Он скользнул рукой вокруг нее.

— Так я все еще жду ответа. Ты мне веришь? У тебя такой серьезный вид. О чем ты думаешь?

— Верю, — улыбнулась она в ответ. — А если ты хочешь знать, о чем я думаю, то это — «О Боже, вот совершенно невероятный человек! Просто колдун какой-то!»

Оба они разразились смехом, сжимая одновременно друг друга в объятьях. Но вдруг он перестал смеяться и зарылся лицом в ее темных волосах.

— Андрианна! Андрианна? — пробормотал он. А затем — Я люблю тебя, Андрианна де Арте.

Тогда и она перестала смеяться. Он произнес магические слова: «Я люблю тебя, Андрианна де Арте». Но все дело было в том, что Андрианна де Арте не существовала. Была только женщина, одна часть которой была Андрианна Дуарте, одна Энн Соммер — и так много маленьких частиц разных женщин, что она и сама не могла понять, какой процент кому из них принадлежал.

«Целое иногда больше, чем сумма его частей», — вычитала она где-то, и хотя это звучало потрясающе, она в это не верила. Если бы кто-то спросил ее, она бы сказала иначе: «Целое часто уменьшается его различными частями».


Когда все это началось — уменьшение целого? Тогда, когда она, все еще Андрианна, поцеловала Розу на прощание в аэропорту Сан-Франциско? Или первая ложь объявилась в момент, когда она вступила на порог Хелен Соммер как маленькая Энн Соммер? А может быть, в тот день, когда она впервые вычислила, что ее отцом был Эндрю Уайт? Или со времени, когда она начала подозревать, что Хелен презирала именно ее, а не факт ее вторжения во владения Соммеров? Может быть, это произошло, когда ее, еще не достигшую четырнадцати лет, изнасиловал Алекс? Или когда она рассказала Хелен об этом? После ее жестокого ответа Андрианна думала, что ничто уже не может вызвать у нее шок… или заставить ее плакать… или сделает ее более циничной, чем она уже была…

Но она ошибалась. Ей еще предстояло пройти по этому пути. И только со временем, когда она узнала, почему Хелен презирала ее, она решила быть такой же холодной, жестокой и бесчувственной, как ее «тетя».

Кота из мешка выпустила ее одноклассница из Сан-Франциско Патрисия Сизерс, иначе известная как Битси, когда вернулась в Хаксли после каникул в Штатах.

— О, Энн! — заверещала Битси. — Знаешь, моя мама знает твою тетю Хелен бог весть с какого времени? — Битси подмигнула кружку девчонок около нее, группке ее подруг, которую она собрала, чтобы они засвидетельствовали, как эта зазнайка Энн получит хорошенькую взбучку.

Уловив подмигивание и чувствуя: чтобы ни сказала Битси — это будет неприятным (Битси все время, с тех пор, как Андрианна отвергла ее попытки втянуть себя в группку ее подруг, старалась делать ей гадости), она решила, что просто не будет слушать, и бодро отвернулась, чтобы уйти. Причем сделала это так поспешно, что ее плиссированная юбка школьной формы задралась выше колен.

Но когда Битси заговорила вновь, круто остановилась.

— Едва я упомянула маме имя Соммер и сказала, что твой дядя был на британской службе где-то в Цюрихе, она сразу же поняла, о ком идет речь. Да она же их всегда знала! Она помнит их с того времени, когда твой дядя был консулом в Сан-Франциско — до того, как его отправили в ссылку или как там это называется, как поступают с людьми на иностранной службе, если они обесчестили себя.

И пока подружки Битси хихикали, Андрианна лихорадочно думала. Она впервые услышала о том, что Соммеры действительно жили в Сан-Франциско, так близко от того места, где она родилась. Не желая показать Битси, насколько ее заинтересовало ее сообщение, Андрианна улыбнулась и сказала:

— Понятия не имею, о чем ты говоришь. Но догадалась, почему тебя называют Битси. Они имеют в виду размер твоих мозгов.

— Правда? Хорошо, может, ты и не представляешь, о чем я говорю, зато мама прекрасно знает о чем говорит. Она помнит о твоей тете все… все пикантные подробности. Ты знала, что тетечка Хелен была в Сан-Франциско общественным скандалом и путалась с женатым мужчиной по имени Эндрю Уайт?

Путалась с Эндрю Уайтом? У Андрианны отчаянно заколотилось сердце.

— Мама говорит, что с самого начала твоя милая тетушка кидалась на каждого, пока не подцепила Эндрю Уайта, который был из сливок сан-францисского общества, имел банки и все такое.

Андрианна невольно подвинулась ближе.

— Мама говорит, что у Хелен и Эндрю Уайта все действительно было уже на мази, когда он наткнулся на маленькую мексиканскую потаскушку.

Маленькая мексиканская потаскушка? Елена! Битси говорит о ее матери! У Андрианны сжалась грудь и стеснилось дыхание.

— Можете себе представить? — обратилась Битси к аудитории. — Эта расфуфыренная тетушка нашей Энн была брошена ради какой-то мексиканской потаскушки, которая вероятно не говорила ни слова по-английски? — усердствовала она и была вознаграждена восторгами и хихиканьями.

Теперь Андрианна чувствовала, как к лицу прилила кровь и оно начало пылать. В тот момент, когда она узнала, что ее отец, человек, которого ее добрая, милая мама обожала и в которого она верила, как в божество, на самом деле был любовником Хелен, это вряд ли что-либо значило для нее. Все, о чем она могла думать, было то, что Битси назвала ее мать потаскухой! Проституткой! Ей казалось, что она может задушить Битси собственными руками, но она оставалась недвижимой.

— А затем, — жизнерадостно продолжала Битси, — Соммеров высмеяли и выслали в Багдад. По-видимому, ни одна другая страна не приняла их. И мама сказала, что потребовались годы, прежде чем они пробили свой путь к цивилизации, которая, как я полагаю, называется Швейцарией. Конечно же, мама разгневана на Хаксли за то, что она приняла тебя, Энн, в школу, которая считается привилегированной. Но я этот взгляд не разделяю, — заявила вдруг Битси фарисейским тоном. — Я сказала маме, что всякий, как бы низок он ни был, заслуживает права на хорошее образование — независимо от того, кем он является или от каких родителей происходит. Это по-американски, — ханжески пояснила она своим слушательницам.

Но Андрианна больше не слушала. Теперь она могла думать только о том дне, предпоследнем в слишком короткой жизни нежной и кроткой Елены, когда та, веря в красоту любви, которую разделяла со своим Энди, говорила Розе об этой любви… этих золотых моментах, украденных у вечности, не зная, что до нее была Хелен Соммер, которая также наслаждалась с Эндрю украденными моментами. Бедная, наивная Елена, не знавшая, что то, что блестело, как золото, было всего лишь бронзой, к тому же почерневшей.

Неудивительно, что Хелен ненавидела ее! Она потеряла Эндрю Уайта из-за Елены. Ненавидела мою мать… ненавидит меня! И она согласилась взять ее из рук Эндрю Уайта ради денег и отвезти в Багдад. Все сходится. Почти сразу же, как они прибыли в Багдад, Соммеры двинулись в Цюрих. Ее отец, видный миллионер, очевидно, купил новое назначение. Но тут до ее сознания дошел голос Битси, которая все еще громко разглагольствовала.

— Я наконец уговорила маму не требовать, чтобы Энн выбросили из школы, — говорила она девочкам. — Не ее вина, что она племянница женщины tres declassee[7], в сущности такой же шлюхи, как и мексиканочка, но только, конечно же, британской и с массой претензий. Как бы то ни было, я отговорила маму, и даже не ожидаю благодарности…

Теперь уже Андрианна налетела на Битси: била руками, ногами, хватала за волосы, царапала и даже кусала. Золотистые кудряшки Битси превратились в месиво, а сама Андрианна истекала потом и совершенно обессилела…

Руководство школы сочло обеих девочек виновными в том, что они сами называли «разногласием». Но поскольку ни та, ни другая ничего не сказали в свое оправдание, было решено спустить это дело на тормозах и не посылать писем домой при условии, что такое не повторится.

После этого Битси всячески избегала ее. И все-таки Андрианна в чем-то была ей благодарна. По крайней мере, она поняла массу вещей гораздо лучше, чем раньше.

Да, весь этот инцидент был еще одним звеном в уменьшении целого, но, оглядываясь назад, она поняла, что он не слишком изменил общее положении вещей.


Именно сейчас были только Джонатан Вест и она, не Андрианна Дуарте или Энн Соммер, но Андрианна де Арте, и у них есть два дня, ровно сорок восемь часов. Независимо от того, что сулит им будущее, ничто и никто не сможет отобрать их. Эти часы будут ее, чтобы держать и хранить их, как великую драгоценность против неуверенной вечности.

8. Суббота

В ту ночь Андрианна так и не вернулась к себе в каюту. Только к рассвету сон наконец одолел их. Первым уснул он, а она еще несколько минут смотрела на него, спящего, и невольно любовалась — каким юным и трогательным выглядел он во сне.

В эти минуты ей стало ясно, что она ревнует к каждому пролетевшему мгновению, неохотно расстается с одним — и тут ее нетерпеливо ждет следующий. Может, это и есть цена настоящей любви? Неутолимое желание, страсть, бесконечные требования, мольбы, просьбы — и все об одном и том же?

Наконец, когда ее глаза стали слипаться и она почувствовала, что проваливается в сон, она приказала своим внутренним часам разбудить ее, пока не станет слишком поздно, и тайно надеялась, что хоть этот механизм не подведет ее.


Он склонился над ней, и она медленно начала просыпаться. Он разбудил ее чувственность, целуя ей плечи и грудь, и она теснее прижалась к его губам, наслаждаясь роскошью этих минут. Но увидев льющийся через иллюминаторы солнечный свет, она резко села в постели.

— Который час? — спросила она тревожно.

— Не знаю. Не интересовался. Девять… может, десять. А что? Разве не все равно? Мы ведь никуда не опаздываем? — Он рассмеялся, наклонил голову и провел языком по ее шее. — Или я не прав? Может, тебя ждут на партию в шафлборд[8] или что-нибудь в этом роде?