Виктория Дал

Семь дней страсти

Глава 1


Лондон, весна 1846 года


Николас Кантри, виконт Ланкастер, известный друзьям, семье и всему светскому обществу своим неотразимым обаянием и неизменным чувством юмора, был в ярости. Эта ярость ослепила его, тесно сжатые зубы свело от боли, но когда он пробирался через толпу гостей на званом ужине, все по-прежнему улыбались ему. Если кто-нибудь и обратил внимание на его состояние, то, вероятнее всего, решил, что причиной тому — расстройство желудка, и уж точно никто бы не догадался, что он в гневе.

Виконт мог украсить любое общество. С ним было приятно проводить время. Повеса и волокита, охотник за богатством. Ему и самому все это нравилось. Никто и никогда не заглянул глубже, чтобы посмотреть, что же на самом деле скрывалось под маской юмора и доброжелательности. И вряд ли он когда-либо пожалел о той репутации, которую изо всех сил старался приобрести.

Но совсем недавно он застал свою невесту с другим мужчиной в весьма недвусмысленной ситуации, что совершенно вывело его из себя, такого безупречного во всех отношениях. Ее крики в его адрес и понимание того, что он не может просто повернуться и уйти, не прибавили ему самообладания.

— Мой дорогой виконт Ланкастер! — окликнули его.

Николас остановился и поклонился изящной женщине.

— Леди Авалон. — Виконт склонился над протянутой рукой дамы. — Луч света в моем унылом вечере.

— Фу! — засмеялась женщина и хлопнула его по плечу большим веером.

— Леди Авалон, я и не знал, что вы так рано вернулись из деревни. Сбежали от дурного романа?

— Ланкастер, вы любите посплетничать.

— Только изредка. Вы знакомы с мистером Брандиссом?

Николас указал рукой в сторону хозяина вечера и еле сдержал возникшее желание помассировать шею, которую пронзила резкая боль.

— О да. Мистер Брандисс, хоть и купец, но такой же джентльмен, как и любой лорд королевства. — Она наклонилась ближе. — Я также познакомилась с мисс Брандисс. Какую красивую невесту вы выбрали, Ланкастер!

«Да, красивую, к тому же вероломную. А еще удивительно крикливую, когда она загнана в угол», — подумал виконт, но ничего не сказал, а лишь склонил голову в знак согласия.

— Красивый, — продолжала леди Авалон, — и очень мудрый альянс. Я всем говорила, что у вас все будет хорошо, так и случилось.

— О да, мисс Брандисс готова простить мне мое грозное лицо и потрепанный титул ради шанса прибрать к своим изящным ручкам мои яблоневые сады. Они вполне прибыльные.

— Ха! Если бы у вас было состояние, молодой человек, вы бы десятилетие царствовали королем холостяков. Чертовски приятно слыть неплохой добычей даже в вашем затруднительном положении. Впечатляет, виконт. Мистер Брандисс очень педантичен, когда дело касается его маленькой Имоджин.

— Это точно, — вымученно улыбнулся Ланкастер. — А теперь прошу прощения…

— О да! Я уверена, вы хотите вернуться к своей обожаемой невесте.

Она снова хлопнула его своим веером. Китовый ус щелкнул по его руке, а Ланкастер представил свои нервы, которые, как натянутые струны, лопаются с таким же звуком.

Действительно, обожаемая невеста. Еще несколько мгновений назад она и была для него таковой: скромной, застенчивой и неглупой.

— Обожаемая, — прорычал Николас, пробираясь через полный зал гостей к выходу.

Он уже преодолел половину пути, но все еще был не свободен. Сам мистер Брандисс стоял у выхода, провожая уходивших гостей.

Его не так легко было одурачить, как остальных, и с ним виконт сейчас меньше всего хотел разговаривать. Мартин Брандисс был рассудительным, умным и чрезвычайно проницательным человеком. Правда, на собственную дочь эта проницательность не распространялась.

Ему удалось проскочить незамеченным мимо Брандисса, но уйти не получилось. Ему пришлось ждать пальто и шляпу, потом кучера. Ланкастер даже не вздрогнул, когда почувствовал руку на своем плече.

— Уходите так рано, сэр?

— Встреча в клубе. — Николас, посмеиваясь, повернулся, чтобы пожать руку будущему тестю. — Но вечер был изумительный, а ваша жена, как хозяйка, достойна всяческих похвал.

— Не беспокойтесь. Она настояла, чтобы Имоджин во всем принимала участие. Дочь станет отличной виконтессой.

— Даже не сомневаюсь.

Ведь она умудрилась изобразить любовь к мужчине, подумал Ланкастер, которого ненавидит. Имоджин уверенно сыграет роль леди Ланкастер.

Его вдруг пронзила одна мысль. Если Имоджин откажется от брака, у него не будет выбора. Он не сможет повлиять на ее решение. Свадьбы не будет.

— Мистер Брандисс, а вы уверены, что она хочет этого?

— Что вы хотите сказать?

Брандисс нахмурил брови. Николас почти не видел его глаз.

— Я хочу сказать… — У Ланкастера болела от напряжения шея, но он сделал вид, что им овладело простое беспокойство. — Ваша дочь последние несколько недель была очень молчалива. С того самого ужина по поводу помолвки.

— Имоджин послушная девочка. — Голос Брандисса звенел как сталь. — Она довольна этой помолвкой, милорд, и знает свой долг.

Ее долг. Да, она что-то кричала по поводу долга, а ее любовник пытался ее остановить.

Долг. Несмотря на все обстоятельства, он все еще надеялся на что-то большее.

Вместо того чтобы сказать этому человеку, что его дочь совершенно несчастна, Николас склонил голову:

— Пожалуйста, попрощайтесь за меня с вашей женой и дочерью. Мне, как всегда, было очень приятно.

— Милорд, — слегка поклонился Брандисс.

Как и сказала леди Авалон, Брандисс во всем был настоящим джентльменом хотя и являлся успешным купцом. Но именно это обстоятельство довольно сильно разочаровало Николаса. Он надеялся, что, женившись, окажется в сердечной, спокойной семье. Но они не могли позволить себе расслабляться. Эта семья шла в гору; чудачества, скандалы и даже удовольствия в жизни не могли сравниться с этим. Виконт был всего лишь средством для достижения целей. Его чувства в расчет не брались.

Экипаж виконта нуждался в серьезном ремонте. Выйдя на улицу и услышав его скрип, Ланкастер задумался, сколько он еще прослужит. Из-за старых пружин ездить было некомфортно, но, по крайней мере, ему больше не было стыдно за внешний вид экипажа. Его конюх решил проблему с облупившейся краской на гербе. Он полностью ее соскреб и перекрасил дверцу. Очевидный признак бедности исчез под несколькими мазками кисти. Эх, если бы все остальные проблемы можно было решить так же легко.

— Милорд, — пробормотал, кланяясь, дворецкий.

На его лице не было ни единой морщинки, в каштановых волосах — ни одного седого волоса. Другими словами, он был слишком молод для дворецкого, но его услуги обходились дешево, он был энергичен и смышлен. Да и сам Ланкастер в свои двадцать пять был немного молод для виконта с таким грузом долгов.

— Бикс, надеюсь, ты хорошо провел вечер.

Николас прошел в холл.

— Да, сэр. Очень хорошо. Приехал лорд Гейнсбрро, и я разместил его в Белой комнате.

Гейнсборо. Проклятие. У Ланкастера совершенно не было настроения развлекать старика сегодня вечером.

— Сэр? Сообщить ему, что вы приехали домой?

— Нет, — оборвал его Ланкастер, но тут же смягчился. — Нет, я…

Черт. Каким бы несчастным он себя ничувствовал, но не мог отправить домой одинокого вдовца.

— Дай мне минутку, Бикс. Приятное общество очень утомляет.

Он отдал сюртук и шляпу и прошел в свой кабинет. Специальный бокал для бренди ждал виконта на маленьком столике рядом с письменным столом. Он наполнил его и опустился в кресло.

Виконт лениво просматривал почту, потягивая бренди. Дружественное письмо от женщины, которая короткое время была его любовницей. Небрежная записка от герцога Сомерхарта, в которой он подтверждал, что они с молодой женой приедут на грядущую свадьбу, хотя сам Николас подозревал, что только герцогиня действительно будет рада приехать. Эта мысль вызвала у него легкую улыбку.

Две записки от кредиторов. Хотя теперь, после помолвки с дочерью самого богатого в Лондоне импортера шелка, они стали немного дружелюбнее. Он сразу бросил их в корзину для мусора, потом немного подумал, достал назад, чтобы спрятать в углу стола прадеда в качестве напоминания. Виконт не был свободен и не мог позволить себе забыть.

Его отец получил в наследство имение, находящееся на грани разорения, и быстро довершил дело, не побеспокоившись сообщить об этом своему наследнику. Видимо, решил, что сын еще слишком молод, чтобы переживать по этому поводу. Ведь Ланкастер стал наследником в двадцать три года.

Он опять наполнил бокал бренди и взял последнее письмо.

Оно пришло от экономки из Кантри-Мэнора, самого маленького из его поместий и единственного, которое хоть как-то сводило концы с концами. Только бы ничего не случилось с овцами, подумал Николас. За это поместье он совершенно не волновался и даже не посещал его последние десять лет. Сделав еще один глоток бренди, Ланкастер открыл письмо.

Напиток обжигал горло, а он читал письмо, не понимая значения фраз. Чушь какая-то. Он прочитал письмо еще раз, и его сердце оборвалось.

«Мне жаль сообщить вам… Я знаю, вы когда-то были близки…».

Умерла мисс Синтия Мерриторп.

Очень печальная новость. Ей было не больше двадцати одного года. Но что могло произойти? Несчастный случай? Болезнь?

Николас обхватил голову руками. Все внутри у него сжалось, но виной тому были не воспоминания о Синтии. Причина была в самом письме, которое явно свидетельствовало о том, что мир рушится.

«А ты думал, что хуже быть не может, — прозвучал внутренний голос. — А на самом деле… Твои неприятности нельзя сравнить с бедой Синтии Мерриторп, эгоист». Эта мысль отрезвила Ланкастера.