Джун Зингер - Секс после полудня

Она подняла голову и взглянула на него.

— О чем ты думаешь?

— О твоих друзьях, о Николь и Эде. Они мне понравились. Она мила, а он прекрасный парень. Только мне хотелось бы, чтобы они не звали тебя Энн. Я все время ловлю себя на мысли, будто они говорят о ком-то другом, и для меня не важно, что это твое настоящее имя. Я считаю, Андрианна — самое лучшее в мире имя для самой чудесной в мире женщины.

— Должна признаться, я восхищена вашим образом мыслей, мистер Вест.

Пенни и Гай разрезали свадебный торт. Наконец-то у невесты появилась возможность несколько минут поболтать с Андрианной. Она ущипнула подругу за руку.

— Ой! Больно! Ты сошла с ума от счастья?

— Хорошо, я сошла с ума. Но это за то, что ты несколько недель держала в тайне свои новости и скрывала мужа. А ведь я всегда отдавала тебе всю душу, неблагодарная негодница! Где и когда ты нашла его?

— Когда летела из Саутгемптона в Нью-Йорк.

— Ты хочешь сказать, что вышла замуж, едва зная своего избранника?

— О, не совсем так. Я очень хорошо знаю его.

— Не сомневаюсь! Помню, когда мы были в Нью-Йорке, я спросила тебя, не из-за мужчины ли ты там находилась, и ты голосом невинной мышки ответила: «Ах нет, Пенни. Я уже не в том возрасте, чтобы отправляться в Нью-Йорк из-за мужчины. Я приехала по поводу работы». В общем, в твоем рту едва не таяло масло.

Андрианна засмеялась.

— Знаешь, ты как всегда все смешиваешь в одно. Я говорила тебе правду. Я не могла тогда находиться в Нью-Йорке из-за Джонатана, потому что еще не знала его. Но с другой стороны, сейчас я в Калифорнии из-за него, так как он мой муж. И дом Джонатана здесь.

— Да. Кстати, о домах. Я когда-нибудь увижу ваше жилище?

— О, Пенни, конечно.

— Клянусь, если мы с Гаем не уедем сегодня ночью в Техас, я поймаю тебя на слове. Мы поедем и проведем свой медовый месяц вместе с тобой и с твоим Джонатаном. Вот будет смешно! Как в старые добрые времена!

— Нет, Пенни, старые добрые времена никогда не вернутся. Да мы на самом деле и не захотели бы их возвращения. Пенни, разве ты не знаешь? Лучшие дни еще впереди!

— Господи! Как здорово, Энни, — в горле Пенни застрял комок, а на глаза навернулись слезы. Она достала из рукава своего роскошного свадебного платья носовой платок и вытерла их. — О, Энни, ты обещаешь? Лучшее еще впереди?

— Да, да, да. Я обещаю.

Андрианна тоже едва не расплакалась. Пенни протянула ей носовой платок, но через секунду воскликнула:

— Я совсем забыла! Боже, только не загрязнить бы! Это что-то очень старое. Я его позаимствовала. У Николь. Уникальный носовой платок из Франции. Она убьет меня, если я верну ей эту драгоценность не в первоначальном состоянии.

— Не волнуйся. Я возьму его домой, постираю и пошлю ей по почте. Хорошо?

— Зарегистрированной посылкой?

— Безусловно. Все что хочешь. Клянусь жизнью твоей мамы.

— О, Энни, ты спасительница. Я люблю тебя и прощаю за то, что ты не сказала мне про Джонатана Веста. Он настоящий сюрприз. Еще раз спасибо тебе за все!

— За что ты благодаришь меня… За то, что я постираю, выглажу и отправлю Николь ее старый носовой платок?

— Нет. За то, что ты не вышла замуж за Гая и оставила его свободным для моей любви. И за обещание грядущих лучших времен. Не думай, будто я позволю тебе не сдержать его.

— Какое обещание? — спросила подошедшая сзади с куском торта Николь.

Андрианна быстро спрятала в рукав своего платья носовой платок и начала рассказывать, как пообещала Пенни, что их лучшие дни еще впереди.

— А меня ты не хочешь включить в это обещание? — осведомилась Николь. — Получится трио.

— Конечно, Николь, конечно.

— Тогда давайте выпьем, — предложила Николь. — За нас троих и за лучшие времена.

— И я выпью за это же. — Пенни взяла подруг за руки и повела к одному из баров, где профессиональный фотограф снял их для альбома невесты: виновница торжества и две ее подружки, три привлекательные женщины в бальных платьях…

Но на мгновение Андрианна увидела их через другую линзу и увидела иную картину — трех молоденьких, полных надежд школьниц, невинно мечтающих о прекрасном будущем… мира, который собирается относиться к ним, как к принцессам…

А потом объектив ее камеры стал записывать картины настоящего.

Пенни, приподнявшая свою юбку с оборками, чтобы показать голубую подвязку, как делают восемнадцатилетние невесты… Николь, отцепившая шлейф ее платья, связавшая их вместе, строящая из себя клоунессу. Пенни, снявшая с головы вуаль с венком и водрузившая их на темные волосы своей подружки Энни… А затем Андрианна, пытающаяся надеть свадебный головной убор на светловолосую голову Николь…

Наконец, легкомысленно забыв, что она уже не молоденькая девушка, Андрианна приподняла юбку и начала танцевать — как много лет назад — фламенко, стуча каблуками, щелкая пальцами над головой под восхищенные крики Пенни и Николь.

Через секунду оркестр подхватил в такт ее танцу испанскую мелодию. Еще несколько картин промелькнуло перед глазами Андрианны. Гай, все помнящий, аплодирующий… Джино, вытирающий глаза красным носовым платком… Джонатан, смеющийся, целующий, обнимающий ее, шепчущий ей на ухо: «Я и не думал, что ты умеешь так танцевать! Как ты могла держать это в секрете? Тебе не стыдно?»

Наступило время поднять бокалы и выпить за грядущие хорошие времена. Николь захотела выпить еще за их дружбу, и Пенни с энтузиазмом поддержала ее.

— Да, мы должны выпить и за нашу дружбу тоже. Твой тост, Энни.

— Итак, — Андрианна подняла свою рюмку. — Мы пьем, друзья мои, за новую удивительную эру… за нас троих… за счастливые минуты… за те лучшие времена, которые еще придут… и за нашу дружбу, которая будет согревать и поддерживать нас всегда… до самого конца…

— Красиво сказано. Не правда ли, красиво, Пенни?

— Дурачок! Это же Энни! Такая сучка! — вскричала Пенни. — Она каждый раз проделывает со мной штуки, от которых я рыдаю. И из-за этих чертовых слез у меня сползает макияж!

В тот момент Андрианна наконец поняла, что вино в ее кубке на самом деле переливается через край…

Гости стали собираться по домам, и Андрианна стала искать глазами Джонатана. И она увидела его… разговаривающим с Гаем и Джино. Холодок пробежал вверх и вниз по ее спине, и только тогда она осознала, что солнце заходит и что дневное тепло улетучилось.

Что они говорили друг другу? Кто кого спрашивал? И что будет с этими ее счастливыми минутами, с этими лучшими временами, которые еще придут? Неужели они будут оторваны от нее прежде чем она успеет сделать глоток из своей льющейся через край чаши?

Андрианна и Джонатан находились в своей спальне и готовились лечь, несмотря на то, что было еще рано. Он не замечал ее печального настроения. Был занят тем, что сначала вешал свой костюм, потом отстегивал манжетные запонки и притом насвистывал под нос отрывки из песен — своего рода винегрет из всех мелодий, под которые они танцевали днем. Вскользь упомянул о том, что ему очень понравилось то, что на церемонии звучала флейта. Потом он заметил, что им обоим есть что сказать практически по всем деталям свадьбы: и о том, что исполнявший роль священника Коул Хопкинс прибыл к ним из Далласа, и о еде, и об оркестре, и о подходящих гостях, даже о женщинах, которые были с ней в школе в «Ле Рози».

Молча слушая, Андрианна думала о том, что кто-то будет рассматривать их как самую среднюю супружескую пару, у которых нет никаких секретов между мужем и женой, которая просуществовала уже много лет, в которой всякий раз муж и жена добродушно обсуждают каждое событие, где они только что присутствовали.

И все же она чувствовала, что проблема ее интимных отношений с Форенцами висит в воздухе, как стена, разделяющая их, и что ей необходимо снести ее. Но как ей следует начать? С чего? И где она остановится после того, как зайдет в своем разглашении слишком далеко? Она полагала, что свои отношения с Гаем можно объяснить относительно легко. А вот отношения с Джино, гораздо более сложные, — чрезвычайно трудно. Теперь даже ей самой вся история с Джино кажется слегка странной…

Она чуть помотала головой, как бы стараясь избавиться от этих мыслей. Временами она думала, что она сама как раз и является странной и что это рождается снова и снова в одном и том же месте в ее голове.

— Клянусь, ты так устала, что готова с ног свалиться, — сказал Джонатан, нежно массажируя ее плечи своими пальцами. Она сидела за туалетным столиком в тончайшей ночной рубашке и расчесывала волосы.

— Устала, — призналась она. — Кстати, ты знаешь о той истории со мной и Гаем… Ты знаешь… Элоиза говорила, что Гай был моим…

Джонатан рассмеялся.

— Пережитки прошлого? Вообще смешное выражение. Но, между прочим, она большая шутница. И с характером. И сам факт того, что ее волнует то, что когда вы все трое были детьми, Гай предпочел тебя Пенни, забавен. Лично я ни в чем его не упрекаю. Если бы передо мной стояла проблема выбора между тобой и Пенни, даже в юных летах, то эта проблема разрешилась бы также без долгих раздумий. Гай должен был быть полоумным, чтобы подхватить ее вместо тебя. Даже с учетом ее огромных титек… Кстати, сомневаюсь, что они тогда у нее уже были. Я прав?

Она вынуждена была рассмеяться и признать, что он прав, что в те времена Пенни была плоской, как доска.

— Хотя я и не могу сказать, что Пенни уродина. Например, ребята, которых неудержимо тянет на рыжих, могут ее назвать даже красоткой. Но у меня с такими ребятами разные вкусы. Мне подавай девочку, у которой волосы всегда цвета полуночи.