Джасинда Уайлдер - Сексуальный плен

У меня появилась привычка оставлять нетбук рядом с кроватью, близко под рукой, чтобы писать сразу же, как только я просыпаюсь, и записывать воспоминания предыдущего дня, пока они еще свежи.

Лука пошевелился, так что пришло время для утренней любви, а потом ―

в душ, и кофе.

Я почти готова сказать это. Его семья права, мой страх ― это единственное, что сдерживает меня. Но на самом деле, мой страх весьма силен. Когда я думаю о фразе «Я люблю тебя», то вспоминаю Гарри и то, как я говорила ему это каждый день более десяти лет, лишь изредка слыша те же слова в ответ и еще реже наблюдая их доказательство. И понимая во внезапном, резком и надрывном откровении, что он никогда на самом деле не любил меня.

Лука проснулся и смотрит, как я печатаю, затуманенным со сна взором. Вокруг его бедер обвилось одеяло, под головой рука, а на губах едва заметная улыбка.

― Отложи эту штуковину и иди ко мне, ― промолвил он.

А я продолжаю печатать, пока он ко мне тянется, просто чтобы его позлить. О боже, он нечестно играет, он трогает мою киску, пока я печатаю. Интересно… не могу сконцентрироваться, не могу думать, а теперь…

…к черту все, закончу писать позже.

28 Июня

Я решила оставить предыдущий кусок неоконченным, как есть. Мне показалось, это даже мило.

Сижу на пляже на западном побережье Италии. Не знаю, как называется этот старинный городок с живописными руинами на утесе и каменными строениями, слышавшими болтовню жителей задолго до того, как на тропах Америки появились первые следы европейцев.

Я приехала сюда на поезде, чтобы подумать и принять несколько решений на трезвую голову.

Думать телом и сердцем рядом с Лукой слишком уж просто. Разум и логика отодвигаются на задний план, и если уж мне нужно принять рациональное решение, то необходимо отойти от тяжелого наркотика под названием Лука.

Но ведь он же не наркотик, так? Он не видоизменяет мой разум и не меняет меня. Он превращает меня в того человека, которым я действительно являюсь. С ним я беззаботная, раскрепощенная, свободная и полная жизни. Его семья такая любящая, такая щедрая и приветливая, что среди них я чувствую себя в кругу семьи больше, чем среди собственных родственников в Штатах.

Мой отец ― холодный и осуждающий человек, легко ставящий ультиматумы и жесткие требования, но с трудом выражающий привязанность, ободрение и комплименты. Мать у меня такая же, но более склонная к пассивной агрессии, предпочитающая выжидать, наблюдать и собирать доказательства против тебя, и лишь потом бить, когда наступит правильный момент. Она ― гений тактики.

Лиа у нас Мисс Совершенство. Сплошные пятерки, без малейших усилий. Капитан группы поддержки, член дискуссионного клуба, вице-президент студсовета в течение трех лет, популярная, веселая, стройная. Вышла замуж за стабильного, заботливого мужчину после недолгой помолвки, родила детей, обзавелась домом с настоящим белым, мать его, забором. Для всех ее жизнь была такой же элегантной и идеальной, как и она сама. А потом она трахнула моего мужа.

Не то, чтобы я сильно об этом жалела.

Не могу представить, чтобы Элизабетта спала с мужем Лючии. Такое просто невозможно. Никак.

Забавно, я едва помню Штаты. Я все больше говорю по-итальянски. Я только что поняла, в дневнике этого не видно, потому что я перестала транскрибировать итальянский, кроме тех моментов, когда кто-то говорит по-английски и резко перескакивает на итальянский. Мне даже сон снится на итальянском. А во время секса с Лукой я выкрикивала его имя и вместо «да, да, да» по-английски стонала то же самое по-итальянски.

И даже сейчас, когда я думаю, что пора отправляться домой, в моей голове возникает изображение дома во Флоренции ― дома, полного света, смеха и любви. И Лука. Я вижу себя во Флоренции, в маленькой квартирке неподалеку от дома Доменики и Данте. В горшке на окне стоят цветы, белье сушится на веревке по старинке, скатерть в клетку на круглом столе, а из старой бутылки вина торчит свечка.

А однажды, возможно, по этой квартире будет бегать маленький мальчик или девочка с иссиня-черными волосами, смуглой кожей и лазурно-голубыми глазами.

Солнце садится, и ярчайшие блики оранжевого света отражаются от покрытой рябью синевы океана. Кричат чайки, вдалеке брызгаются в волнах дети. На горизонте мелькает белый парус.

Итак, решение.

Боюсь ли я любить Луку? Да. Да, черт меня дери. Я боюсь, что все это закончится так же, как с Гарри, и я застряну в Италии иностранкой без гроша в кармане и каких-либо связей, старой, одинокой и слишком уставшей, чтобы начать все заново.

Я боюсь, что мне снова будет больно, что меня вновь предадут. Боюсь заводить с ним ребенка, потому что это будет означать, что я навечно с ним связана, и если все закончится, если он мне изменит или не будет любить до конца наших дней, то я окажусь в полной жопе.

Но я знаю ― и сердцем, и разумом, ― что он любит меня просто так. Знаю на уровне инстинктов. Он приехал в Париж после первого же звонка, даже несмотря на то, что я убежала от него целых два раза. Он показал мне чудеса секса. Показывает каждый день, что я красива и стою любви.

Он называет меня «любимой» по-итальянски. Он смотрит на меня с обожанием, светящимся в глубине угольно-черных глаз. Он касается меня так, словно я ― произведение искусства, скульптура, созданная Господом только для Луки, для него одного.

И так оно и было.

Он почти заставил меня вновь поверить в Бога, хотя я перестала давным-давно.

Он любит меня.

А я люблю его.

29 июня

Я пишу эти строки под молчаливое покачивание вагона поезда. Еще один поезд. На этот раз из Флоренции в винодельню в Тоскане. Зачем я еду в Тоскану? Чтобы найти Луку.

Он не сбежал, как я, но он внезапно ушел.

Я сошла с поезда во Флоренции и практически побежала к дому его родителей, чтобы найти его и рассказать все новости. Я ворвалась во двор через калитку, выкрикивая его имя. Во дворе было пусто и тихо.

Я остановилась, смутившись. Он сказал, что будет здесь, когда я вернусь, сказал, чтобы я ждала его. Перед отъездом я позвонила ему из отеля и сообщила время приезда поезда.

Так где же он?

Я зашла на кухню и увидела за столом Доменику, пьющую кофе и раскладывающую пасьянс. Я налила и себе чашку, добавила сахара и села, сгорая от гнева. Мое дыхание, видимо, помешало пасьянсу Доменики, и она раздраженно на меня посмотрела, но затем увидела мой печальный взгляд.

— Его вызвали на работу, дитя. Там что-то случилось в одной из… Этих, ох, Матерь Божья, как там… Винных? Нет. Где делают вино. Не могу вспомнить подходящее слово. Но он поехал туда. В Монтепульчано. Сказал, что вернется через несколько дней.

— Винодельня, — сказала я.

— Да, именно. Спасибо. Так вот, пожалуйста. Не волнуйся. Расслабься и выпей еще кофе. Помоги мне приготовить ужин. Поиграй со мной в карты. Глазом не успеешь моргнуть, как он вернется.

Я покачала головой.

— Нет, Доменика. Я не могу ждать. Мне нужно с ним поговорить.

— Да? — Доменика не оторвала взгляда от карт, но я чувствовала, как в ней нарастало любопытство.

Почему-то я решила ответить ей по-итальянски.

— Io lo amo (Я люблю его).

— Я знаю, figlia (дочка), — сказала она. — И он тебя тоже.

Figlia. Дочка. Мои глаза загорелись от того, как она это сказала.

— Ну, я никогда не говорила ему, что люблю. Мне нужно его увидеть.

Доменика подняла взгляд с карт и улыбнулась мне. Она вышла из-за стола, подошла к шкафу в углу кухни, полному всякой всячины, самому обычному собирателю хлама. Она рылась в нем, пока не нашла конверт, полный брошюр, и пролистала их в поисках нужной.

— Думаю, он поехал туда. Если нет, там тебе подскажут, где он. Доменика протянула мне яркий буклет из блестящей бумаги, сложенный втрое, с надписями на итальянском. На обратной стороне я увидела адрес, записала его и поблагодарила Доменику. Я переоделась в чистую одежду, и, отправившись обратно на вокзал, купила там билет на поезд.

И вот я уже почти приехала, поезд подходит к станции. Сердце уже ушло в пятки, в животе порхали бабочки, хоть я и понимала, что нужно еще найти винодельню, а там его может не быть.

* * *

Сейчас четыре часа утра, и я не могу уснуть. Голова идет кругом, как раньше поговаривал мой дед.

Пока я пишу, меня мутит, у меня дрожат пальцы и колотится сердце.

Я сказала «да».

Черт. Сдай-ка назад, Делайла. Расскажи все с самого начала. Когда рассказываешь историю, она становится настоящей. Это помогает успокоиться и справиться с эмоциями.

Лука похрапывает рядом. Но даже сейчас, во сне, он развернулся так, чтобы обхватить рукой мое бедро. Не могу не улыбаться, когда вижу его отблеск счастья на спокойном лице.

Значит, все в порядке.

А теперь вернемся к началу.

* * *

Я вышла из поезда с сумкой через плечо. Ослепительный блеск тосканского солнца заслоняли темные очки. На станции я спросила, как добраться до винодельни, мне ответили, что лучше будет взять в аренду машину и дали адрес ближайшего пункта аренды.

Добравшись туда, я обнаружила, что у них нет машин. То есть, нет машин, которые я бы смогла водить. Дело в том, что я не умею водить механику, а все их машины были как раз с механической коробкой передач. В итоге я арендовала «Веспу» — что-то среднее между скутером и мопедом. Несмотря на то, что она была младенчески-голубого оттенка и явно практически моей ровесницей, она ехала. У меня была всего одна сумка, которую я примотала к сиденью позади себя потрепанным тросом, который мне также одолжили в агентстве. Там же мне объяснили куда ехать дальше.