– Проверить тебя, – повторила она.

– Но почему сейчас? – взмолилась я. – Уже время спать, я устала.

– Не хочешь ли ты, чтобы я приспособилась к твоему режиму? Снимай платье, – скомандовала тетушка.

Неохотно я начала через голову снимать платье, но она нетерпеливо, почти силой, содрала его и прижала меня к полу. Я пыталась прикрыть грудь руками, тетушка надавила мне на живот с такой силой, что я закричала.

– Так я и подозревала, у тебя запор, – объявила она.

– Нет, я…

– Что ты мне рассказываешь, ты думаешь, я мало младенцев приняла на своем веку? Я знаю, когда у беременной женщины запор, и знаю, какое тогда давление оказывается на матку и плод.

– Но… – я покачала головой. Может быть, она права? Может быть, поэтому мне трудно дышать?

– Никаких «но». Ты хочешь иметь здорового ребенка?

– Да, конечно.

– Хорошо. – Она достала из бумажного пакета склянку с какой то маслянистой жидкостью, открыла ее и наполнила стакан. – Пей, – приказала тетушка, я нерешительно протянула руку.

– Все пить?

– Конечно, все. Я думаю, что знаю, сколько нужно. Пей.

Я поднесла стакан к губам, закрыла глаза и выпила. Отвратительная на вкус жидкость оказалась в животе, но к моему ужасу тетушка наполнила другой стакан.

– Еще, – около моего рта оказался следующий стакан, – пей!

Я нерешительно опорожнила его.

– Все в порядке, это ослабит давление на матку, – почти улыбаясь сказала мисс Эмили.

Возможно, теперь, подумала я, она будет больше похожа на акушерку, когда подходит срок. Положив склянку и стакан в мешок, тетушка сказала:

– Можешь надеть платье.

Ужасная боль пронзила мой живот, следующий приступ был еще чудовищнее, такое ощущение, что раскаленную кочергу прикладывали и убирали. Я с трудом добралась до кровати, но раздумав, не в силах даже зажечь лампу, бросилась в ванную. Дверь ее, открывавшаяся всегда с трудом, сейчас распахнулась, и я растянулась на полу, больно ударившись.

– О, нет – закричала я.

Мой кишечник неистовствовал. Я не могла сдержать позывы, и мое платье оказалось грязным, я испачкала полотенце, всю ткань, относительно чистую, какую только смогла найти. В полной темноте я выбралась из ванной и решила позвать мисс Эмили, но прежде чем я успела крикнуть, мой живот вновь дал о себе знать. Я бросилась в ванную, началась дикая рвота, после которой я почувствовала себя очень слабой. Я с трудом могла стоять, живот болел, дышать было трудно, сердце билось так интенсивно, что я думала, расколет грудь.

– Мисс Эмили! – кричала я в надежде, что она прибежит и поможет. – Мисс Эмили, – но никто не слышал меня, я жила в самом дальнем крыле здания.

Ужасаясь того, что может произойти, я почистила зубы и отправилась в постель.

Боль в животе усилилась и стала режущей. Мне опять срочно понадобилось в ванную, я на коленях, так как не могла встать, поползла туда, наконец все закончилось, и я безвольная, как выжатый лимон, свалилась на пол рядом с унитазом, слишком ослабшая, чтобы вернуться в комнату. Я понимала, что могла потерять ребенка, но что-либо делать была не в силах. Постепенно боль начала стихать, я закрыла глаза, обняла живот и заснула. На утро мисс Эмили нашла меня лежащей на полу в ванной.

– Это отвратительно! – закричала она, – посмотрите на свою комнату, здесь хуже, чем в свинарнике!

– Мисс Эмили, – взмолилась я, – добежать в ванную я не успела. Вы мне дали, как мне показалось, слишком большое количество касторки, – слезы текли у меня по щекам.

– Как ты смеешь меня обвинять? Сама же ты слишком тупа, чтобы позаботиться о себе!

– Я тупа?! Я чуть не потеряла ребенка! – В ответ Эмили улыбнулась, – так вы специально это сделали?

– Неблагодарная тварь… Я бы никогда не сделала такого, – ее глаза сузились. – Ты думаешь, я могу наказать младенца за грехи родителей. Приди в себя, а то я действительно сделаю это! Ты ведешь себя как сука рожающая – хоть тресни! – В дверях Эмили добавила: – Я пришлю Шарлотту с чистым полотенцем и новым платьем. Я хочу, чтобы ты вымылась и привела в порядок комнату. Только после этого спускайся вниз, и мы поговорим. Ты поняла? Безобразие, – и тетушка покинула меня.

Я не вставала, пока Шарлотта не принесла вещи. Я не знала, чем закончится наш скандал. Последние несколько дней мне приходилось очень много работать, и вины мисс Эмили в происшедшем, возможно, не было.

– Хм… – в дверях стояла Шарлотта, зажав нос пальцами.

– Извини, Шарлотта. Спасибо, – я взяла вещи, – было бы в моей комнате окно, я бы проветрила!

Шарлотта помогла мне встать, умыться и сменить платье. Новое одеяние было из мешковины, но хотя бы чистое, чему я и обрадовалась.

– То же самое случилось и со мной, – призналась Шарлотта, с сожалением покачав головой и осмотрев комнату.

– То же самое? – я посмотрела на нее. – То есть ты так же болела?

– Да, но Эмили сказала, что это случилось потому, что младенец слышал и был плодом дьявола.

Я уставилась на нее. Значит, весь бред сумасшедшей был порожден ее собственной беременностью? Но чего в нем больше – воображаемого или реального?

– Шарлотта, когда вы ожидали ребенка?

– Шарлотта! – услышали мы крик Эмили. – Я же сказала тебе, отдай вещи и возвращайся.

Шарлотта, явно о чем-то раздумывая, отправилась на зов.

– Вчера, – быстро сказала она и убежала.

Вчера? Я чуть не рассмеялась, вспомнив о Шарлоттиной «концепции времени». Но все ли в ее словах фантазии? Если она забеременела во грехе, подобно мне, то могла ли мисс Эмили дать ей ту же отраву? Но что я могу сделать? А если все правда? А если нет, и я расскажу обо всем семейству и все засмеют меня, поверившую Шарлоттиным фантазиям?

Но мне во что бы то ни стало нужно узнать правду, чтобы выжить мне и младенцу.


На восьмом месяце, мисс Эмили решила, что я слишком тяжела, и сократила мой паек. Иногда приступы голода были столь сильны, что я воочию видела смерть от истощения. Я доедала все, что находила на кухне в ведре для объедков. Когда Шарлотта и ее сестра ели мясо, я вынуждена была смотреть и облизываться. Изредка сумасшедшая тайком меня подкармливала.

Хотя диета была жестокой, во время работы мне было все тяжелей и тяжелей сгибаться.

Последним апрельским утром мисс Эмили решила сделать весеннюю уборку. Когда я поняла, что скрывается за этими словами, то ужаснулась.

Она хотела, чтобы я сначала выбила пыль из каждого половичка, потом из всей мягкой мебели. Когда я начала возражать, тетушка назначила мне в помощницы Шарлотту, радующуюся любой деятельности.

Вместе мы начали уборку с библиотеки, Шарлотта стремилась поспеть везде, но чаще только мешала. Даже для двоих работа оказалась слишком тяжелой, мой живот разрывался от напряжения. Мисс Эмили наблюдала за нами со стороны, как орел за куропатками. Пыли в давно не выбивавшихся дорожках оказалось несметное количество.

– Я сегодня рано проснулась, – сообщила Шарлотта, когда мы остановились отдохнуть, – младенец разбудил меня.

– Шарлотта, как может младенец разбудить вас, когда по вашим же словам он в аду? – поинтересовалась я.

– Иногда Эмили позволяет ему вернуться из ада. Я никогда точно не знаю, придет ли он, пока не услышу его, требующего соску.

– Где он сейчас? – спросила я, убедившись, что Эмили не слышит нас.

– В детской, где же еще? – Она принялась выбивать коврик, напевая колыбельную. – В колыбельке ландышей полная корзинка…

Я решила, что сегодня же вечером, когда Эмили не будет наблюдать за мной, пойду в западное, запретное крыло и тщательно исследую его.

Работа, хотя была и трудная, но, по крайней мере, позволяла мне наслаждаться теплым весенним днем. Я почти забыла, как прекрасно выглядит синее небо и мягкие, молочно-белые облака, как легкий ветерок приятно играет распущенными волосами. Мне было так хорошо, что я почти забыла про боли в животе, про мои неприятности, про мисс Эмили, наблюдающую орлом, про мерзкие, пыльные, рваные коврики.

Но стоило их тряхнуть, как серая туча закрывала все, и оставалось единственное жгучее желание – чихнуть. Но вспоминались другие счастливые весенние дни моей жизни, те редкие дни, когда мы с Джимми были только вдвоем и забывали с ним все ужасы, нашу чудовищную бедность.

Как давно я не слышала о нем, что если он забыл обо мне, да и я, за отъездом в Медоуз и за мыслями о рождении ребенка не вспоминала о нем. Простит ли он меня, поймет ли?

– Не затянулся ли отдых? – крикнула из окна Эмили.

Я вернулась к пыльной, надоевшей до коликов софе.

Эмили по всей видимости осталась довольна работой и даже предоставила мне альтернативу: пойти спать или почитать после обеда.

Я отправилась в библиотеку, решив порыться в семейных архивах, там я обнаружила полку, полную альбомов с семейными фотографиями, среди них оказались детские снимки бабушки Катлер, мисс Эмили и Шарлотты.

Даже в детстве бабушка выглядела самой значительной из троих, а мисс Эмили была ребенком с серым холодным лицом и твердым взглядом. Шарлотта была всегда веселой и счастливой. То там то здесь попадались карточки Лютера, он оказался высоким, статным и даже красивым человеком. Отец и мать Буш везде были сняты в одинаковой позе, отец сидел, мать стояла сзади него, положив руку на плечо. Никто из них не улыбался, как будто они думали, что улыбка – знак дьявола.

Фотографии были солидными, плантация явно процветала. Я не могла не задуматься, какие силы и события так драматически изменили жизнь этой семьи и сделали ее такой ужасной.

Рассматривая семейный архив, я утвердилась в своем желании исследовать западное крыло. Я вернулась к себе в комнату, чтобы немного отдохнуть и подождать, пока мисс Эмили наверняка уснет. Я не ожидала, что так устану, но когда моя голова коснулась подушки, я моментально уснула, пробудилась же, когда уже почти рассвело, но было еще достаточно сумеречно для моих исследований.