В любом случае ему предстояло превратиться в малоизвестного среднестатистического преподавателя. Только это имело для него значение.

Гримм, конечно, утверждал обратное: «Ты везучий человек, Марк. Ты стал именно тем, что называют сегодня «популярный ученый». Понимаешь, как Карл Саган. Человеком, который делает науку доступной простому обывателю. Публике нравятся твои книги о Египте.»

Но «публике» свойственно непостоянство, и если Марк в течение нескольких лет не опубликует ни одной книги, его имя будет вскоре забыто. Для археолога очень не просто, не участвуя в раскопках и не совершая новых открытий, привлекать внимание публики новыми, неизвестными фактами. Марк наклонился вперед, облокотился на колени и стал неподвижно смотреть в камин, на золу и редкие еще тлеющие головешки. Ему казалось, что его профессиональный путь закончился.

Стук в дверь прозвучал настолько робко, что Марк сначала его не услышал. Когда же он наконец обратил на него внимание, он посмотрел на часы: было полшестого вечера. Когда постучали в третий раз, он пошел открывать. Через открытую дверь был отчетливо слышен доносящийся с верхней части пляжа шум движения по шоссе вдоль побережья. На пороге стоял человек, которого Марк прежде никогда не видел.

На первый взгляд ему было около шестидесяти, его серебристые, блестящие, безупречно причесанные волосы и ухоженная борода придавали ему благородный вид. Высокий незнакомец был одет в темную тройку и держал в руке небольшой черный портфель. Мужчина сдержанно поклонился и спросил мягким носовым голосом:

— Доктор Дэвисон? Доктор Марк Дэвисон?

Марк испытующе посмотрел на гостя:

— Да.

— У меня здесь лежит нечто, что, несомненно, представляет для вас интерес.

Марк опустил взгляд на портфель.

— У меня уже есть место на кладбище, спасибо, — буркнул он грубо и собрался уже закрыть дверь. Но от незнакомца было не так-то просто избавиться.

— Извините, доктор Дэвисон, профессор Гримм сказал мне, что я застану вас дома.

— Я не просил его сообщать мой адрес каждому встречному.

— Он этого и не делал, уверяю вас. Доктор Дэвисон, пожалуйста, на улице собирается дождь, разрешите мне войти.

— Нет.

— Доктор Дэвисон, меня зовут Холстид. Сенфорд Холстид. — Он сделал паузу, как будто надеялся увидеть признаки того, что его имя произвело на Марка впечатление. Затем он продолжил: — Уверяю вас, что здесь есть кое-что, представляющее для вас интерес.

— У меня нет ни малейшего желания принимать гостей, мистер Сенфорд.

— Холстид, — быстро поправил незнакомец. — Я вполне понимаю, что вы именно сегодня никого не хотите видеть, доктор Дэвисон. Могу себе представить, что у вас на душе, после того как вы не получили кафедры.

Марк нахмурился и испытующе посмотрел в лицо посетителю, слабо освещенное лампочкой над дверью. Но во взгляде его было уже больше заинтересованности. Холстид производил впечатление проницательного человека, которого не так-то просто смутить. Он держался необычно прямо и излучал непринужденную раскованность и дружелюбную вежливость.

— Как вы узнали?

— Профессор Гримм предупредил меня, что вы, вероятно, не захотите принимать гостей, и объяснил почему. Но я уверен, доктор Дэвисон, когда вы увидите то, что я хочу вам показать…

— Ну хорошо. — Марку показалось, что он догадывается о причине этого визита. Он шагнул в сторону, распахнул дверь и впустил незнакомца.

Мистер Холстид проследовал вслед за Марком в гостиную и расположился на диване. Когда Марк сел напротив гостя, он заметил, что дождь начал барабанить в окно.

Сидя на диване и бережно обнимая свой портфель, Сенфорд Холстид начал излагать причину своего визита:

— Я приехал к вам, доктор Дэвисон, потому что мне нужен совет специалиста. Вы пользуетесь большим авторитетом, и не только среди специалистов. К тому же два ваших коллеги на Восточном побережье отзывались о вас самым лучшим образом.

В то время как незнакомец продолжал говорить своим изысканным ровным голосом, Марк взял трубку и начал ее набивать. При ярком свете в гостиной безупречный вид гостя и его дорогой, со вкусом подобранный гардероб еще больше бросались в глаза.

— Ваши рекомендации впечатляют, доктор Дэвисон. В тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году вы стали доцентом. Четыре раза вы лично руководили раскопками в долине Нила и дважды участвовали в экспедициях в качестве заместителя руководителя. Вы шесть лет преподавали в Лос-Анджелесском университете. Я прочел все ваши книги и журнальные статьи.

Марк примял табак в трубке, поднес огонь и сделал несколько затяжек, пока табак не разгорелся. Когда голубое облако дыма рассеялось под потолком, гость продолжил:

— Причина моего визита к вам, доктор Дэвисон, заключается в том, что мне нужен ваш совет в чрезвычайно важном для меня деле.

Взгляд Марка остановился на портфеле, лежавшем на коленях у Холстида. Он знал, что произойдет дальше. Это будет история, которую он слышал тысячу раз. Археологов постоянно преследуют люди, твердо убежденные в том, что они обладают бесценным раритетом. Бронзовая статуэтка, глиняная дощечка, иногда даже папирус. Но чаще всего они оказываются поддельными или речь идет о предметах, находящихся в весьма плачевном состоянии или настолько распространенных, что ими не стоит заниматься, как, например, скарабеями. Марк с любопытством посмотрел на портфель, который мистер Холстид подчеркнуто бережно держал в руках, и попытался угадать, что может находиться внутри.

— Перейдем прямо к делу, доктор Дэвисон. Я хочу поехать в Египет.

Марк отрешенно курил трубку, наблюдая, как дождь все сильнее барабанит в окно.

— На бульваре Сансет много туристических агентств, мистер Холстид.

— Я думаю, вы понимаете, что я имею в виду, доктор Дэвисон. В моих руках находится предмет, который, я полагаю, для вас, так же как и для меня, послужит поводом, чтобы отправиться в Египет.

— Подобные вопросы я предпочитаю решать сам.

— Ну разумеется.

— Я имею в виду, захочу ли я вообще иметь дело в вашим «предметом». А в этом я вовсе не уверен. Понимаете ли, мистер Холстид, у меня слишком много работы, чтобы отвлекаться на разные пустяки.

— Я понимаю, доктор Дэвисон, — спокойно прервал его посетитель. На его строгих тонких губах появилась легкая улыбка. — В настоящий момент вы сочиняете статью о сексуальных отношениях древних египтян для популярного женского журнала.

Марк удивленно поднял брови.

— Кроме того, вы работаете над проектом своей следующей книги, которая будет посвящена вопросу: кто был фараоном во времена исхода израильского народа из Египта? Я думаю, что вы так же, как в свое время Зигмунд Фрейд, будете придерживаться непопулярной теории, что это был Эхнатон.

Марк вынул изо рта трубку и всем телом подался вперед:

— Как вы…

— Я многое о вас знаю, доктор Дэвисон. Вы даже представить себе не можете, как много я знаю. Например, что вы недовольны положением, в котором находится сейчас египтология. Вы полагаете, что эта наука переживает кризис. Интерес к этой науке недостаточен, чтобы развивать ее дальше; деньги, которые могли бы пойти на раскопки, используются для того, чтобы положить конец охоте на тюленей или для протеста против строительства атомных электростанций.

Марк ошеломленно посмотрел на гостя.

— Я лишь повторяю ваши собственные слова, доктор Дэвисон, и хочу вас заверить, что я полностью с вами согласен. Я именно тот человек, доктор Дэвисон, который готов финансировать раскопки, в то время как вы полагали, что такая возможность вам больше никогда не представится. С тех пор как была построена Асуанская плотина, в долине Нила почти не проводились значительные раскопки. Мы с вами оба, доктор Дэвисон, знаем, что научный интерес к Древнему Египту значительно упал. Сегодня нелегко найти спонсоров, желающих финансировать раскопки, таких как лорд Кенавен или Дэвис, а еще несколько десятков лет назад таких было предостаточно. Теперь египтологи вынуждены довольствоваться лабораторным анализом предметов, давно уже найденных, и пытаться построить с их помощью новые теории.

Марк с трудом сдерживал растущее негодование.

— Кажется, вы действительно многое обо мне знаете. Вы даже точно повторяете мои слова, хотя я и не представляю себе, откуда вам стали известны вещи, о которых я говорил только в узком кругу друзей. Как бы то ни было, — Марк решительно встал, — меня не интересует то, что вы собираетесь мне показать.

Сенфорд Холстид оставался невозмутимым.

— Пожалуйста, доктор Дэвисон, дайте мне договорить. Это и в моих, и в ваших интересах. Я предлагаю вам возможность продолжить исследования в поле, о чем вы, по-моему, уже давно мечтаете.

— Тем не менее, мистер Холстид, у меня есть одна черта, которая вам, возможно, еще неизвестна, а именно: я не выношу, когда кто-то говорит за меня, что я думаю или какое значение имеет для меня то или иное дело.

Гость встал, и его тень упала на сидящего Марка.

— Доктор Дэвисон, — ответил он сдержанно, — вы не можете позволить себе выпроводить меня. Я — единственный человек, который в ближайшее время может предложить вам то, о чем вы больше всего мечтаете: работу в поле.

— Пожалуйста, уходите, мистер Холстид.

— Хорошо, как вам будет угодно.

Но вместо того чтобы направиться к выходу, подозрительный Сенфорд Холстид сделал нечто неожиданное. Он остановился, взглянул на свинцовый пенящийся океан, потом осторожно поставил свой портфель на стоящий рядом с диваном столик из мореного дерева, открыл его и достал обернутый бумагой четырехугольный предмет. Он положил сверток на стол, выпрямился и сказал, глядя Марку прямо в глаза:

— Я приду завтра вечером, в шесть часов.

Затем он покинул помещение.