– Дон… Дон, что случилось с тобой? Что они натворили? – спросил он поддерживая меня.

Я улыбнулась в ответ, из последних сил стараясь не закрыть глаза.

– Это ты, Джимми? Ты не снишься мне?

– Я здесь, – ответил он, – я примчался, как только узнал, где ты находишься.

– Как ты узнал? Я думала, что замурована в этом сумасшедшем доме навечно.

– Я приехал в Нью-Йорк и нашел Тришу. Все мои письма из Германии к тебе возвращались со штемпелем «адресат выбыл». Папа тоже ничего не знал о тебе, а его письма так же возвращались. Я не мог подумать, что ты куда-нибудь добровольно уехала, не предупредив меня, поэтому, как только вернулся в Штаты, приехал к тебе в общежитие и переговорил с Тришей. – Он опустил голову. – Она рассказала все, что с тобой случилось.

– Джимми, я… – голос не слушался меня.

– Все в порядке, можешь ничего не объяснять, все в порядке. Моей единственной целью была ты. Триша рассказала, что в больнице ты ей оставила письмо, в котором объяснила, что тебя увозят в местечко под названием Аплэнд, в Вирджинии, и упоминала сестер Буш. Она написала тебе, но ответа не получила, а ее письма не были возвращены, так что она даже не знала, получила ли ты их.

– О, Джимми, – пробормотала я, – я никогда не видела их. Эта ужасная женщина прятала письма от меня, она прятала от меня любую информацию. В этом доме нет даже телефона, а до ближайшего мили и мили.

– Кто эта женщина? Почему она сказала мне, что ты уехала? – спросил он и грозно взглянул в сторону, куда удалилась мисс Эмили.

– Она сестра бабушки Катлер, даже более ужасная, чем сама бабушка. Я не думала раньше, что такое возможно. Здесь есть и другая сестра, она немного не в себе и добрая – Шарлотта.

Джимми покачал головой.

– Что же произошло? Я знаю, что тебя сослали сюда из-за беременности.

– Да, я только что родила, и поэтому такая слабая, и еще потому, что Эмили влила в меня какую-то ужасную, неприятную жидкость. Она, наверное, хотела избавиться от меня.

– Ладно, где ребенок?

– Я не знаю, она сказала мне, что он слишком маленький. Я боюсь, как бы она чего не сотворила. Ее сестра сказала мне, что приходили какие-то люди и забрали его. Я боюсь, как бы не гробовщик.

– Гробовщик?

– О, Джимми, – заплакала я, – я его родила раньше на целый месяц. И пока носила, столько вытерпела мучений. Я зашла в детскую и увидела манекен в коляске, а потом вошла она, я испугалась, побежала, упала и…

– Потом, – Джимми потрепал меня по волосам, – у нас еще будет достаточно времени, чтобы все обговорить, сейчас не нужно, ты совсем ослабла.

– Я выгляжу как безумная? – Я коснулась собственного лица. – Наверное, я так ужасна? Я не мыла волосы, все это время у меня не было ни расчески, не было одежды.

Я попробовала встать, но закружилась голова, и я упала на руки к Джимми.

– Та, что мне дали, износилась полностью, – пояснила я.

– Я помогу, тебе нужно где-нибудь полежать несколько минут. Потом мы навсегда покинем этот негостеприимный дом, – предложил Джимми.

Посмотрев в его темные глаза, я поняла, каким сильным стал он, плечи были широкими, лицо властным. Я чувствовала себя в безопасности возле него, мне казалось, все будет хорошо. Джимми легко, как младенца, поднял меня на руки.

– Только не вниз, там я прожила все это время. Это тюрьма. Я хочу выяснить, что случилось с моей дочкой и…

– Хорошо, – сказал Джимми, не отпуская меня. – Никто тебе больше не навредит, – пообещал он.

– О, Джимми, слава Богу, ты здесь, – я положила голову на его сильное плечо.

– Не плачь, теперь я буду заботиться о тебе, – шептал Джимми, целуя мои волосы и лоб.

Когда увидел мою комнату, он воскликнул:

– Это действительно тюрьма, ни окон, ни свежего воздуха, одна керосиновая лампа! И сырость, и серость.

– Я знаю, но мне нужен небольшой отдых. После того, как Джимми помог мне лечь, он вошел в ванную, чтобы намочить полотенце и положить мне на лоб.

– В Европе в казарме туалеты лучше. Полковая тюрьма – дворец по сравнению с этим.

Он положил прохладное полотенце мне на лоб, сел рядом и погладил по руке.

– Я здесь, и я не намерен оставлять тебя, – пообещал Джимми, подкрепив свои слова поцелуем в губы.

Я улыбнулась. Теперь, когда опасность миновала, я позволила своим глазам сомкнуться и уснула.


Я недолго спала, и все это время Джимми не покидал комнату. Как только я проснулась, то испугалась за ребенка, но сразу успокоилась, увидев рядом Джимми. Он поцеловал меня.

– Тебе лучше?

– Нет, пока я не узнаю, что с дочкой.

– Конечно, но я полагаю, все будет нормально, – Джимми потрепал меня по волосам. – Я хочу знать о тебе все, каждую деталь.

– Я расскажу тебе, Джимми, об ужасной работе, о холоде, некачественной пище, религиозном фанатизме, что я пережила здесь, о том, что я дочь дьявола! И я уверена, бабушка Катлер точно знала о том, что здесь со мной случится. Но я хочу сначала найти ребенка.

Джимми кивнул, губы его сжались, в глазах засверкал гнев.

– Пойдем, – решительно сказал он, – не будем тратить времени, я больше не хочу оставаться в этом аду.

Он помог мне встать. Я почувствовала, что голова стала намного яснее. Мы покинули эту ужасную комнату, в которой я прожила многие месяцы. Странно, но я к ней успела привыкнуть. Но где же ребенок, в каком темном уголке Медоуз он забыт и спрятан?

Как только мы подошли к лестнице, я увидела в библиотеке зажженный свет, там скорее всего была мисс Эмили.

– Она думает, что мы уезжаем, и хочет показать, как игнорирует нас, – прокомментировала я свои наблюдения.

Джимми кивнул и зло посмотрел на библиотечную дверь, я взяла его за руку и потащила вперед.

Мисс Эмили сидела на своем обычном месте, за большим столом под портретом отца, но больше она не виделась мне в образе страшной фурии, рядом со мной стоял большой, ничего не боящийся Джимми.

Она сидела мрачная, кожа ее казалась еще бледнее, глаза еще холоднее, скулы еще явственнее проступили на лице, она была похожа на саму мисс Смерть.

Но я больше не колебалась.

– Великолепно, – подняла голову тетушка, – я даже рада, что за тобой кто-то прибыл. Это сэкономит мои расходы, Лютеру не придется везти тебя на вокзал в Линчбург, кроме того, у него есть более важные дела.

– Да, вы нашли в его лице удобного раба в наказание за единственный проступок. Но я не уеду, пока не узнаю, где мой ребенок. Кто приходил за ним? Кому вы его отдали? Зачем вы это сделали? – Я смело подошла к столу.

– Я же сказала тебе, – спокойно ответила тетушка, – девочка была слишком маленькой. Ты не смогла бы заботиться о ней, моя сестра все правильно рассчитала, – добавила она тоном разгневанного работодателя.

Я смахнула со стола разложенные перед мисс Эмили счета.

– Что ваша сестра правильно рассчитала? Что правильно?

Она пристально посмотрела на меня, не мигая, глаза ее были заполнены льдом. Она не собиралась отвечать, но подошел Джимми.

– Вам лучше сказать все. Вы не имеете никакого права распоряжаться чужими детьми. Иначе мы сообщим в полицию, и вы не отделаетесь от них.

– Как вы смеете…

– Смеем, – похоже терпение Джимми было на пределе, – я не хочу, чтобы мы оставались здесь, хоть на одну лишнюю минуту, но мы будем здесь до тех пор, пока не разорим этот дом, если вы не согласитесь нам помочь.

Мое сердце радостно застучало, похоже уже никто давно не разговаривал в подобном тоне с мисс Эмили.

– Говорите, где младенец. Немедленно. Отвечайте! Джимми ударил по столу с такой силой, что мисс Эмили вмиг потеряла свою уверенность и подскочила.

– Я не знаю, у кого младенец, – прохрипела она. – Моя сестра организовала все еще до приезда Евгении! Идите и спросите у нее.

– Это мы и сделаем, – заверил Джимми. – Но если окажется, что вы знали, вернемся вместе с полицией и обвиним вас в преступлении.

– Я не знаю, – она посмотрела на Джимми в упор, так что тот с трудом выдержал ее взгляд.

– Пойдем, Дон, – сказал он.

– Скатертью дорожка, – пожелала Эмили. Что-то взорвалось внутри меня. Вся боль и гнев, которые я сдерживала, выплеснулись. Грубость тетушки вывела меня из себя, я вспомнила все унижения, все гадости, которые вынуждена была терпеть.

– Нет, мисс Эмили, – я обошла стол и приблизилась к ней. – Это вам скатертью дорожка, катитесь вы к черту и побыстрее. Желаю вам скорейшей встречи с Сатаной, он вас уже давно поджидает с большим жбаном жупела, он, вероятно, грызет свой хвост от нетерпения. Ваш дом – гадюшник, гроб, вероятно, вы специально приспособили под свои свинские привычки эти райские сады. Грязная свинья устроила себе хлев. Ищет во всех грехи, вспомни лучше, скольким людям ты попортила крови, скольких сжила со свету, я буду молиться, чтобы Господь покарал тебя за все твои страшные грехи.

Я смотрела сверху вниз на тетушку.

– Я еще никому, никогда не хотела так сказать «до свидания», как вам. И вам известно, что проживая вместе и наблюдая за вами, я поняла, что вы худшая из земных тварей, даже сам Сатана не заслуживает таких мук, как вы.

Я отвела руку и с размаху ударила тетушку по щеке, мне показалось, что я дотронулась до мерзкого, холодного трупа. Джимми взял меня за локоть и улыбнулся.

– Мама была бы довольна этим зрелищем, – сказал он.

– Я тоже так подумала, – мы вышли из библиотеки.

Я успокоилась только тогда, когда мы вышли из дому и подошли к автомобилю Джимми. Я услышала, что Шарлотта зовет меня, повернулась и увидела ее.

– Кто это? – спросил Джимми.

Шарлотта была одета как и в день моего приезда, те же ленточки, то же платье, те же стоптанные отцовские башмаки.

– Это Шарлотта, – пояснила я. – Все в порядке, мне хочется попрощаться с ней.

– Ты собираешься уезжать? – Шарлотта разглядывала Джимми.