Когда я опускаю голову, не имея понятия, что на это ответить, он начинает потирать своё колено.

— Я шучу. Ну, не совсем, но серьёзно, у нас всё хорошо. И хватит о моих фантазиях. О чём ты написала в своём эссе, чтобы попасть сюда? Я написал о своей утраченной стипендии, так как мой средний балл упал, когда папа заболел. Сейчас он в порядке, и на самом деле именно отец узнал о Фонде Миранды Хоторн. Провести несколько недель в Европе — именно то, что мне нужно, прежде чем начать работать, чтобы накопить на колледж.

— Я сожалею о твоём отце. Рада, что он в порядке.

— Да, я тоже. Так, твоё эссе, — давит он. — Ты поделишься или это личное?

Беспокойно ёрзаю, потому что не знаю, как ответить. Я не писала эссе, и даже не знаю, что требовалось в нём раскрыть. Но прежде, чем я нахожу оправдание или признаю правду, дверь открывается, и в машину садятся две девушки и один парень, все примерно моего возраста. Я надеюсь, что это остальная часть группы, так как пяти тел более чем достаточно для моего уровня комфорта.

— Привет! — пронзительно кричит весёлая блондинка, после чего начинает представлять членов своей группы, которые, кажется, довольно быстро подружились во время полёта.

Я посылаю дружелюбную улыбку, которая возвращается с подмеченным «Привет». И так же как в кругу друзей из моей школы, я вдруг чувствую себя совершенно не в своей тарелке.

Вскоре мы заезжаем на подъездную дорожку, ведущую к владениям Хоторнов, и напряжение в моём теле становится ещё сильнее. С нервной, но непоколебимой улыбкой на своём встревоженном лице, я старательно пытаюсь разглядеть всё сквозь затемнённые стёкла и сравнить с тем, что видела на сайтах, не участвуя в беседе, наполненной хихиканьем.

Не то чтобы я не слушаю. Исходя из услышанного, оказывается, каждый должен был написать эссе, чтобы оказаться здесь, но пока никто больше меня о нём не спросил.

Я слушаю краем уха... пока не произносят его имя.

— Я уже говорила Бриджет, пока мы летели, что была частью этого в прошлом году, но только первую неделю, — поясняет оживлённая блондинка Джеки, которая представляла остальных членов группы. — Моя тётя умерла, и поэтому мне пришлось вернуться домой, но они разрешили мне приехать в этом году… и я надеюсь, у меня будет шанс увидеть Кингстона снова.

— Я слышала, он горяч, — подхватывает Бриджет.

— О мой Бог, он невероятен, — отвечает Джеки. — В прошлом году он пробыл здесь всего пару дней, но этого было достаточно, чтобы все девушки начали за ним бегать. Однажды, я хотела пообщаться с ним в социальных сетях, но он был занят.

— Итак, что делает этот парень Кингстон? — спрашивает Пэттон.

— Всё, что делает девушку счастливой. — Она серьёзно это сейчас сказала? Закатываю глаза. — Он такой обаятельный. И я слишком поздно узнала, что он был в Штатах в прошлом году. Хотелось бы мне его увидеть. Я бы встретилась с ним где угодно, но что-то случилось и ему пришлось сократить поездку. Как я поняла, ему там не очень-то понравилась, и в ближайшее время он не планирует возвращаться.

«Ему не понравилось?»

Я могла бы сказать, что меня это зацепило, но на самом деле это чувство напоминает жалящий смертельный удар в живот. По правде говоря, я не удивлена... но слышать об этом до сих пор чертовски больно.


Глава 2

— Добрый день, мисс Келли, — приветствуют меня, как только я переступаю через порог изумительной двухстворчатой двери.

— Здравствуйте, — отвечаю я человеку, протягивающему руку.

Не знаю, откуда ему известно моё имя или как я выгляжу, но он выглядит не очень дружелюбным, чтобы спрашивать его об этом. Я предполагаю, что он хочет пожать или поцеловать мою руку, но то, как он то и дело смотрит на меня, разрушает оба варианта. Перевожу взгляд от его тревожного выражения лица к ожидающей протянутой руке, не имея понятия, чего он хочет.

— Ваша сумка, — поясняет он.

— О! Разумеется.

Я передаю ему её и наблюдаю, как он подходит к другой девушке и делает то же самое: берёт её вещи, но уже без приветствия, как было со мной. Сомневаюсь, что он самый лучший дворецкий, но всё же решаюсь спросить его:

— Прошу прощения, вы не знаете, где мы останавливаемся сегодня вечером? В программке не было указано никакой информации об отеле.

— Здесь. Вам покажут ваши комнаты после ужина.

Появляется другой мужчина, он открывает вторую дверь, и все быстро заходят внутрь, желая увидеть, что же будет дальше. И, я уверена, убраться как можно подальше от пугающего парня. Но, несмотря на разделённый страх перед «Мистером Индивидуальностью», я поступаю абсолютно противоположно группе. Я останавливаюсь и осматриваюсь вокруг, задаваясь вопросами: здесь ли вырос Кингстон, и бегал ли он по этому холлу, когда был ребёнком? И ещё больше я нервно размышляю о том, появится ли он здесь, пока мы здесь.

Мои шаги твёрдые, а ладони потные, когда я вхожу в огромную гостиную, оформленную в формальном стиле. На высоких потолках красуются несколько люстр, в то время как огромные скульптуры и дорогие коллекции картин украшают остальную часть комнаты. Я быстро осознаю, что «гостиная» немного неправильно выбранное слово для этой захватывающей обстановки. Это святыня: «Смотри, но не трогай… и двигайся очень осторожно».

Портрет молодой женщины, сидящей на деревянных качелях с милой, нежной улыбкой и поднятыми в воздух босыми ногами, приковывает моё внимание. Я зачарована смелым взглядом её знакомых серых глаз.

Я всё ещё стою перед картиной, околдованная ею, когда слышу, как произносят моё имя.

— Мисс Эхо. Рад, что вы благополучно добрались.

Я разворачиваюсь и нахожу более взрослую, но не менее красивую версию лица, которое никогда не смогу забыть, как ни старайся.

— Мистер Хоторн.

— Джерард, пожалуйста, — поправляет он, беря меня за руку и нежно сжимая её, прежде чем отпустить. — Как прошёл ваш полёт?

— Всё было отлично, благодарю. Не так страшно, как я представляла, — я издаю нервный смешок.

— Твой отец будет рад услышать это.

— Да, мне нужно ему позвонить.

— Я уже проинформировал его, что машина доставила тебя в целости и сохранности, и уверен, он ожидает звонка от тебя вечером.

Я киваю, улыбаясь.

— Спасибо, — снова возвращаюсь к портрету, который на данный момент является самой беззаботной частичкой искусства в комнате. — Она прекрасна.

— Да, она была изумительна, — замечает Джерард, его тон мрачный. — Она была настоящей находкой. Всегда чем-то увлекалась, никогда не могла усидеть на месте. Наверное, это именно то, что я обожал в ней больше всего.

Мне не требуются пояснения о том, кто она.

— Как вы встретились? — спрашиваю я, мгновенно чувствуя себя комфортно рядом с этим человеком. Ещё одна черта в нём, которая так знакома.

— Она путешествовала по здешним местам и в Бате1 потеряла свои ботинки. Я в тот момент тоже был там: молодой и слишком серьёзный. Я посмотрел на неё и подумал: «Как девушка может потерять свою обувь? Она ведь ещё совсем недавно была обута в них, как можно так быстро забыть об их местонахождении?»

Он смотрит на меня, будто на самом деле сконфужен этой историей, но я замечаю, как его губы немного подрагивают.

— Не подмечало ли это её глупость?

Я улыбаюсь, но не отвечаю, потому что прекрасно понимаю, что вопрос был риторическим, и огонёк в его глазах говорит о том, что он очень хочет продолжить рассказ.

— Ну, это явно не про мою Миранду. Последнее, что когда-либо можно было сказать о ней, так это то, что она была глупой. Восхитительная, опьяняющая, зачаровывающая, но ни капли не глупая. Она сняла ботинки, когда прилегла поспать на берегу реки, а проснувшись, обнаружила, что они магическим образом пропали. Я ничего о ней не знал и должен был вернуться к своим делам, но в ней было что-то притягивающее. Наблюдение за тем, как она, спотыкаясь о кусты, ищет свою обувь и что-то бурчит о бездомных животных, и её абсолютная убеждённость в причудливую возможность, пробудили во мне что-то необъяснимое. Я не смог покинуть её.

Он запинается на секунду, опустив взгляд в пол, и прежде чем продолжить, ласковая улыбка расплывается на его губах.

— Я усадил её к себе на спину, и мы прошли так три мили, пока не встретились с моей группой в кафе. После этого дня, я никогда в жизни не отпускал её снова. И я купил ей новую пару обуви, поскольку её была «украдена». Мы поженились через год.

Я отворачиваюсь и стремительно утираю слезу со своей щеки, надеясь, что он не увидел этого.

— Это невероятно романтично.

Прежде, чем успеваю произнести что-то ещё, рядом с нами останавливается официант, удерживая в руках поднос с бокалами. Может здесь я уже и достигла возраста, когда могу пить алкоголь, но я в жизни не делала и глотка, поэтому не осмеливаюсь взять один из них.

Джерард берёт бокал и протягивает его мне.

— Игристый сидр.

— Спасибо, — я издаю сиплый смешок и принимаю бокал, испытывая наслаждение от вкуса. — Так вот почему фонд спонсирует эти поездки — потому что вы познакомились с ней во время одной из таких, да?

— Да. Она верила, что мы встретились бы в любом случае, так же как до последнего была убеждена, что её обувь похитило какое-то животное, но я навечно благодарен за свою поездку. Организация этих поездок — это мой способ помнить и чтить её, поддерживая с ней связь, и делиться этим с другими. Прошло более двадцати лет с того момента, как мы её потеряли, но она по сей день любовь всей моей жизни. И она даровала мне невообразимый подарок.

Я жду продолжения, не ведая, что конкретно он имеет в виду, но воображая неимоверно романтический жест.

Его лицо рассветает.

— Сына, который так же, как и она, свободолюбив и своенравен, — он усмехается. — У Кингстона доброе сердце, ты же знаешь. Я вижу её каждый раз, когда смотрю на него. Она с огромным удовольствием встретилась бы с тобой, Эхо.