— Почему? — ляпаю я, но тут же поджимаю губы в смущении. ­— Мне очень жаль, не хотела никого оскорбить, и я бы тоже с удовольствием встретилась с ней. Я… — понижаю голос, чувствуя, что, возможно, пересекла черту. — Мне очень важна эта поездка, и я ценю вашу помощь. Просто я не совсем уверена, почему вы предоставили мне такую возможность. Я едва знаю вашего сына.

Он задумчиво наклоняет голову.

— Жизнь — непредсказуема и абсолютно не контролируема. Часто достаточно всего доли секунды, чтобы возникла неразрывная связь. С Кингстоном такое происходит очень редко. Ты должна верить мне, когда я говорю, что для меня большая честь сделать тебя частью этой летней поездки, и если бы моя жена была здесь, она бы полюбила тебя. Это всё, что тебе необходимо знать.

Джерард не даёт мне шанса ответить и, развернувшись на каблуках, уходит, свободно передвигаясь через толпу официантов и других гостей.

— Я так подразумеваю, у тебя неплохие взаимоотношения с этой семьёй?

Меня передёргивает, когда Пэттон спрашивает об этом, оказываясь возле меня.

— Вот почему тебе не нужно было писать эссе?

— Я никогда не говорила, что я не писала…

Его приподнятые брови говорят мне, что он не купился на это дерьмо, поэтому я вздыхаю и решаю рассказать ему правду.

— Мой брат участвовал в программе «Студент по обмену» с сыном мистера Хоторна.

— Ясно.

К счастью, шум в передней части комнаты неожиданно привлекает наше внимание. Джерард держит микрофон, приветствуя всех и разъясняя, как мы проведём следующие два дня ознакомления с Лондоном и Батом, прежде чем отправимся к нашему следующему пункту.

— У нас есть превосходный гид, который будет сопровождать вас на каждом этапе этого путешествия. С любыми имеющимися и возникшими в будущем вопросами вы должны обращаться к нему, — Джерард поворачивается к открытой двери. — Пожалуйста, поприветствуйте моего сына — Кингстона Хоторна.

И, конечно же, его имя объявляют именно в тот момент, когда я осмеливаюсь сделать глоток. Не скажу, что я, наблюдая, как он заходит в комнату, пребываю в полном шоке, но я, несомненно, ошеломлена.

И естественно, я делаю самое ужасное из всего возможного — выплевываю сидр на спину Бриджет.

— Божечки мой! — она разворачивается и смотрит на меня. — Ты что…?

— Мне очень жаль, — бубню я и вытираю рот, ощущая себя нецивилизованной деревенской девицей.

Передавая свой бокал проходящему мимо официанту, я понимаю, что не только комната погрузилась в гробовую тишину, но и все глаза устремлены на меня, — в том числе и стальная пара глаз, которая по-прежнему проникает в самую глубь моей души.

Чем дольше мы смотрим друг на друга, тем сильнее Кингстон, вероятно, чувствует мою тревогу, поэтому он выбирает этот момент, чтобы прервать наш зрительный контакт и вернуть себе всеобщее внимание, объявляя об ужине, который подали в другой комнате.

Я решаю воспользоваться отвлекающим моментом и сбежать, — сама не знаю куда именно, но уверена, что мне необходим свежий воздух.

— Эхо! — я слышу, как он зовёт меня в тот момент, когда выхожу в холл, и оцепенело замираю на месте. Оглушительный стук моего сердца не даёт мне ясно мыслить.

А затем я ощущаю его за своей спиной, его дыхание опаляет мою кожу.

— Ты вероятно проголодалась. Проходи в ту комнату, Любовь моя.

Эти простые слова, нежное обращение, которое он говорит отнюдь не просто, — моя погибель. Я резко разворачиваюсь на пятках к нему лицом и осознанно делаю шаг назад.

— Не называй меня так. Больше никогда в жизни не называй меня так.

Я снова разворачиваюсь, не намереваясь отказываться от своего стремления оказаться на свежем воздухе, когда он хватает меня за руки.

— Снаружи дождь. Пожалуйста, иди, поужинай.

— Я не голодна, — не могу смотреть на него, гнев новой волной разгорается внутри меня. Как он может говорить со мной после того, как прошло столько времени? Я практически убедила себя, что он уже забыл моё имя.

— Как хочешь. Должен ли я попросить кого-нибудь показать тебе, где ты остановишься сегодня ночью?

— Да, пожалуйста.

Он начинает уходить, но потом останавливается и добавляет:

— Я буду неподалёку, если тебе что-нибудь будет нужно.

~~~~~

«Я буду неподалёку». Эти напутственные слова не дают мне покоя, когда я поднимаюсь вверх по лестнице и иду по длинному коридору.

Ох, он, бесспорно, будет неподалёку, и не только сегодня ночью в своём доме, но и в течение следующих нескольких недель, учитывая, что он будет нашим гидом. Я злюсь, но в ещё большей степени представляю собой огромный комок нервов. Каждая эмоция, которую я когда-либо испытывала, сейчас переплетается с кучей новых эмоций, которые мне не знакомы.

Мой провожатый останавливается перед одной из многочисленных дверей, тянущихся вдоль коридора, и открывает её для меня.

Сделав один шаг внутрь, я застываю.

— Вы уверены, что это нужная комната?

Он ставит мой рюкзак на кровать.

— Да, мисс, — подходит к двери и говорит: — Завтрак в 7 утра. Вас будут ожидать.

И с этими словами он покидает меня, оставляя в одиночестве стоять в комнате, которая, как мне известно, не совсем типичная гостевая комната, — это стало очевидно в ту самую минуту, как я вошла. Всюду запах его парфюма, а на полке в углу красуются спортивные награды, с выгравированным на них его именем.

Я в спальне Кингстона. «Этого не может быть».

Я спешу к кровати и хватаю свои вещи, решая отправиться на поиски Дживс, но замечаю на зеркале комода записку.

«Твоя очередь шпионить. Сладких снов, Любовь моя».

Не могу сдержать улыбку, которая появляется на моих губах, и ставлю свою сумку обратно на кровать, решая подыграть. Почему бы мне немного не осмотреться? Не похоже, что он попытается присоединиться ко мне этой ночью, следовательно, я в безопасности в этой комнате... пока что. И как я уже однажды сказала, что хорошо для Эхо, то хорошо и для Кингстона, потому ответная игра «в шпионов» принята!

Если сравнивать с комнатой Себастьяна, то в его комнате как-то пустовато. На стенах висят полки, наполовину заполненные победными кубками, и несколько дорожных знаков, которые судя по внешнему виду, купили не в магазине, — они затёртые и выгнутые, одним словом — украденные.

А на комоде стоит единственная фотография во всей комнате, на которой его мама держит на руках маленького мальчика, одетого в гоночную форму.

Я поднимаю её и улыбаюсь. Кингстону на ней не более шести месяцев; полагаю, его мама была настолько близка со своим сыном, что уже даже тогда знала, что он вырастет «адреналиновым наркоманом».

Поставив её на место, я открываю верхний ящик. Всё ещё чувствуя грусть из-за его потери, я не сосредоточенно пялюсь на содержимое этого ящика, но внезапно понимаю, что смотрю на небольшую коллекцию его чёрных боксеров.

Намереваясь с грохотом захлопнуть его, я неожиданно замечаю проблеск розовой ткани в углу. Смеясь, выдёргиваю ярко-розовые боксеры с всё ещё прикреплённой с боку биркой от «Calvin Klein».

«Око за око, зуб за зуб. Мои тоже никогда не носили».

Я взрываюсь со смеху и кладу их обратно. «Очень мило, Кингстон», — думаю я, решая, что шпионажа с меня хватит.

Я направляюсь в ванную комнату, чтобы принять быстрый душ, и часть меня надеется обнаружить ещё одну записку на двери душевой. Когда ничего не появляется, я смотрю на зеркало. Там ничего нет... но я уверена, что это к лучшему. Нет смысла ещё больше ворошить сегодня прошлое.

Я забираюсь в кровать, моментально поглощая его поразительный, мужской аромат. Он спал на этом месте прошлой ночью, — я чувствую это. Его голова лежала на той самой подушке, которую я теперь сильно сжимаю, и его тело было накрыто тем же одеялом, что теперь укрывает меня.

И как только я задумываюсь о том, что стоит вести себя с ним повежливее, и дать ему ещё один шанс, я слышу, как из коридора доносится хихиканье, а затем писклявый голос называет его имя.

Я понимаю, что не должна, но всё равно подкрадываюсь к двери, словно шпион, — кем он и посоветовал мне побыть, — и приоткрываю её ровно настолько, чтобы можно было что-нибудь рассмотреть.

Там в коридоре стоит Джеки. Её руки обернуты вокруг Кингстона, а губы... приближаются к его.

Я захлопываю дверь, не беспокоясь, что это услышит весь этот треклятый особняк, и запираю её на замок, прежде чем поспешить к своей сумке и вытащить снотворное. Игнорируя стук, раздавшийся через несколько секунд, зарываюсь головой в подушку, на которой теперь нет наволочки, поскольку я сразу сорвала эту пахнущую чёртову вещь и отбросила её через всю комнату.

Я знала Кингстона в прошлом году. Я наблюдала, как он разъезжал по городу, целуя руки каждой дышащей тарталетке, и видела, как распущенные девушки без нижнего белья запрыгивали к нему в машину, стоило ему только открыть для них дверь. Я знаю, каким парнем он является, и каким парнем всегда будет. И то, что он хорошо себя вёл и немного пошутил с розовым бельём, ничего не значит… и уж точно не то, на что надеется моё сердце.

Я чувствую, как мои стены возвращаются, становясь выше и крепче, чем когда-либо, пульс ослабевает, и сон поглощает меня.


Глава 3

Гнев. Это единственное, что я испытываю на следующее утро, и даже не на него. Постыдная ярость бушует внутри меня исключительно на саму себя.

Я полная идиотка, раз меня беспокоит, что Кингстон — это Кингстон? По правде говоря, я должна была усвоить свой урок ещё прошлой осенью и хорошенько запомнить его. Когда мы под конец перешли в дружеские (ну, тёплые) равнодушные отношения, шанс быть вместе был для нас упущен, — открыто и многократно снят с обсуждения.

Так почему же теперь, спустя столько месяцев, меня задевает то, чем он занимается с другими девушками, и в следствии, я в первый же день пытаюсь разрушить эту редкостную возможность? Он явно уже забыл эмоциональную карусель, что мы когда-то разделили вместе, и я думала, что тоже оставила всё позади.