– Все, кто Необходимы, присутствуют, поэтому я начинаю, – сказал господин Апдайк. – Я прочитаю завещание, составленное Вильямом и Лилиан Катлер, оба покойные, – торжественным голосом начал он. Первой почувствовала неладное мама.

– Вы говорите Вильям и Лилиан, Джон? – спросила она.

– Да, Лаура, существуют распоряжения насчет предприятия от покойного Вильяма.

– Хорошо, но почему они не были выполнены раньше?

– Ответ – здесь, – он кивнул на документ. Улыбка сползла с лица матери, она вмиг поблекла.

Рэндольфа же не интересовало ничего, он сидел, закинув ногу на ногу, и больше внимал своим мыслям, чем Апдайку.

– Тогда я начну с письма покойного Вильяма Катлера. – Он надел пенсне и поближе поднес бумагу. – «Дорогой Джон, или другой принявший его полномочия. Это письмо должно быть оглашено немедленно после смерти моей жены Лилиан. Это необходимо, чтобы оградить ее от трудностей при жизни…»

Внезапно мать вскочила и схватилась за сердце. Господин Апдайк оторвался от чтения.

– Я… я нехорошо себя чувствую. Мне нужно уйти! Рэндольф вскочил следом.

– Вам лучше остаться здесь, Рэндольф, – прозвучал твердый голос Апдайка.

– Но… Лаура…

– С ней все будет в порядке, – жестом господин Апдайк призвал нас к тишине, испуганный Рэндольф сел на место и удивленно осмотрелся. Господин Апдайк продолжил: – «Я понимаю, что глупо вносить поправки в завещание, но при этом я не хочу, чтобы мои грехи еще раз ударили по невинному. Соответственно, я признаю отцовство над вторым ребенком жены моего сына. Я не желаю оправдываться, мной владели те же инстинкты, что и животными, что и Адамом и Евой. Но я никого не обвиняю. Соответственно, я желаю, чтобы в случае смерти моей жены Лилиан и по исполнении восемнадцатилетия второго ребенка жены моего сына, по правде говоря, моим, чтобы шестьдесят процентов от моих капиталовложений в гостиницу Катлеров отошло к нему. Остальные сорок распределяются в соответствии с завещанием моей жены Лилиан после ее смерти».

Господин Апдайк, закончив чтение, сделал долгую паузу. Все, не исключая меня, были ошарашены, Рэндольф как после удара затряс головой, у Филипа кадык начал делать неестественные колебания, Клэр нарушила тишину громким ревом.

– Я не допущу этого! – кричала она. – Я не допущу этого! Я не допущу этого! – несколько раз повторила сестрица.

– Все было нотариально засвидетельствовано должным образом, я был непосредственным свидетелем много лет назад, – спокойно произнес Апдайк, – в подлинности сомнений нет.

– Отец, – кричала Клэр и трясла за плечо Рэндольфа, тот еще ниже опустил голову. Тогда она пристально посмотрела на меня, на господина Апдайка и возмутилась: – Но, почему ей так много? Она же ублюдок!

– Это воля вашего дедушки, – напомнил господин Апдайк, – она нерушима.

– Но она… наркоманка! – закричала Клэр. – Она ведь наркоманка!

– Нет, – Филип с улыбкой направился ко мне, – она твоя единоутробная сестра и тетя.

– Это фантазия, я не верю в эту ложь, – продолжала кричать она, – я ненавижу тебя, – она посмотрела на меня, – я не позволю этому сбыться! Я не позволю… запомни мои слова, однажды они сбудутся!

Клэр выбежала из комнаты.

– А что завещала моя бабушка? – поинтересовался Филип у господина Апдайка.

– Я прочитаю его. Она оставила кучу мелочей разным людям, а свою долю акций на гостиницу вашему отцу.

Рэндольф продолжал сидеть с опущенной головой. Было ли ему все известно? Или ошарашило как и всех? Поступки бабушки Катлер – ее поступки. Но теперь я поняла ее ненависть ко мне, почему она считала меня своим проклятием. Я не знаю, как назвать то, что я чувствовала тогда. По крайней мере, не жалость к матери.

– Господин Апдайк, – сказала я, – начиная с оглашения, это предприятие мое…

– Да, конечно. Сейчас вы можете идти, потом я найду вас, нужно подписать кое-какие бумаги.

– Спасибо, – я собралась идти, но раздумала и подошла к Рэндольфу, положила ему руку на плечо, он посмотрел на меня глазами, полными слез. Я сжала его руку и улыбнулась.

– Я желаю, – сквозь слезы проговорил он, – чтобы ты действительно была моей дочерью.

Я поцеловала его в щеку, и мы с Джимми вышли.

– Великолепно, – улыбнулся Джимми, – ты теперь девушка – коммерсант.

– Я бы все это отдала за нормальную жизнь.

Он кивнул.

– Давай съездим за Кристи.

– Ты иди в автомобиль, Джимми, я сначала зайду к матери.

Я пересекла холл и поднялась по лестнице. Двери в спальню матери были закрыты, но я не стучала, я резко открыла и застала ее, лежащую лицом вниз на кровати.

– Почему ты никогда не говорила мне правду?

– Я так взволнована, – плакала она. – Почему он сделал это? Почему он написал это ужасное письмо, растрезвонив на весь мир?

– Потому что он не смог бы умереть с чистой совестью. Мама, ты знаешь, что такое чистая совесть?

Это страшно, когда ты обманываешь людей, и люди, которых любишь, обманывают тебя. Это страшно, когда оглядываешься по сторонам, боясь, что тебя раздавят люди, в жилах которых течет та же кровь. Мать закрыла уши ладонями.

– Прекрати, прекрати! – умоляла она. – Я не хочу слышать этого. Прекрати!

– Прекратить? Да? Ты не можешь выслушать правду? Не можешь, мама? Почему же ты позволила бабушке Катлер инсценировать мое похищение? Она ведь знала, что дедушка мой отец? Да? – требовала я ответа.

– Да, – призналась мать. – Да! Да! Да!

– И поэтому она ненавидела меня, она ненавидела меня и после возвращения, она не могла видеть меня, – я каждое слово вырывала из себя как больной зуб.

– Да, – пробормотала она, – и я страдала из-за Вильяма. Она мешала мне жить, она мстила мне.

– А ты ей столько позволяла, мама. Ты ей позволяла мучить меня после возвращения. А я напоминала ей о твоей связи с дедом. Ты ей все позволяла, вместо того чтобы помочь мне.

– Я пробовала, – мать расплакалась, – я делала все, что могла.

– Ты ничего не делала, мама. Ты позволяла ей оскорблять меня, ты позволила ей поставить на кладбище мне надгробие, ты позволила ей сделать из меня слугу, ты позволила ей отослать меня к своей ужасной сестре. Почему ты позволила этому случиться? Почему?

Я кричала, не в силах сдержать столько лет скрываемый гнев, я поняла, что была картой в чужой игре.

– Потому что ты боялась, – ответила я на собственный вопрос. – Ты всегда боялась, что она откроет правду, а правда в том, что ты совратила тестя.

– Нет!

– Нет? Я не слепая, я вижу, как ты флиртуешь с Джимми, это в твоем характере, в крови. Я уверена, что история о моем реальном отце – гастролирующем артисте, не полная ложь, ты с ним флиртовала тоже. Да?

– Остановись! – Мать затыкала уши.

– Я больше не жалею тебя, мать, я поняла тебя. Ты причинила мне столько вреда, что я могу разорвать тебя на части и остаться жертвой.

– Дон! – Она вытерла лицо маленькими руками. – Ну право, нельзя же так сердиться, – голос ее стал мягким, о, как она им умела управлять! – Я не обвиняю тебя ни в чем. Я действительно многого не сделала, я должна была больше помогать тебе, но боялась. Она такой тиран! Извини, действительно, – она улыбнулась, – но я извинилась. Ты будешь высокопоставленной молодой леди, у тебя будет гостиница. Рэндольф же окажется совершенно бесполезным, он груз. Но мы можем сдружиться. Мы будем работать как мать и дочь. Это мечта, да? Я всегда любила тебя, Дон, честное слово, мы будем всегда вместе, в гостинице…

– Это меня устраивает меньше всего.

– Скоро ты заговоришь по-другому, Дон. После того, как скатишься вниз, ты поймешь, что нуждалась во мне, обязательно поймешь.

Я хлопнула дверью, выбежала из комнаты и остановилась только уже на улице, чтобы перевести дыхание. По небу катились многослойные, рельефные облака, которые закрыли весь простор до горизонта.

Бог, конечно, ничего бы подобного не допустил, думала я, но он, к сожалению, редко пишет сценарии для маленьких артистов. Во всем мы виноваты сами, со своей глупостью, жадностью, мы сами выбираем себе дороги. Сильные могут стать цивилизованными каннибалами и поедать окружающих. Некоторые, подобно моей маме, находятся в роскошной неге, и им все равно, какие последствия вытекают из их поступков.

– Эй, – из автомобиля выглянул Джимми, – поторопись, Дон, – он подошел и взял меня за руку. – Скажи до свидания прошлому, и привет будущему. Мы тратим впустую время, Кристи ждет тебя.

– Да, – улыбнулась я.

Как точно Джимми почувствовал, какие слова нужно сказать, чтобы заставить меня ощутить свободу, освободиться от мыслей о мести и думать только о синих небесах, теплых бризах, о счастье, о музыке, которой я хочу столько отдать.

Я крепко сжала его руку, и он повел меня вперед, от гостиницы мы двигались по дороге сбывающихся обещаний.