Вот он, тот самый коричневый круглый стол на толстой резной ножке, за которым мы пили чай много лет назад! А в моих мыслях он был намного больше, надо же. На нём так и лежит пожелтевшая, истлевшая от времени кружевная салфетка. Вокруг – разномастные стулья, обивка вся покрылась ржавыми пятнами. Василий с сомнением на них поглядел и садиться не стал.

– Куда будем складывать вещи, ты уже решила? – спросил он, стряхивая репей с джинсов.

– Давай прямо сюда, на веранду, потом разберусь.

На улице послышалось шуршание шин по асфальту: прибыла "Газель" с моими вещами. Грузчики закинули все мешки и коробки в дом за считанные минуты. За работу попросили гораздо меньше, чем я ожидала. Отлично! А то у меня теперь каждая копейка на счету. Мы с Васей кое-как закрыли входную дверь (он заверил, что преступность в садоводстве нулевая, за свои вещи я могу быть спокойна) и тоже отправились в город.

Всю обратную дорогу мы оба молчали. Даже неугомонный Василий, похоже, сегодня притомился. Я вновь задумалась о своем увольнении, о том, как я теперь посмотрю в глаза родителям. Что за день…

Я ведь больше совершенно ничего не умею делать, только ездить на съемки да репортажи писать! До чего бездарное это гуманитарное образование. Швея на фабрике и то больше пользы обществу приносит, чем я. И уж по крайней мере, она всегда себе работу найдет, в отличие от меня.

Возле дома моих родителей мы оказались около полуночи. А ведь проснулась я сегодня еще до семи утра. Как будто не один день – а целый год с тех пор прошел.

– Что ж, Шура, – устало подытожил Василий, паркуясь возле парадной, – рабочий день я провел с несомненной пользой. Пойду ловить такси до конторы, нужно еще мою машину забрать.

– Спасибо, Вася, спасибо за помощь, – от усталости, грусти и переполнявшей меня благодарности я не могла найти подходящих слов. – Я бы без тебя точно не справилась.

– Да ладно, я у тебя в долгу, ты же мне все время помогаешь, так сказать, филологически, – насмешливо ответил Василий. – Подтягиваешь мой грамматический уровень. Правда, мне все до барабана!

Я набрала воздух в легкие и медленно выпустила его через нос, сосчитав про себя до пяти.

– Василий, дружище! Правильно говорить "ПО барабану"! Ну или "ДО лампочки", если ты настаиваешь на этом предлоге.

Он весело мне подмигнул.

– Ага, вот это я имел в виду!

Мы выбрались из машины, я нажала на пульте кнопку сигнализации и совсем было собралась прощаться, как вдруг до меня дошло:

– Слушай, а как же я тебе позвоню по поводу дачи, если все контакты у меня в старом телефоне?

Он продиктовал свой номер, записал мой, увидел вдалеке фары какой-то машины и побежал к ней, крикнув мне на ходу:

– Спокойной ночи, Шура!

– Не смей меня так называть! – воскликнула я в ответ, перебудив, наверное, полдома. И тихо договорила, открывая дверь парадной: – Спокойной ночи, Вася, – жалея, что не успела чмокнуть его в щеку на прощание.

***

#мама

Оладушки. Так пахнут румяные, пышные, только что испеченные оладушки. Восхитительный домашний запах переплетался с ароматом экзотического манго. Мамин гель для душа, определила я сквозь сон и радостно открыла глаза. Мама дома! Ура!

Вчера я, еле-еле вскарабкавшись на второй этаж, ввалилась в родительскую квартиру, скинула в прихожей кроссовки и, не обращая внимания на многочисленные вопросы выбежавших с кухни мамы и папы, отправилась прямиком в свою комнату. С трудом стянула с себя одежду и упала на кровать. Впервые за долгое время я спала без сновидений и, к счастью, без панических атак.

Я обвела взглядом золотистую комнату. Вообще-то это гостиная, но иногда я здесь ночую – в те редкие дни, когда мама бывает дома в перерывах между своими путешествиями. Солнце приветливо улыбалось сквозь прозрачный тюль и разбрасывало лучи по стенам и потолку, отражаясь от хрустальной люстры. Я откинула одеяло на край бежевого кожаного дивана, временно превращенного в полутораспальную кровать, села, потянулась, едва не задев роскошный искусственный бамбук в африканском кашпо и наконец с трудом встала, ухватившись для поддержки за глуповатую морду деревянного жирафа средних размеров.

Всего жирафов в квартире три. Самый маленький пугает неподготовленных гостей в ванной комнате, а самый большой гордо возвышается на кухне. Мама привезла их из Туниса, если я не ничего не путаю. Все эти ее оригинальные сувениры довольно дико смотрятся в классическом интерьере (отделочные материалы во время ремонта подбирал в основном папа), но маме нравится такое странное сочетание, а для папы главное – мамино настроение. Жена довольна – спи спокойно, как говорится.

На кухне негромко бубнил телевизор, мама в переднике, завязанном поверх японского шелкового халата, элегантно подкрашенная после душа, хлопотала возле плиты. Рыжие кудри собраны наверх в узел и закреплены какой-то новой заколкой – бронзовая стрекоза раскинула крылья с разноцветными – зелеными, желтыми – камешками. Услышав мои шаги, мама положила лопатку и крепко обняла меня. Какой чудный запах, смесь манго и оладушек.

– Сашуля, ну как ты чувствуешь себя, малыш? А я тебе завтрак приготовила.

Я неожиданно осознала, что чувствую себя очень даже неплохо для позорно уволенного человека.

– Мам, давай сюда скорее свои оладьи, и я все расскажу, только переключи канал, умоляю!

По телику знакомая корреспондентка госканала с невыносимым пафосом рассказывала о том, как охранники Смольного, обыскивая сотрудниц Администрации Петербурга при входе, изъяли у них три пудры, румяна и помаду иностранного производства – "запрещёнка" была спрятана в декольте. Бедные чиновницы, какое унижение! Мама поморщилась, выключила телевизор и села рядом со мной.

– Судя по твоему аппетиту, дела не так плохи, как мне показалось вчера, после нашего разговора по телефону, – заметила мама, наблюдая, как я заливаю седьмой по счету блинчик щедрой порцией сгущенки.

– Не-а, на самом деле очень плохи, – не согласилась я, набив рот. Подкладывая себе время от времени на испанскую тарелку с солнышком всё новые оладьи, подробно рассказала о своем несчастье.

– Печально, конечно, – задумчиво сказала мама, когда я закончила. – Но есть и другая сторона медали, – продолжила она, помешивая тростниковый сахар в своей чашке с египетским верблюдом. – Увольнение дает тебе полную свободу, так ведь? Теперь ты можешь выбрать любой другой канал, с большей зарплатой, с нормальным графиком.

– Я, конечно, попробую позвонить знакомым, – с сомнением протянула я, включая немецкую кофемашину (ослепительно белую, как и всё остальное на этой огромной двадцатиметровой кухне) и запуская автоматический капучинатор. – Но раз про меня даже в интернете написали, что я уволена за нарушение корпоративной этики, навряд ли у меня большие шансы.

– В любом случае я уверена, что конец старого означает начало нового, – успокаивающе сказала мама. – Тебе всего двадцать семь лет, все еще впереди, и жизнь обязательно наладится, вот увидишь. Скоро воплотишь свою мечту – переедешь в двухкомнатную квартиру… Кстати, папа сказал, что сегодня вы встречаетесь с покупателями твоей однушки.

– Да, пару дней назад он мне говорил, – по ощущениям, это было пару тысячелетий назад. Я отхлебнула капучино и рассеянно сунула в рот восхитительную кокосовую конфетку. – Кстати, как он воспринял новость о моём увольнении?

Мама опустила глаза. И как у нее получается такая ровная линия подводки? – мельком позавидовала я.

– Не очень хорошо, расстроился, конечно. Для него это большой удар, сама понимаешь. Особенно после того, как тебя назначили ведущей, и тут вдруг такое.

Я положила вторую кокосовую конфету обратно в коробку. Есть расхотелось.

– И что он сказал?

Мама поправила идеально подвязанную белую штору.

– Почти ничего. Сначала не поверил. Потом ушел в себя, знаешь, как он замыкается в себе, молчит и всё. Всё-таки он действительно очень гордился твоей карьерой. С утра сегодня несколько раз повторил: "Что же я теперь скажу в своём отделе?", – мама вздохнула. – Даже не знаю, как его оставить тут одного, у меня через два дня самолет во Вьетнам. Семь дней в новом спа-отеле на побережье, нужно протестировать их антистрессовый комплекс, а еще побывать в каждом отельном ресторане, их там пять, в том числе два с национальной кухней, а ты знаешь, как я ненавижу морепродукты, в особенности жареных кузнечиков… Ой, я же тебе с Бали парео привезла!

Мама неожиданно вскочила и побежала в свою комнату. Обратно она вернулась с небольшим ярким свертком. Я раскрыла тонкую хрустящую бумагу с иностранными надписями – и оттуда выпорхнул широкий, невесомый, прошитый золотыми нитями ярко-рыжий пляжный платок.

– Я подумала, что у тебя всё такое мрачное, надо добавить немного цвета в гардероб, – сказала мама. – Нравится?

Я кивнула.

– Не знаю только, куда его носить! Отпуск мне не светит в ближайшее время… Я теперь вообще не знаю, что мне делать, честно говоря.

Мама легкомысленно махнула рукой.

– Не мучайся, решение придет само, даже не заметишь! Помнишь, как я стала трэвел-блогером? После того, как меня сократили из инженерного отдела нашего завода. А так бы до сих пор проектировала пластмассовые миски и контейнеры, – она поежилась. – Вместо шампанского на борту самолета пила бы компот в заводской столовой…

Ее взгляд упал на деревянные часы в виде приветливого солнышка, привезенные из Болгарии. Со словами "ах, уже десять минут одиннадцатого! мне же пора на встречу с подружками!" мама быстро направилась в спальню. Через пару минут она была готова к выходу: длинная шелестящая юбка, полупрозрачная изумрудная блузка, легкий серебристый шарф и неизменные тонкие звенящие браслеты из Индии, дополненные такими же бронзовыми серьгами и многочисленными кольцами. Утонченно-богемный образ.

– Мам, ты неотразима, – искренне сказала я.