— Да, конечно.

Сабина по-кошачьи лежала на диване в его гостиной. Она предпочитала есть именно там, а сейчас за едой еще и читала вырезки, которые ей передал ее пресс-агент. Все они были очень занятные. Сабина все это обожала: шумиху, признание, деньги. Теперь ей даже не надо было беспокоиться. Если бы что-то с ней случилось, она была обеспечена. Она могла бы выйти на пенсию и жить хорошо до конца своих дней, ни о чем не заботясь.

Сабина взглянула на Мела с теплой улыбкой. Он был так добр к ней, она никогда и не мечтала, что у нее может быть столько ювелирных украшений, сколько было теперь… или мехов… Мелвин хотел к поездке в Нью-Йорк купить ей соболью шубу.

— Но там же не будет холодно, когда мы прилетим, — смеялась она.

— Будет, когда соберемся улетать. Да и каждой леди непременно нужны соболя.

Это было как сон, сон, который ей всегда снился, а теперь стал явью, и это было только начало.

Мел арендовал чартерный самолет для всей группы. Он вылетал утром, накануне же все занимались сборами и улаживанием неотложных дел. Джейн провела день с дочерьми, которые теперь с благоговением относились к ней и ее работе. Друзья в школе атаковали их на следующий же день после демонстрации сериала. Джейсон позвонил из колледжа, с ним опять стали налаживаться отношения. Он наконец понял, что его отец был очень несправедлив к матери. Джейн пригласила его в Павильон, он приехал и остался под большим впечатлением от увиденного. Она также познакомила его с Заком. Юноша удивился, какой это приятный человек, совершенно лишенный «звездности». Втроем они ездили ужинать в маленький ресторанчик, известный Заку, а потом отвезли Джейсона в Санта-Барбару.

Джейн на обратном пути плакала от радости, что снова обрела сына.

— Везет тебе, у тебя такие замечательные дети, — тихо сказал Зак. В этом он ей завидовал. Он заплатил очень большую цену за ошибки юности, о которых порой глубоко сожалел.

У Габи последний уик-энд в Лос-Анджелесе получился очень загруженным делами. Ей надо было отвезти собаку к ветеринару и перевезти все свои вещи к Биллу. Она к нему переезжала окончательно. Не имело смысла два месяца вносить плату за пустую квартиру, с тем чтобы потом и так жить у него.

— Ты упаковала мои носки?

Билл вошел в комнату со стопкой джинсов. Габи улыбнулась. Они будто никогда и не жили порознь. Рассмеявшись, она успокоила его, что все упаковала.

Мелвин в тот вечер работал допоздна, и, когда зазвонил телефон, Сабина подумала, что это он звонит пожелать ей спокойной ночи, но ошиблась. Это был звонок, который пугал ее на протяжении многих лет. Положив трубку, она поняла, что должна немедленно лететь в Сан-Франциско и не может отправиться в Нью-Йорк с группой «Манхэтгена».

Она набрала домашний номер Мела, но там его еще не было, в офисе телефон также не отвечал. Собрав сумку, она забронировала место на последний рейс из Лос-Анджелеса в Сан-Франциско. Уже одетая и готовая к выходу, Сабина в последний раз попыталась дозвониться до Мелвина и облегченно вздохнула, когда тот снял трубку.

Ее голос звучал нервозно, напряженно, и Мел сразу понял, что что-то случилось.

— Я не могу лететь в Нью-Йорк.

— Господи… Почему?

Он был потрясен этой новостью.

— Ты заболела?

— Нет. Я постараюсь прилететь как можно скорее. Вам придется на этой неделе обходиться без меня.

— Но это невозможно. Ты занята почти в каждой сцене. Скажи, в чем дело? Что случилось?

— Я не могу тебе сказать, Мел… Сабина впервые была так замкнута, с тех пор как отказалась ехать с ним на Багамы.

— Извини, я просто не могу.

— А что я, черт подери, скажу группе? Он устал и был сердит на нее за то, что она не называла причину, почему не может лететь со всеми.

— Что, мы отправляемся в Нью-Йорк отдыхать?

— Я ничего не могу поделать… Она взглянула на часы.

— Мне пора идти. Я позвоню тебе в Нью-Йорк.

И, положив трубку, схватила свою дорожную сумку и поспешила на улицу, а Мел все глядел на телефон, разочарованный и злой.

Глава 35

Мел сделал то, чего раньше никогда не делал. Он нанял детектива выяснить, где находится Сабина. Но тот только узнал, что минувшей ночью она уехала. Швейцар в ее доме сказал, что она поехала в аэропорт. В течение следующих двух дней новых сведений не поступало, а затем детектив наконец нашел стюардессу, которая видела Сабину в самолете.

— И куда она направлялась?

— В Сан-Франциско.

Сабина и прежде упоминала этот город. Она периодически навещала там друзей.

— Но мы не можем найти ее ни в одной из гостиниц.

— Черт подери!

Не в правилах Мела было ругаться или шпионить за кем-то, но Сабина была звездой крупнейшего сериала, и он хотел знать, где она находится. Был еще один повод. Он хотел на ней жениться и хотел выяснить, до какой степени она его обманывает и с кем.

В Нью-Йорке они пока снимали сцены без ее участия, что создавало много трудностей, от Сабины же не было ни слуху ни духу. Еще через два дня детектив позвонил и сказал:

— Она в Пало Алто; вероятно, живет у друзей. Это обычный дом, недалеко от университета.

Мелвин хотел спросить, есть ли там мужчина, но постеснялся. Детектив сам ему помог:

— Единственными, кто входит в дом и выходит из него, являются три женщины. Похоже, что они чередуются. Приходят и уходят они в пальто, судя по всему, это медсестры. Мисс Куорлс, очевидно, опекает больного. Сама она лишь дважды выходила из дома прогуляться и была чем-то очень озабочена. У нас есть фотографии, которые мы можем вам выслать экспресс-почтой, мистер Векслер. Она в темных очках и шляпе, но это она…

«Больной любовник? — думал Мел. — Или кто-то, с кем у нее раньше был роман? Но почему она ничего не сказала?»

— Мы продолжим наблюдение.

— Спасибо.

Четыре дня Сабина не отзывалась, а на пятый позвонила. Голос у нее был усталый, Мелвин поначалу его даже не узнал.

— Я буду в Нью-Йорке через пару дней, Мел. Сниматься начну с понедельника.

— Весьма признателен. А где ты находишься, вообще-то говоря?

В его голосе звучал гнев, но Сабина была слишком утомлена, чтобы обращать на это внимание. В Нью-Йорке она ему что-нибудь скажет, но не более. Эта часть ее жизни принадлежит только ей, и никому другому.

— Я ухаживаю за больным другом.

Именно это ему сказал и детектив.

— Почему ты не могла мне об этом сказать до своего отъезда из Лос-Анджелеса?

— Мне некогда было объяснять. Мне надо было успеть на последний самолет.

— Куда?

Он хотел, чтобы Сабина сама ему сказала, считая, что она обязана это сделать.

— Это не важно. Я уже сказала все, что тебе требуется…

Тон у нее был холодный и твердый.

— Через два дня я буду в Нью-Йорке, — повторила Сабина и добавила:

— Не расспрашивай меня, Мел. Это не имеет отношения к тебе.

— Да уж конечно.

Он был глубоко обижен.

— А я думал, что мы близки друг другу. Вероятно, я себя обманывал.

У Сабины не было сил бороться с его опасениями и его ревностью, к тому же у нее не было намерения говорить ему правду по прилете в Нью-Йорк. Она никогда и никому не раскрывала этого секрета.

— Пожалуйста, не принимай это на себя.

— А как ты хочешь, чтобы я это принимал, Сабина? Ты среди ночи исчезаешь, никто не знает, где ты находишься… с кем… почему… И что я, по-твоему, должен думать?

Сабине сделалось его жаль.

— Извини, Мел. Может, мы поговорим об этом в другой раз.

— Непременно.

Его настойчивость лишь оттолкнула ее. Она, больше ничего не сказав, положила трубку. Сабина сидела в маленькой сумрачной гостиной простенького домика в Пало Алто. На протяжении многих лет она ежемесячно сюда приезжала. Иногда даже чаще, когда не работала. Порой жила здесь неделями, но ее это страшно удручало. В этот раз он был почти при смерти. Именно это ей сообщили, когда звонили в Лос-Анджелес.

— Вам что-нибудь нужно, мисс Куорлс? В гостиную с ласковой улыбкой вошла дежурная сестра. Странно было видеть Сабину такой. На экране она была блистательной красавицей, а тут выглядела усталой и почти старой — не красилась, плохо следила за волосами.

— Нет-нет. Как Энтони?

— Уснул. Бедный мальчик. Он так устал, но идет на поправку.

Сабина зашла к больному и села с ним рядом. Каждую ночь, с тех пор как приехала, она спала в кресле в его комнате, держа его за руку. Смотреть на него было мукой, но никуда уходить Сабина не желала.

Мягкий свет лампы выхватывал из темноты тонкие черты его лица. Порой он казался совсем юным, порой — очень старым. Вся его жизнь была мучением, борьбой за выживание, а помочь ему было почти невозможно. Вообще было чудом, что он жил так долго. Он родился с деформациями и параличом нижних конечностей, у него были слабые легкие и тяжелый порок сердца. В те годы методы трансплантации были недостаточно развиты, чтобы оперировать такого маленького ребенка. В течение первого года жизни, однако, он и так перенес шесть операций, и все безрезультатно. Следующую попытку хирурги предприняли, когда ему было два года, но появились осложнения, и врачи решили, что пересадку делать рано. Теперь он уже достаточно повзрослел, но никто не хотел идти на риск, потому что мальчик был слишком слаб, чтобы перенести хирургическое вмешательство. В итоге получилось, что он не жил, а лишь существовал в доме, купленном Сабиной, в двух шагах от Стэнфордской клиники, под круглосуточным наблюдением медсестер, и когда-то это должно было произойти — конец, который никто не был в состоянии отсрочивать до бесконечности.

Он пошевелился. Сабина проверила его дыхание по мониторам, за прошедшие годы она научилась по ним следить. От гонораров за каждый ее фильм деньги отчислялись на его счет. Теперь ей уже не надо было о них беспокоиться. Именно поэтому она год назад согласилась сниматься в «Манхэттене». До этого ее все время мучил страх, что с ней что-то случится и некому будет его содержать. Его отец пришел в ужас, когда он родился. Это был женатый человек, страстно влюбленный в Сабину, как он утверждал. Но, видимо, недостаточно страстно, раз не захотел помочь Энтони. Он даже не дал сыну своей фамилии, а лишь вручил Сабине чек на десять тысяч долларов, которых не хватило даже на первую операцию. Теперь у нее было достаточно средств на все… все… но она не могла купить ему здоровье. Родила она его в тридцать один год; доктора не понимали, отчего с ним такая беда, — ведь Сабина не принимала наркотиков, не пила. «Каприз природы», — говорили они. Каприз… Ребенок, родившийся почти без легких, с пороком сердца, травмой позвоночника… И все-таки она его безумно любила, может, даже сильнее, чем если бы он был здоров. В детской палате интенсивной терапии Сабина плакала целыми днями, прижимая его к себе, всего опутанного датчиками. А потом были операции… Она год не работала, но в конце концов должна была опять работать, чтобы оплатить скопившуюся гору счетов. На протяжении пятнадцати лет это была постоянная борьба, пока не появился «Манхэттен». Сабина очень многим была обязана Мелу, но не могла посвятить его в то, о чем никому никогда не говорила. Она не хотела делать достоянием гласности жизнь Энтони, вернее, то, что от нее осталось, не хотела, чтобы любопытные журналисты и фоторепортеры совали в нее свой нос. Это было опасно, особенно теперь, когда к ней самой проявлялся такой интерес. Сабина всегда боялась, что какая-нибудь из сестер может проболтаться, хотя доверяла им уже много лет.