Салли Боумен - Секстет

Она надела красное вечернее платье, тут же сняла его, раздраженно швырнула в угол, вынула из шкафа черное. Она выбрала свои самые красивые серьги – прощальный подарок Джини: две капли бледного жадеита, казалось, жили загадочной собственной жизнью, в какое-то мгновение они вдруг начинали дрожать и мерцать, хотя она не делала ни малейшего движения.

Уже вечером, когда стемнело, ей пришлось несколько раз прямо в чулках сбегать по лестнице на звон дверного колокольчика. Она вручила плитку шоколада маленькой ведьмочке и ее брату-висельнику, дала пакетик карамели оборотню и восточные сладости целому выводку скелетов и их мрачному папаше с головой, рассеченной чуть ли не пополам ударом топора. Когда она уже выходила из дома, ее перехватили горилла и вампир, и, не имея при себе ни сладостей, ни мелких денег, она сунула в мохнатую лапу удивленной гориллы пятифунтовую бумажку.

Примерно через час Линдсей, уже порядком устав, ехала в своем маленьком автомобильчике в восточном направлении. Она была неважным водителем. Этот факт часто констатировал Роуленд Макгир – вполне по-дружески, без обиды, но неодобрительно. Теперь, даже несмотря на отсутствие Роуленда, Линдсей была полна решимости доказать, что он не прав. Но, увы, ничего не получилось: как она и боялась, она заблудилась в темных улочках портовой части Лондона. Ну что ж, значит, и в этом Роуленд Макгир был прав.

–…Темза, – проговорила Линдсей, глядя на белое, бескровное лицо незнакомого, невероятно высокого и худого мужчины. Собственно, лица как такового она почти не различала в сигаретном дыму и каком-то странном тумане, наполнявшем весь огромный, битком набитый людьми зал, но особенно плотном в этом углу, куда ее принесло и выбросило наряду с прочими обломками кораблекрушения.

– Что вы сказали? – переспросил ее собеседник.

Бледнолицый мужчина стоял, прислонившись спиной к колонне, к которой его прибило несколько минут назад. К его правому локтю прижимался толстый коротышка с конским хвостом, державший в одной руке бокал, а в другой – огромную креветку. Он нудно разглагольствовал о фильмах Скорсезе.

– Какая съемка! – восхищался он. – Какие планы! Вы помните эти кадры, снятые в движении?

Следующая порция плавучего человеческого мусора ударила Линдсей в спину. Она покачнулась, но устояла. Линдсей приехала сюда с большим опозданием: к тому времени большая часть гостей уже успела поднабраться. Линдсей беспомощно оглядывалась по сторонам. Больше всего это помещение было похоже на палубу авианосца, здесь действительно свободно разместилось бы несколько самолетов, причем авианосец, по-видимому, шел ко дну – палубу уже заливало. До ушей Линдсей долетали брызги несвязных разговоров, то справа, то слева вздымалась очередная людская волна, она не могла даже толком разглядеть, что творится вокруг, поскольку Лулу Сабатьер распорядилась выключить свет. Все это огромное пространство с обескураживающим переплетением железных лестниц, какими-то выступами, верхними галереями, арочными проемами, которые могли вести куда угодно или не вести никуда, было освещено только свечами. В центре палубы стоял огромный диван алого цвета, к которому пытались пробиться все гости, как будто это была спасательная шлюпка. А под своими ногами Линдсей ощущала дрожь и какую-то таинственную энергию, будто там внизу, в чреве гигантского судна, с ревом вращались турбины. Энергия этой гигантской машины почему-то оказывала стимулирующий эффект, Линдсей чувствовала, что эта энергия влечет ее через тьму и дым к какой-то важной, хотя и неведомой цели. Она чувствовала, что скоро обязательно достигнет берега.

А сейчас она напряженно всматривалась в маячившее перед ней худое лицо Дракулы. Ее собеседник только что чудом уклонился от бокала с коктейлем, которым размахивал его сосед-коротышка, и смотрел на Линдсей с выражением полного отчаяния.

– Не слышу! – орал он. – В этом проклятом месте ничего не слышно.

– Темза, – кричала Линдсей с не меньшим отчаянием. – Я говорила, что этот дом очень трудно найти, правда? Я два раза чуть не въехала в Темзу, пока нашла этот дом.

Она чувствовала, что бледнолицему Дракуле это неинтересно. По-видимому, сама Линдсей тоже его не интересовала, но он пока не позволял себе проявлять это слишком уж откровенно.

– Ну и шум здесь! – прокричал он. – И еще этот долбаный туман. Господи, и зачем только Лулу открыла окна? Я хочу сказать, сейчас как-никак октябрь, и только полному кретину может прийти в голову открывать окна в октябре.

– Если бы Лулу не открыла окна, – прокричала в ответ Линдсей, – мы бы тут все задохнулись.

Дракула моментально оживился.

– А-а, значит, вы знакомы с Лулу? Я не ошибся?

– Довольно близко, – без колебаний ответила Линдсей, которая до сих пор в глаза не видела хозяйку. – Мы с Лулу закадычные подруги.

Это заявление явно обрадовало тощего джентльмена. Он вцепился в руку Линдсей мертвой хваткой и заговорил торопливо:

–…Он действительно здесь? – разобрала с трудом Линдсей. – Но вы-то должны знать! Эта чертова Лулу клялась, что он будет… Единственная причина, по которой я сам здесь… Я непременно должен с ним поговорить… Этот человек был моим богом. Я не преувеличиваю, богом.

– Кто должен быть здесь? – не поняла Линдсей. – О ком вы говорите?

– Корт. Томас Корт.

– Где? – завопил коротышка с конским хвостом, услышав магическое имя.

– Он здесь? Вы сказали, Томас Корт здесь?

– Нет, я сказал, что он должен быть здесь. – Дракула сделал попытку отодвинуться. – Я сказал, что Лулу говорила, что он будет.

– А вы тоже слышали, что будет Корт? – обратился коротышка к Линдсей.

– Я не знаю, – пожала плечами Линдсей.

– Между прочим, – тощий мужчина обращался теперь к ним обоим, – я никогда в жизни не видел Лулу. Столько раз здесь бывал и ни разу ее не видел. Вы можете такое представить?

Эта поразительная информация имела странные последствия. Двое мужчин стали трясти друг другу руки.

– Дай пожать твою руку, дружище! Между прочим, – сказал коротышка, – я начинаю сомневаться в том, что Лулу в действительности существует.

– Вот она говорит, что существует. – Дракула устремил на Линдсей обвиняющий взгляд. – Она с ней хорошо знакома. Близкие подруги…

Коротышка с интересом уставился на Линдсей, и она поняла, что пришла пора менять компанию. Коротышка же требовал сказать ему, где Лулу пребывает в данный момент.

– Потому что, – начал он, пошатываясь, как будто действительно стоял на палубе в сильный шторм, – потому что мне обещали знакомство с Кортом.

– Эта ваша приятельница совершенно неуловима. Она отменяет встречи…

– Не отвечает ни на какие распроклятые звонки, прячется черт знает где…

– Но сегодня она здесь. Меня заверили. Лулу здесь… и Томас Корт.

Линдсей попыталась улизнуть, но ее снова вытолкнула вперед группа шумных гостей.

– Вот он, – решилась на хитрость Линдсей, которой уже смертельно надоели эти два балаганных шута. – Он вон там, у входной двери, – повторила она, мило улыбаясь. – Разве вы не видите? Вон там, рядом с Лулу.

Она указала в противоположный конец зала. Там, в самой гуще гостей, стояла высокая и экстравагантно одетая дама в летах, возвышавшаяся над толпой, как мрачный и потрепанный непогодой маяк. Никто из окружавших ее людей не был Томасом Кортом – режиссер пользовался такой известностью, что даже Линдсей узнала бы его, а высокая женщина, кажется, не имела никакого отношения к Лулу Сабатьер, но Дракула и Коротышка заслуживали такого розыгрыша, а дама, без сомнения, была самой скучной особой из всех, с кем Линдсей когда-либо была знакома. При встрече она всегда хватала Линдсей за руку и, пригвоздив ее к стене, начинала рассказывать свой сценарий – сцену за сценой.

– Вон та женщина, – снова указала Линдсей, – в накидке. Это Лулу. Она только что вошла вместе с Томасом Кортом. Кажется, с ними еще Шарон Стоун.

– Бог ты мой! – Дракула и Коротышка вздрогнули и, рассекая волны, устремились в указанном направлении. По залу, подобно порыву свежего бриза, пронеслось: «Томас Корт, Томас Корт», и целый сонм аутсайдеров – два, четыре, десяток, три десятка – пустился вдогонку за лидерами.

Разрозненные течения закрутились в водовороте, слились в единый мощный поток, устремившийся к даме в накидке. Линдсей провожала взглядом эту армаду с величайшим удовлетворением. Женщина-маяк, не избалованная вниманием публики, отреагировала на внезапную популярность очевидным недоумением, а Линдсей благоразумно решила, что пора скрыться за горизонтом.

К тому времени она провела на приеме от силы час, но ей казалось, что время растянулось до бесконечности. Еще в самом начале, когда она только припарковала наконец машину и вошла в здание, она утратила чувство реальности, и время начало выделывать с ней разные фокусы. Усталая сорокалетняя женщина – Линдсей Драммонд – в прохладе лифта вдруг превратилась в тридцатилетнюю.

В лифте было несколько зеркал и необыкновенно удачное освещение. Глядя на хорошо одетую, красивую женщину, многократно отраженную в зеркалах и которая не могла быть не кем иным, кроме как ее собственным отражением, Линдсей ощущала подъем, обычно предшествующий удачному вечеру и пьянящий, как терпкое вино. Однако истинным источником этого возбуждения, как осознала Линдсей несколько мгновений спустя, были не отражения сами по себе, а откровенно восхищенный взгляд высокого темноволосого американца, придержавшего для нее дверь лифта и обладавшего отдаленным сходством с Роулендом Макгиром. Именно это сходство и дало ей шанс почувствовать себя тридцатилетней – возраст, когда жизнь еще многое обещает. Но тут американец небрежно заметил: «Неплохое платьице, детка», в результате чего моментально утратил всякое сходство с Роулендом, а Линдсей сразу стало столько, сколько ей и было на самом деле – тридцать восемь.

Теперь же, по прошествии часа, ей было не то шестьдесят пять, не то восемьдесят два. Она никогда не курила, но сейчас ей очень хотелось сигарету. И глоток алкоголя. Возможно, тогда все эти лягушки вдруг превратились бы в принцев, женщины-василиски обратились бы к ней с приветственными улыбками, а воздух стал бы источать дружелюбие и остроумие. Но, поскольку это чудесное превращение было невозможным, следовало срочно найти Маркова и Джиппи и бежать отсюда прочь.