— Думаю, за что я больше всего люблю свою жену, — ответил Джонатан, подмигнув Андрианне. — Такая ее способность не дает возможности соскучиться.

Он взял супругу под руку.

— Теперь, наверное, нужно отвести Андрианну на репетицию, пока та не закончилась.

— Да, я думаю, вы правы.

Элоиза взяла Джонатана под свободную руку, и они пошли по направлению к лебединому озеру перед террасой.

— Скажите, Джонатан, если вас не коробят мои вопросы, я не верю в действие собственной энергии в моем возрасте: сколько вам лет? Это не важно, но мне кажется, вы на несколько лет моложе нашей Энн. Так?

Андрианна ждала только одного — развернуться и уйти. Джонатан откинул назад голову и рассмеялся.

— Возраст, как и красота, миссис Хопкинс, по моему мнению, важны лишь для окружающих. А для меня моя жена с каждой минутой становится все красивее и моложе.

Андрианна благодарно взглянула на него, и он ответил ей полной солнечного света улыбкой. Может, она ошиблась насчет сегодняшнего дня? Может, с помощью Джонатана все пройдет гладко?


Андрианна смотрела на свадебную церемонию, словно сквозь мягкий золотой туман.

Гости сидели рядами на маленьких белых стульях… Украшенные лентами и цветами колонны — аллеи роз, дельфиниумов и лилий — обозначающие дорожку для свадебной процессии к террасе, заставленной вазами с розовыми, белыми цветами и зеленью… Одинокая флейта, звучащая сквозь солнечный свет… Гай и Джино, стоящие рядом. Гай в своем любимом белом… Стайка подружек невесты в зеленых платьях… Они с Николь, смущенно улыбающиеся друг другу перед тем, как спуститься на дорожку сада… Две изображающие цветы девушки, действительно миленькие, как цветочки, как нераскрывшиеся бутончики розы, обе в белых с розовым нарядах… И потом — «Идет невеста». Сияющая Пенни в своем прелестном белом свадебном платье — длинные рукава, узкий лиф, оранжевая отделка, юбка с пышными оборками, шлейф в восемнадцать футов длиной… Свадьба, о которой можно только мечтать.

А потом все отправились на прием в Саус-Гарден. Танцевальную площадку окружала вереница маленьких столиков, накрытых розовыми скатертями. На каждом били настоящие цветочные фонтаны, искусно изображавшие участие в торжестве самой природы… Два длинных бара (серебряные корзины и сверкающий хрусталь)… Три буфета с роскошным выбором блюд, массой цветов и олицетворяющими любовь голубками, сделанными изо льда…


Когда все тосты были провозглашены, и сама невеста выпила шампанского за Андрианну и за счастливого парня, завоевавшего ее — «Разве он не самый красивый на свете?» — та, тронутая вниманием Пенни, начала удивляться, почему она так разволновалась. Кроме первой перепалки с Элоизой, все шло прекрасно.

Старые друзья еще со школьных времен… Раздаваемые направо и налево комплименты… Великодушное оханье и аханье по поводу камня в ее обручальном кольце — «Дорогая, тебе может позавидовать сама Лиз Тейлор» — зависть из-за ее ошеломительного мужа… Воспоминания почти забытых эскапад…

Самой значительной в эмоциональном смысле оказалась встреча с Гаем, с ее дорогим другом, таким же как всегда. Его темные кудри по-прежнему блестели. Правда теперь он отрастил усы. Гай обнял и поцеловал Андрианну, когда они стояли в стороне, а все остальные закусывали и танцевали.

— Энн, как ты думаешь, — спросил он, — у нас с Пенни есть шанс?

— О, Гай, конечно есть. Все, что вы должны делать, это сильно любить друг друга и не позволять другим людям, другим вещам — неважным, ничтожным — вмешиваться.

— А ты? Этот американец, за которого ты вышла замуж. Ты очень любишь его?

— Да.

— А он? Он любит тебя именно так, как ты заслуживаешь?

Андрианна начала говорить, что надеется на это, но вдруг сильно захотела дать Гаю правдивый ответ, и слегка склонила голову.

— Думаю, он уже любит меня гораздо сильнее, чем я заслуживаю, и я еще долго должна…

— Забавно. Я считаю, ты самая лучшая женщина, которую я когда-либо знал.

Она рассмеялась.

— Вот это забавно. По-моему, правда в том, что ты не очень хорошо знаешь меня. Или, возможно, помнишь ту девочку, которой я была раньше, и память устраивает фокусы. Она всех делает приятно туманными.

— О, я знаю тебя, милая Энни. И иногда, даже теперь я думаю о тебе, не могу спать, вспоминая…

Влажные карие бархатные глаза смотрели на нее, и она вдруг поддалась минутной меланхолической слабости, дотронулась до черных кудрей, ставших вдруг снова такими знакомыми, перед тем как поцеловать Гая в щеку.

Джонатан танцевал, ведя счастливую невесту, не глядя на объятия своей жены и ее бывшего любовника. Перед тем как унестись в танце, Пенни помахала Андрианне и Гаю рукой.

Андрианна опять повернулась к Гаю.

— Знаешь что? — сказала она. — Думаю, нам с тобой нужно бежать. И потом нас, возможно, поймают.

— Как скажешь, Энни. Я всегда говорил, что ты самая мудрая.


Когда Джонатан вернулся за своей женой, он похлопал Гая по спине, поздравил с тем, что тот женился на такой очаровательной девушке, стал танцевать с Андрианной и улыбнулся.

— Теперь я знаю, почему я Эшли Уилкинс. Потому что он Рет Батлер.

Но потом, когда она начала протестовать, что он, а не Гай, был лучшим мужчиной в ее жизни, Джонатан пошел на попятный.

— Я имел в виду только внешнее сходство — темные волосы, усы, белый костюм. И присущая южным итальянцам худоба, если я когда-нибудь видел хоть одного.

Андрианна подумала, что Гай был не прав. Самая мудрая не она, а ее супруг.


Ее глазам предстала картина отплясывающих Николь и Гая. Невероятно! Она была уверена, что Николь никогда так не танцевала.

Но та сегодня, кажется, не очень контролировала себя. Возможно, из-за шампанского, возможно, из-за витавших в воздухе чудесных флюидов. Или это просто ее Эдвард, с застывшей на губах улыбкой неподвижно сидевший за одним из круглых столиков, подстрекал ее к подобного рода развлечениям?

Николь, такая потерянная сегодня, что говорила о Джонатане как двадцать лет назад:

— О, Энн! Он очень ох-ох, ля-ля… И я так рада за тебя.

Андрианна была по-настоящему тронута словами Николь. И когда та потом с энтузиазмом выразилась о браке Гая с Пенни: «Это грандиозно», она поняла, что Николь по-настоящему потерянная. Всего неделю назад грядущая свадьба была всего-навсего «рядовой» вечеринкой.

Фотографии…

Она танцует с Джино. Джино, все еще симпатичный, несмотря на годы. Его черные волосы поседели, но были невероятно привлекательны, как у пожилого Марчелло Мастроянни.

— Как твои дела, малютка Энни? Как здоровье? Ремиссия?

— Все прекрасно, Джино. Ремиссия еще держится… очень крепко!!

— Отлично! Прекрасно!

Танцуя, он крепко прижимал Андрианну к себе. Слишком крепко. И посылал ей сигналы, вызывающие волнующие ощущения, пока она не поняла, что это всего лишь старые ощущения… Туманные воспоминания устраивают фокусы…

Андрианна представила, о чем думает, что чувствует и помнит Джино.

А тот раздраженно сказал:

— Сегодняшняя свадьба… ужасная ошибка.

— Почему ты так говоришь?

— Твоя подруга… эта Пенни. Она не для Гая.

— Она очень любит его, а он ее. Оставь их в покое, Джино.

Насколько она помнила, он поднимал брови все так же грозно.

— Думаешь, я вмешаюсь?

Но теперь она была старше и не испугалась.

— Да, я считаю, что ты можешь.

— Я просто желаю Гаэтано счастья и хочу, чтобы он был настоящим мужчиной.

— Тогда оставь его. Оставь их обоих, Джино, и, может быть, они удивят тебя.

— Нет, — он убежденно покачал головой. — Эта женитьба — ошибка. Отец… мать. Техасцы! Все они заботятся только о грандиозности! Нет. Вместе должны быть вы с Гаем, малютка Энни…

Теперь она знала, о чем думает, что чувствует и помнит Джино. Гаэтано и только Гаэтано. Джино постарел, но не изменился. Он по-прежнему был сначала отцом, а уж потом любовником, и на этот раз Андрианна обрадовалась этому.

— А ты, — сердито пробормотал Джино, — почему ты вышла замуж за этого… за этого американца, за этого Джонатана Веста? Разве ты не знаешь, что американцы и европейцы — все равно что восток и запад? Они не смешиваются. Все американцы возятся со своим долларом. Они не заботятся о семье… о чувствах. Они даже не понимают настоящего значения любви!

Джино должен знать, подумала Андрианна, как он ошибается на ее счет. Но даже если бы ему было известно о ее американских корнях, стал бы он говорить по-другому? Вероятно, нет. И как он не прав по отношению к Джонатану. Джонатан может ему преподать урок любви к женщине…

— Я вышла за Джонатана, потому что люблю его, а он любит меня. Потому что с ним я первая!

Поскольку Джино Форенци был умным человеком, он сразу понял, к чему клонит Андрианна, и почти холодно произнес:

— Надеюсь, у тебя никогда не появится причина думать по-другому, Энн, и мистер Вест не станет устанавливать, кто или что занимает первое место… Особенно, если ты выйдешь из ремиссии. Я не хотел бы, чтобы ты его расстраивала.

«Нет, я не позволю Джино сделать это со мной сегодня! Не буду думать, что сделает Джонатан, если я выйду из ремиссии. Из ремиссии, о существовании которой он даже не подозревает! Не позволю!»

— О, Джино! Как ты можешь? Говорить со мной о выходе из ремиссии, когда я так счастлива. Ты меня огорчаешь.

Джино не был грубым, бесцеремонным, поэтому он попросил у Андрианны прощения. И еще Джино не был бессердечным, поэтому его глаза наполнились слезами.

— О, Энни, Энни, я люблю тебя! Ты должна знать, я люблю тебя. Я желаю тебе только хорошего. Я постоянно думаю о тебе и волнуюсь… о твоем счастье, о твоем здоровье!