Катя умолкла, рассчитывая, что сейчас Роуленд подхватит диалог. В Катиной речи была и вторая часть, посвященная природе любви, ее развитию и Катиным теориям этого развития, которых существовало несколько. Речь завершалась кодой, касавшейся таких вопросов, как родство душ, судьба и внезапное влечение. Теперь, глядя в зеленые глаза Роуленда, Катя без колебаний решила этот раздел опустить. Глаза Макгира выражали вежливый интерес и легкую насмешку.

– Вы смеетесь надо мной? – сказала она. – Это не смешно. На такое, знаете ли, нелегко решиться.

– Я согласен с тем, что это не смешно, и я вовсе не смеюсь над вами. Вы закончили? Как я и обещал, я вас выслушал.

– Послушайте, – не сдавалась Катя, – послушайте, я знаю, вы гораздо старше меня. Знаю, что вы ни к чему подобному не привыкли, но я думаю, что женщина имеет право высказать, что она чувствует. Какой смысл жить, непрерывно что-то скрывая? Я люблю вас. Сегодня я пришла, чтобы сказать вам об этом. Если хотите, мы можем сейчас лечь в постель, а потом я уеду в Оксфорд. Вы никогда больше обо мне не услышите. У меня есть обратный билет.

Роуленд вздохнул. Он подумал, что Катя не может себе представить, сколько раз это с ним уже случалось. Разные женщины, разные слова – и одинаковые намерения. Об этом, разумеется, он не собирался упоминать.

Он посмотрел на Катю. На ней была надета куртка, мужская рубашка, джинсы и тяжелые башмаки. Это было трогательно и одновременно забавно, так же как и сочетание в ней позерства и искренности. Она пристально смотрела на него огромными голубыми близорукими глазами. У нее были красивые волосы темно-рыжего, лисьего цвета, распущенные по плечам, нос и скулы были усыпаны веснушками. Он заметил, что руки у нее слегка дрожат.

Роуленд взглянул в окно. Уже начинало темнеть. Он недосыпал три дня подряд и чувствовал безумную усталость, а незадолго до появления Кати пришел к выводу, что воскресенье – самый трудный день недели. Большинство людей проводило этот день со своими семьями, а он раньше часто проводил воскресенье с Линдсей. «Больше этих встреч не будет», – с глухой тоской думал он. Роуленд был растерян. В родном городе, в собственном доме он чувствовал себя неприкаянным и одиноким, как на далекой планете.

Казалось, на этой планете может случиться все, что угодно, правил там не существовало. В три часа пополудни являлось Искушение в образе девушки в куртке, с обратным билетом в кармане и желанием его соблазнить. У него было ощущение, что, если он на секунду отвернется, Катя исчезнет. Он отвернулся, потом оглянулся назад. Но она стояла, выжидательно глядя на него, и он понял, что необходимо что-то сказать.

– Катя, милая, – начал он. – Я искренне тронут вашими словами, но ничего другого я вам не скажу. Я не могу да и не хочу обманывать вас: я ничего не буду вам обещать.

Катя побледнела, потом начала медленно расстегивать блузку. Крупные слезы катились по ее лицу. Немного помедлив, она потянула блузку за рукав, обнажив плечо.

– Вы на меня даже не смотрите, – заговорила она сквозь слезы. – Неужели я вам совсем не нравлюсь? Роуленд, ну пожалуйста, скажите хоть что-нибудь. О Господи, я так несчастна! Я ничего не могу делать – ни работать, ни думать. Том сказал, что у меня безумный вид. Я и ощущаю себя безумной. Я вообще могу пойти и прыгнуть в Темзу, не верите?! Сегодня днем я действительно чуть не прыгнула. Я целый час ходила и смотрела на Темзу, только мне никак не удавалось найти подходящее место, и потом был отлив, и там оказалась такая грязища.

Она жалобно всхлипывала, трогательно вытирая слезы маленьким кулачком. Роуленд вдруг обнаружил – он сам не знал, как это могло получиться, что он обнимает ее. В следующее мгновение ее слезы уже падали ему на плечо.

– Я не хочу жить, – бормотала она. – Я умру от стыда, но я ничего не могу с собой поделать. Я нескладная, я не возбуждаю желания, я вела себя как дура. Как это все глупо. Зачем я сюда приехала? Почему так ужасно разговаривала с Томом? Мы не спали всю ночь – все спорили и ругались, и я выпила все вино и говорила ему обидные вещи…

Роуленд сочувственно хмыкнул. Он неловко похлопывал ее по плечу, потом начал гладить по спине. Он был растерян, но тем не менее у него не было никаких сомнений в том, что он должен сделать: надо было ее успокоить, поговорить с ней по-отечески и с величайшей твердостью и тактом отправить обратно в Оксфорд. Это представлялось ему вполне очевидным, но Роуленд вдруг понял, что логика ему изменила. Он понял, что его возбуждают тепло и близость Катиного тела, ее слезы и не в последнюю очередь ее черный бюстгальтер. Катя была очень славной девушкой, и она, несомненно, его возбуждала. Ее кожа оказалась гладкой, шелковистой, усеянной веснушками. У нее была тонкая талия, упругая грудь, а кожа едва уловимо пахла присыпкой, пробуждая в нем нежные, почти отеческие чувства.

Вопреки тому, что говорила Катя, она обняла его руками за шею, прижалась к нему всем телом. У Роуленда довольно давно не было женщины, день выдался тяжелый, и в конце концов, он был всего лишь мужчиной. Он заметил, какие у нее красивые волосы, и начал их гладить.

Он уже хотел повернуть к себе ее лицо и поцеловать в губы, как вдруг пелена спала с его глаз и он увидел и себя, и Катю словно со стороны. Что он делает?! Она же девушка Тома, а он только что своими руками чуть было не поломал ей жизнь. Нет уж! Он и так немало напутал за свою жизнь, чтобы совершить еще одну ошибку.

Катя перестала плакать и всхлипывать так же внезапно, как начала. Она смотрела на него с тревогой и надеждой. Роуленд подумал, что у нее очень красивые глаза – и очень красивый рот.

– Роуленд, я хочу, чтобы вы меня поцеловали, – жалобно попросила она. – Короткий поцелуй. Всего один раз…

Роуленд был почти готов исполнить ее просьбу, как вдруг зазвонил телефон. Роуленд осторожно отстранил от себя Катю и подошел к телефону, позвонившему столь своевременно. Звонил Колин Лассел. Разговаривали он с Роулендом довольно долго.

– Понятно, – несколько раз повторил Роуленд. Он взглянул на Катю, которая молча стояла, повернувшись к нему спиной. – Нет, она здесь. Мы поговорили немного, а теперь я собираюсь отвезти ее в Оксфорд. Не беспокойся, я прослежу. И передай привет Линдсей.

Роуленд положил трубку.

– Это был Колин, – сообщил он. – Он звонил от Тома. Спрашивал о тебе.

Катя резко повернулась к нему. Лицо ее пылало.

– Знаете, я ведь люблю Тома, – с вызовом сказала она, словно в чем-то обвиняла Роуленда.

– Тогда научитесь соответственно себя вести, – негромко сказал он.

Катя опустила глаза.

– Что ж, вы вправе говорить это. Я это заслужила. Вам не надо меня никуда везти, я доберусь сама.

– Я не отпущу тебя. Мне не нравятся одинокие прогулки вдоль Темзы.

– На самом деле у меня не суицидальный тип. – Она помолчала. – Вы можете за меня не бояться.

– И тем не менее. Сейчас мы спустимся вниз, сядем в мою машину и поедем в Оксфорд – прогулка, без которой я, честно говоря, предпочел бы обойтись. По дороге я по-отечески поговорю с вами.

– Ладно. – Катя нахмурилась. – Но, Роуленд, надеюсь, вы понимаете, что все это не блажь взбалмошной девчонки. Все, что я говорила вам, – правда.

– Нет, Катя, думаю, что это не так.

– Завтра мне будет ужасно плохо. Мне захочется умереть от стыда и унижения.

– На вашем месте я бы сосредоточился на Томе. Это сейчас очень важно. А теперь одевайтесь, и поехали.


В машине верный своему слову Роуленд действительно дал ей несколько вполне отеческих советов. Когда Катю сразил новый приступ рыданий, он протянул ей бумажную салфетку. Он ехал точно с предписанной скоростью, чего обычно никогда не делал, и к тому времени, как они подъехали к ее колледжу, он обнаружил, что никогда еще не чувствовал себя таким старым лицемером.

– Как вы думаете, мне нужно сразу увидеться с Томом?

– Нет, пожалуй, не стоит. По-моему, лучше подождать несколько дней. В любом случае, Колин увез его к себе. Там сейчас Линдсей. У вас есть несколько дней, чтобы все обдумать и успокоиться. Попросите Тома позвонить мне, когда все уладится. И не сердитесь на меня.

Катя искоса взглянула на него. Машина остановилась, и Катя выскользнула наружу без единого слова.

Роуленд ехал по Оксфорду, ощущая странное нежелание покидать этот город. Он думал о том, как легко раздавать советы и как трудно им следовать. Роуленд старался не думать о том, что Линдсей сейчас так близко и так недосягаема.

Он шесть раз проехал по одним и тем же улицам с односторонним движением. В это время года в Оксфорде не было туристов, семестр подходил к концу, студенты разъезжались по домам. Темнота зимнего вечера окутала старинные здания, навевала сладкую грусть. Ему пришло в голову, что нет причины торопиться в Лондон – его там никто не ждал. Он оставил машину на стоянке и пошел пешком через лужайку у Крайст-Черч-колледжа и спустился к реке. Река вздулась от дождя, по ней плыли опавшие листья. Услышав, как зазвонили колокола, повернул обратно.

Но желания возвращаться не было. Оксфорд словно не выпускал его из своих пределов. Ноги, казалось, сами собой несут его в определенном направлении. Он уверенно шел к Катиному колледжу, объяснив себе, что, раз уж он оказался в Оксфорде, было бы разумно поговорить о Кате с ее наставницей, доктором Старк. Мириам Старк – холодная, интеллигентная женщина, чьими книгами он всегда восхищался, когда-то очень нравилась ему.

Служитель сообщил ему, что доктор Старк сейчас дома. Роуленд позвонил Мириам по названному телефону. Мириам была явно рада звонку Макгира, поэтому Роуленд без колебаний направился по указанному адресу. Прикидывая, как начать разговор, Роуленд пересек внутренний дворик и оказался у дома доктора Старк.

Роуленд увидел Мириам в освещенном окне. Она сидела за письменным столом в профиль к нему, темные волосы падали на ее лицо, когда она склонялась над работой. Роуленд вдруг явственно ощутил покой, что царил в комнате за окном. Он видел стопки книг на столе, раскрытую книгу, лежавшую перед ней. И, волнуясь, уверенной рукой позвонил в дверной звонок.