— Да, — прошептал он и поцеловал ее в губы.

Алексис набросилась на него с необузданной страстью. Она обхватила рукой его шею, жадно раскрыла рот и с такой силой впилась в его губы, что он едва мог дышать. Коснувшись рукой ее груди, Марк застонал. Он начал гладить и ласкать ее, а когда он сдавил пальцами ее твердые соски, Алексис тоже застонала. Когда они ложились на кровать, Марк случайно задел босой ногой бутылку бурбона. Она опрокинулась, и дорогое виски пролилось на пол.

— Черт! — прошипел он. Высвободившись из ее объятий, он наклонился к бутылке. Тут его взгляд случайно остановился на железном ящике, в котором хранился дневник Рамсгейта, и несколько мгновений он как загипнотизированный смотрел на него.


18 июля 1881 г.

Моя бедная Аманда совсем обезумела! Она делает бесстыдные попытки сблизиться с сэром Робертом! Моя Аманда, образец добродетели и целомудрия, теперь предлагает себя сэру Роберту! Какими чарами она околдована?


Со смешанным чувством ужаса и отвращения он поднял голову и ошарашенно уставился на Алексис.

— В чем дело? — едва слышно прошептала Алексис, лежа с полузакрытыми глазами и протягивая к нему руки.

— Миссис Холстид, — сказал он и, покачиваясь, встал. — Нам не следует этого делать. Вам лучше вернуться в свою палатку.

— О, Марк, Марк! — Она протягивала к нему руки. — Чего ты хочешь? Скажи только, и я все сделаю.

— Мне не следовало допускать, чтобы это зашло так далеко. Я провожу вас обратно.

— Ты хочешь, чтобы я взяла его в рот? Так ведь?

Марк схватил ее за руку и резко поднял с кровати:

— Миссис Холстид!

Он схватил ее за плечи и начал трясти, но она лишь сонно улыбалась.

— Алексис! Пойдемте, разрешите мне вас проводить! Послушайте, я не знаю, какие таблетки вы приняли, прежде чем прийти сюда, но в том, что ситуация вышла из-под контроля, есть и моя вина.

— Ты не понимаешь меня! — прокричала Алексис решительно. — Она противостоит мне, она не разрешает мне говорить с тобой! Конец близок, Дэвисон, я должна поведать тебе тайну вечной жизни!

Марк поспешно застегнул ее блузку и попытался отвести ее к выходу, но она упиралась.

— Ты глупец, Дэвисон! Слушай меня! Я знаю тайны! Ты должен поспешить, время уходит! Но она… но я… — Алексис удивленно посмотрела на него и, как пьяная, затрясла головой. — Она не делает того, что я хочу. Мне нужно с тобой поговорить, но она думает только о своем удовлетворении. Она не пропускает меня, Дэвисон.

Марк крепко обхватил ее за талию и потащил вон из палатки.

Вокруг было темно и пусто. Он вел ее по лагерю, а когда они дошли до ее палатки, он сказал:

— Ложитесь спать, миссис Холстид.

Ее веки задрожали и она нахмурилась.

— Миссис Холстид?

— Да… я засыпаю…

— Все в порядке?

— Да… теперь вы мне не нужны… — Алексис развернулась и, покачиваясь, вошла в палатку. Марк подождал немного, пока не послышался скрип ее кровати. Потом вокруг снова воцарилась тишина.

Внезапно поднявшийся ветер пронесся по лагерю, поднимая и закручивая в воздухе мелкий песок. Марк задрожал и зажмурился, чтобы песчинки не попали ему в глаза. Когда ветер улегся, ночной воздух показался ему еще более холодным и пронизывающим.

Его голова раскалывалась от боли.

Марк удалялся от палатки Холстидов, всматриваясь в темную даль ночной пустыни. Вдруг он услышал чье-то пение. Сначала звук был очень тихим, как будто долетал издалека, но постепенно голос — женский голос — становился все громче, и он уже мог различать слова.

«Та ем серту ен маа сатет-к. Убен-ф ем ксут абтет энт пет».

Звуки нежной, печальной песни непреодолимо притягивали Марка, и он побрел в ту сторону, откуда она доносилась. Завораживающая мелодия как бы протягивала к нему руки, обнимала его и нежно подталкивала вперед.

Наконец он ее нашел. Она сидела на обломках старой стены. Ее голова была низко опущена, а руки покоились на коленях. Казалось, Нефертити не замечала его.

— Тела томятся со времен богов, и молодые люди приходят на их место. Ра появляется на утренней заре. Атум уходит на покой за Западные горы.

Ее гибкое тело раскачивалось в такт музыке. Она пела высоким, очаровательно-нежным голосом.

— Мужчины производят, а женщины принимают. Каждая ноздря вдыхает воздух. Когда приходит рассвет, все дети уже лежат в могиле. — Она подняла руку и долго смотрела на Марка. — Здравствуй, Дэвисон.

Он, нахмурившись, взглянул на нее и почувствовал, как застучало у него в висках.

— Я привожу тебя в смятение?

— Ты заставляешь меня сомневаться в моем рассудке.

— Ты все еще не веришь в мое существование?

— Ты лишь продукт моего воображения.

На этот раз ее лицо выглядело отчетливее и естественнее. Марк уже не мог видеть сквозь ее тело огни соседней деревни. Но она все еще светилась, словно была покрыта фосфором. Сегодня ветер доносил до него запах ее духов. Это был резкий запах гардении.

— Поэтому я и пыталась говорить с тобой через нее. Ты ведь не веришь в мое существование, когда я появляюсь в этом облике! Что мне делать, Дэвисон?

Марк внимательно изучал видение. На этот раз ему удалось различить орнамент на ее ожерелье в форме лотоса. Он разглядел изображения коршуна и кобры на ее диадеме и скарабея на браслете. Через тонкую ткань ее одежды просвечивали розовые соски и идеально гладкая кожа.

— Я нашел гробницу, которую искал? — внезапно спросил он.

— Ты нашел гробницу, Дэвисон.

— Я нашел гробницу Эхнатона?

— Да.

Он не сводил глаз с ее лица, которое походило скорее на неподвижную известковую маску. Она выжидающе смотрела на него своими бездонными миндалевидными глазами. Марк вытер о колени влажные руки.

— И… — у него по спине между лопатками заструился пот, — открыв гробницу, я найду его там?

— Да.

У него подкосились ноги. Он опустился на землю, глядя на ослепительнокрасивую женщину.

— Кажется, мое воображение играет со мной злые шутки. Я слышу то, что хочу услышать.

Аура вокруг женщины на мгновение ярко вспыхнула.

— Как ты посмел усомниться в моих словах? Разве я не отвечаю на все твои вопросы? Дэвисон, ты обижаешь меня.

— Прости, но откуда мне знать, что это не игра моего воображения? Как я могу убедиться, что я не сплю?

— Мой дорогой, ты упрям как осел, но я умею ждать. Я расскажу тебе кое-что, чего ты не можешь знать. Я открою тебе, как умерла старая ведьма. Тогда ты мне поверишь? Это дело рук Двуногого.

— Что?..

— Она бросила вызов богам и проиграла битву. Ее смерть была долгой и мучительной. Таково могущество Двуногого.

— А это вещество у нее во рту…

— …Один заставит тебя есть свои собственные экскременты.

Он отчаянно затряс головой.

— Нет!

— Неужели, мой дорогой, ты не видишь, что тебе угрожает опасность?

— Какая?

— Семеро стражей, охраняющих гробницу. Ты знаешь их, Дэвисон, и ты должен их победить. Их семеро, и месть каждого из них предопределена. Ты должен помнить о них, Дэвисон, ведь каждый из них будет убивать по-своему. А тебя, Дэвисон, главного зачинщика, тебя ожидает самая страшная месть… — ее голос эхом раскатился по ночной пустыне, — … медленное расчленение.

Марк обеими руками потер глаза:

— У меня галлюцинации!

— Ты все еще не веришь в мое существование? Я многое знаю, мой дорогой. Я знаю древние тайны. — Нефертити грациозно поднялась, ее одежда мерцала при каждом ее движении. — Пойдем со мной, мой дорогой, и я покажу тебе удивительные вещи!


Марк проснулся оттого, что солнце светило ему прямо в глаза, он огляделся и понял, что лежит одетый на своей кровати, а первые лучи рассвета уже пробиваются сквозь противомоскитную сетку раскрытого окна палатки. В полном недоумении Марк сел на постели и тут же застонал, почувствовав пульсирующую головную боль. Опустив босые ноги на пол, он вскрикнул. Он взглянул на свои ступни и обнаружил, что они расцарапаны и покрыты засохшей кровью.

Марк так и остался сидеть на краю кровати, обхватив голову руками.

Он начал вспоминать события прошлой ночи, сначала как-то смутно, затем все отчетливее, пока наконец не восстановил их со всеми подробностями. Она привела его к руинам. Он шел в ледяной ночи, не обращая на холод никакого внимания, его босые ноги наступали на острые края гальки, но он этого совсем не замечал. Он находился во власти ее сияния. Она шла впереди, указывая ему путь своей тонкой рукой. Нефертити вела его по фантастическим аллеям, где им встречались украшенные перьями лошади, запряженные в сверкающие серебром и золотом колесницы. Он видел аккуратные ряды пальм, выкрашенные в яркие цвета фронтоны домов с расписными колоннами и папирус, растущий в прудах формы лотоса. Тут и там бегали голые ребятишки, а красивые женщины и мужчины в развевающихся одеждах с довольным видом прогуливались в лучах Атона.

Она вела его мимо грандиозных дворцов, на огромных пилонах которых полоскались на ветру разноцветные флаги, мимо храмов, к которым стекались бритоголовые священнослужители в белых одеждах. Они заходили в великолепные дворы с экзотическими растениями и газелями. На улицах Марк видел худощавых купцов с острова Крит, предлагавших товары, привезенные с их далекого острова. Здесь были и коренастые бородатые вавилонцы, которые, оживленно жестикулируя, торговались с покупателями. Из кабачков доносились звуки музыки и возгласы пьяных посетителей. Куда бы они ни пошли, какую бы ни выбрали дорогу, везде им встречались вымощенные улицы, свежевыбеленные дома, деревья, шум и оживление.

Они шли среди унылых руин, стены которых были не выше полуметра, но Марк видел только великолепие огромного Храма Солнца. Вслед за призраком Нефертити он шел по песку и камням, но ему казалось, что он ступает по стеклу и мрамору. Черное небо было усыпано звездами, но Марку оно представлялось темно-голубым, а на спине он чувствовал теплые лучи солнца.