схватила Силлу за руку, и мы убежали, хохоча, как нашалившие дети. Придется баронессе обойтись без моего визита. Я не боялась разоблачения, ибо тетя Берил никогда бы не посмела ее расспрашивать.

Лебедь жила в каких-то паре кварталов от баронессы, но на общественной лестнице их разделяли миллионы ступеней. Даже я знала, что за пределами площадей и улиц элиты начинались укромные уголки полусвета. Дом куртизанки нисколько не уступал в роскоши особняку баронессы, а по обстановке, думала я, наверняка смотрелся гораздо изысканнее.

Экономка Лебеди провела нас в очень милую гостиную, в интерьере которой доминировали оттенки слоновой кости и нежнейшего барвинка. Я решила про себя, что если у меня когда-нибудь появится собственный дом, я хочу, чтобы он был в точности как у Лебеди. Только чтобы подушек чуть больше и поярче, конечно.

Лебедь вышла к нам почти сразу. После вежливого, но холодного приветствия она отослала экономку готовить чай, а Силле предложила подождать меня на кухне.

Та украдкой посмотрела на меня, и я кивнула. Когда служанка ушла, Лебедь села напротив и обвела меня циничным взглядом.

— Не ожидала, что вы придете.

Я почувствовала, что прошла какое-то испытание.

— Я слов на ветер не бросаю, мадам… э, мисс…

— Мне больше нравится «ваша светлость», — сухо сказала Лебедь.

Я подняла бровь.

— Отчего так скромно? Почему не «ваше высочество»?

Губы куртизанки изогнулись, нарушив маску холодной отстраненности. В тот миг я поняла, что сидящая напротив меня безжалостно элегантная женщина обладает самым ценным из достоинств — чувством юмора.

Лебедь с кошачьей грацией откинулась на спинку дивана.

— Я пустила вас сюда, чтобы вы могли высказаться, — напомнила она. — Итак, я слушаю. Убедите меня.

Глубоко вдохнув, я начала перечислять все посылы, приведшие меня к ее порогу, стараясь доказать их логичность. Я желала независимости, свободы, жизненного пути по собственному выбору.

Наконец Лебедь подняла руку.

— Вы кое о чем забываете, — сказала она.

Я мысленно перечислила каждый довод и аргумент, который подготовила для этого момента. Да, я озвучила их все.

Лебедь улыбнулась моей растерянности.

— Моя милая девочка, а как же любовь?

Стыдно признаться, но у меня буквально отвисла челюсть.

— Любовь?..

Тут Лебедь открыто расхохоталась, и иллюзия утонченности рассеялась. В тот момент я поняла, что она всего лишь на несколько лет старше меня.

— Возможно, вы кое-чего не понимаете — сущего пустяка, — проговорила «ее светлость», все еще посмеиваясь. — Или я ошибаюсь? Ведь вы хотите стать куртизанкой?

Я нахмурилась и удивленно заморгала.

— Но мужчины платят вам за сексуальные услуги. Какое отношение к холодному контракту имеет любовь?

Лебедь подмигнула мне.

— При правильном подходе в этом нет ничего холодного. Напротив, любовник находит меня довольно теплой.

— Но вы прости…

Ее рука взмыла вверх быстро, как для пощечины, но остановилась у меня перед лицом.

— Это слово ко мне не относится. Куртизанка не товар, она художница любви.

Я вызывающе задрала подбородок.

— Я не верю в любовь.

Вернувшись к прежней расслабленно-ленивой позе, Лебедь благосклонно улыбнулась мне.

— О, но любовь верит в тебя, малышка.

— Я не ребенок, — возмутилась я. — Мне восемнадцать лет!

— Да уж, практически старая дева. Может, стоит поймать этого мерзкого джентльмена на слове и выйти за него, пока совсем не одряхлела?

Насмешки Лебеди не задевали, ибо ничто не могло отвлечь меня от цели.

— Я понимаю, что мне нужно будет завести любовника, и я это сделаю, — сообщила я. — Просто я хочу, чтобы это было ясное деловое соглашение.

Тут Лебедь наклонилась ко мне и совершенно серьезным тоном сказала:

— Ты — невежественный осколок невежественного мира, поэтому я не вышвырну тебя из своего дома. Но если ты еще раз назовешь меня проституткой, я задушу тебя лентами твоей собственной жеманной шляпки. Я понятно выражаюсь?

Ее светлый и холодный как лед взгляд обжег меня. Я поставила чашку на стол и посмотрела ей в глаза.

— Вы пересмотрели свое решение помочь мне?

Лебедь не улыбнулась и не отвела взгляда. Мне стало немного не по себе.

Я думала, что у меня выработалась устойчивость к ее грозной красоте, но теперь, сидя перед ней в молчании, чувствовала, будто предстала перед судом фей. И все же упрямство, которое в свете считают пороком, всегда служило мне верой и правдой. Я приосанилась, расправила плечи, встретила сверлящий взгляд куртизанки… И застыла в ожидании.

Я ощутила короткую вспышку ликования, когда Лебедь первой отвела взгляд и с серебряным звоном помешала ложкой чай. Я понятия не имела, что у нее отвоевала. Быть может, толику уважения? Во всяком случае, когда она снова подняла на меня глаза, на губах у нее играла улыбка. Прежнее царственное снисхождение испарилось, и теперь она смотрела скорее как застенчивое юное создание, которое надеется, что нашло друга.

— Вы очень необычная девушка, мисс Харрингтон.

Я набралась наглости и кокетливо улыбнулась.

— Вы ненамного меня старше, милая Лебедь. Года на три, не больше.

Ее улыбка сделалась шире.

— Да, я прилагаю немало сил, чтобы все так думали. — Тут она склонила голову набок и пристально посмотрела на меня. — Зачем вы это делаете? Я знаю, вы хотите независимости, но зачем? Вы могли бы позволить жизни течь своим чередом, и весь мир завидовал бы вашему счастью.

Я знала, что этот вопрос возникнет, но сейчас ощутила беспомощность под напором эмоций.

— Я не могу этого объяснить. Такое чувство… будто моему духу слишком тесно в моем теле. Будто я взорвусь, если не буду свободной. Или, того хуже, стану усыхать с каждым днем, пока не исчезну вовсе. Оба варианта пугают меня сильнее дурной репутации или скандала.

Лебедь повела бровью.

— Быть может, это оттого, что вы никогда не знали подобных вещей. Вы не представляете, каково это, когда тебя отвергают.

Я коротко усмехнулась.

— Я не представляю, каково это, когда тебя принимают. Меня всегда считали чудачкой, белой вороной. Я ношу в волосах красную розу, тогда как все остальные девушки предпочитают желтую. Я слишком много думаю, слишком мало говорю… Но только не сейчас. С вами мне легко говорить о том, что меня волнует.

— А с другими?

Я пожала плечами.

— Когда я заговариваю об этом с другими, начинается хаос.

Лебедь тихонько улыбнулась чему-то своему.

— Хм-м. Хаос… Одна из моих любимых приправ.

— В самом деле? — пробормотала я. — Мне больше нравится слово «катавасия».

Ее губы изогнулись.

— Еще бы. — Женщина перевела задумчивый взгляд выше, в какую-то точку над моим плечом. Чуть погодя она слабо улыбнулась и покачала головой. — У меня нет ни малейшего сомнения, что однажды я пожалею об этом, но… пора начать наш первый урок.

Мое сердце сжалось от страха, но в то же время я ликовала. Мои мольбы услышаны!

Я стану куртизанкой.

Лебедь поднялась и грациозно прошествовала к двери.

— Пройдемте?

Она привела меня в комнату с книгами и запахом табака — некая атмосфера мужского комфорта. Насыщенно-синий цвет обоев и мягкое отсвечивание темной лакированной мебели превращали красоту Лебеди в нечто неземное. Она становилась мерцающей жемчужиной в глубоком синем море комнаты. Мужчина, сидящий в вольтеровском кресле, был вынужден отвлечься от своей книги и трубки и обратить все внимание на нее.

— В этой комнате он не может не следить за каждым вашим движением.

Лебедь повернулась ко мне и повела изящной бровью.

— Очень хорошо. Большинство людей не уловили бы нарочитого характера интерьера. Наблюдательность у тебя на твердую пятерку, птичка.

Я склонила голову в знак благодарности, но жест получился немного шутовским.

— Благодарю, о мудрейшая.

Она фыркнула. Да-да, Лебедь в самом деле фыркнула. Улыбка, засиявшая на моем лице, была шире Темзы. Как здорово обнаружить под маской мечтательного совершенства такого же веселого непоседу, как ты сам!

Повинуясь импульсу, я взяла Лебедь за руку.

— Спасибо.

Она долго на меня смотрела.

— Не знаю, будешь ли ты по-прежнему благодарна мне через пять лет.

Потом она как будто отмахнулась от этой странной меланхолии и повела меня к приставному столику, на котором стоял графин с коньяком.

— Во-первых, ты должна разобраться, какой алкоголь предпочитает мужчина…


Чувствовать на себе руки мужчины, его влажный и нежный рот на своей коже, наслаждаться его тяжестью и жаром, услаждая при этом его самого… Нет ничего прекраснее искусной, изысканной любви.


Когда я появлялась по утрам в доме Лебеди, в часы, пока свет еще отсыпался после ночных возлияний, она встречала меня с нежным смирением.

Я порядком донимала Лебедь расспросами о ее жизни и мире, и чем больше я узнавала об искусстве любви, тем больше мне хотелось поупражняться в нем самой. Она описывала его откровенно и в то же время лирично. До сих пор мои мысли о мужчинах ограничивались тем, что я глазела на парней, которые выгуливали в парке своих чистокровных верховых. Но каждая новая подробность, которую я узнавала о мужских телах и потребностях, еще больше разжигали мой интерес.