– Но здесь так холодно, – пожаловалась я, – может, где-нибудь в тепле?

– У тебя под кроватью лежит еще одно одеяло, на случай надобности. И прежде, чем я пойду спать, – добавила она, – буду приносить тебе бутылку с горячей водой. Мы экономим дрова и уголь для кухни, здесь все и всегда спят так. Я только что отчитала Лютера, потому что не могу тратить столько денег на то, чтобы дом был постоянно теплым.

Она сильнее разожгла лампу и направилась ко мне.

– Может быть, не стоит, – сказала я, – меня недавно осматривал доктор, после несчастного случая. Я была сбита автомобилем и только что вышла из больницы.

Но она просто смотрела на меня и ждала, как будто я ничего не сказала, смотрела и ждала. Ее глаза обдавали меня тем же холодом, что и глаза бабушки Катлер.

– Я должна сделать то, что не сделал доктор, – наконец изрекла она.

– Что вы хотите?

– Сними одежду и повернись к свету, – она сложила руки на груди и приняла высокомерную позу. – Не можешь ли ты двигаться немножечко побыстрее?

– Мои пальцы замерзли.

– Гм…

Она подошла и грубо отбросила мои руки от застежек, решив самостоятельно раздеть меня. Она почти вывернула мои руки, когда стаскивала бюстгальтер. После того, как она сняла юбку, легко толкнула меня, повернув к лампе. Я стояла перед ней в бледно-желтом свете керосинки, мои руки, скрещенные на груди, дрожали. На мне были лишь трусы и носки. Тетка указательным пальцем за подбородок придвинула меня. Я увидела следы оспы на ее щеках и лбу, будто кто-нибудь тушил сигареты о ее кожу. Брови были широкие и разросшиеся, над верхней губой росли жесткие короткие усы.

Внезапно она подошла ко мне сзади и схватила холодными, скользкими пальцами за бока. Я попробовала отойти вперед, но она силой удержала меня на месте. Я вскрикнула от боли.

– Не дергайся.

Ее руки опустились к пупку, холодные пальцы больше походили на провода. Она нажала и начала прощупывать живот, по-моему, определяя его размер. Потом отошла и осмотрела меня со стороны. Подошла, молча взяла меня за запястья и отвела их в стороны, внимательно рассматривая грудь. Сталь в ее глазах проступила яснее. Мои руки напоминали сломленные крылья, я поднесла их к горлу. В довершение к портрету Эмили можно сказать, что у нее был нос, выточенный из камня неумелым мастером, при виде которого дрожь прокатывалась по спине.

– Прекрати дрожать, – скомандовала тетка.

– Мне холодно.

– Чем дольше ты будешь сопротивляться, тем дольше будешь оставаться раздетой.

Я прекратила всякое сопротивление от усталости и полностью отдалась в ее власть. Меня развернули спиной, сняли трусы, лампу тетушка поставила на пол и с силой раздвинула мои ноги. Но к счастью последний акт экспертизы был не длительным.

– Я так и ожидала, роды будут тяжелыми, – объявила она, – первые всегда трудны, но к счастью ты молода, все должно пройти быстро. Ты знаешь, почему роды болезненны? – спросила тетка, пристально посмотрев мне в глаза. Я покачала головой. – Это из-за первородного греха, теперь все женщины прокляты и должны испытывать боль при родах. Ты должна будешь хотя бы тогда сожалеть о полученном удовольствии.

Она подняла лампу и осветила мое лицо. Взгляд у нее был напряжен, в глазах отражался огонь. Не выдержав, я посмотрела вниз.

– А когда зачатие происходит вне брака, – продолжила она, – боль во сто раз страшнее.

– Меня это не волнует, – кричала я, – я не боюсь. Она кивнула, уголки губ искривились.

– Я посмотрю, какая ты будешь храбрая, когда придет время, Евгения, – прошипела она.

– Не называйте меня Евгения. Меня зовут Дон. Она улыбнулась.

– Надень это платье и ложись спать. Мы зря тратим керосин. Я вернусь и принесу бутылку с горячей водой, – она собрала мою одежду.

– Что вы делаете с моими вещами? Это все, что у меня осталось.

– Это надо постирать и вычистить. Не волнуйся, я сохраню их ради тебя, – Эмили свернула их комом.

– Но… я хочу сама заботиться о своих вещах. Давайте обговорим этот вопрос, – потребовала я.

– Перестань хныкать, – глаза ее сверкнули, – ты подобна всем избалованным красоткам, сегодня… Я хочу, я хочу, я хочу! – прошипела она. – Одевай свое платье, – повторила она и вышла.

Было так холодно, но я ничего не могла сделать и натянула сделанное из грубой шерсти платье. Оно было изъедено молью и царапало кожу. Потом вспомнила про одеяло, которое лежит у меня под кроватью, и заглянула туда. Когда я вытаскивала одеяло, пыль летела клубами. Немного поколебавшись, я засунула его обратно. Простыня выглядела чистой, но была холодной и грубой. Я дрожала, свернувшись клубком под пародией на одеяло. Кажется, прошла вечность, прежде чем вернулась Эмили и принесла бутылку с горячей водой, завернутую в полотенце. Я с благодарностью схватила ее, уже почти ничего не чувствующими от холода руками и прижала к телу.

– Здесь так холодно, – сказала я, – скоро я заболею.

– Естественно, ты не заболеешь, ты просто станешь сильнее. Трудности и проблемы помогают нам бороться с дьяволом и его последователями. Раньше жизнь казалась тебе слишком легкой, и ты нарвалась на неприятности, – голосом проповедника изрекла мисс Эмили.

– Моя жизнь была далеко не легкой, вы ничего не знаете обо мне, – возмутилась я, но тело мое слишком ослабло и утомилось во время поездки, было истерзано холодом здесь, и я с трудом услышала свои слова сама.

– Я знаю достаточно о тебе. Если ты будешь слушаться меня, то все наладится, если же ты будешь упорствовать, стараясь остаться испорченной молодой леди, то в конечном счете жизнь станет невозможной для тебя. Я хочу очистить тебя, понимаешь? – Эмили замолчала, ожидая ответа.

– Да, – сказала я, – но утром я отправлю запрос о своих вещах, мне они нужны, – настаивала я, – Лютер должен меня отвезти.

– Лютер не может отвлекаться на ерунду. У него есть свое дело, и ему было достаточно трудно вырваться, чтобы привезти тебя. Ему нужно теперь работать допоздна, чтобы наверстать упущенное. На этом все, – она приблизилась к кровати. – Я не хочу, чтобы ты общалась с Шарлоттой или ободряла ее, обращала внимание на ее глупости. Ты не должна обращать на нее внимание, – предупредила она. – Не слушай той чуши, что она несет.

– Что с ней? – поинтересовалась я.

– Она тоже была рождена вне брака, она результат одного из сексуальных помешательств моего отца. В результате она – идиотка. Я держу ее только потому, что у нее просто нет другого места, куда пойти. Кроме того, отдавать ее в приют, значит позорить нашу фамилию. Что есть – то есть, – добавила она, – теперь ты хоть знаешь, что ожидать. – Прежде чем я успела ответить, Эмили задула лампу, вышла, плотно закрыла дверь, оставив меня одну в полной темноте. Я зарыдала. Возможно, Эмили права, думала я, возможно, действительно на мне тяжкий грех. Да, конечно, поскольку я оказалась так близка к аду на земле.

Глава 13

Кошмары

– Дети в школу собирайтесь, петушок пропел давно, поднимайтесь, одевайтесь… – услышала я чье-то пение.

Нехотя открыв глаза, я обнаружила, что бутылка, лежащая возле моего живота, остыла, и мои мускулы свело от холода. Я выбралась из-под одеяла, открыла дверь, но никого там не обнаружила. Приснилось что-ли?

– Кто там? – Я вернулась в комнату, еще довольно темную, хотя свет пробивался из окна в коридоре. – Кто там? – спросила я, по интонации в принципе уже догадавшись. – Шарлотта?

Она вошла, волосы все так же были сплетены в две толстые косы, теперь на ней было розовое платье, подпоясанное как всегда желтыми лентами. Башмаки отца она так и не сняла.

– Эмили послала меня, чтобы проводить вас к завтраку, – и добавила, делая как можно серьезней лицо, – кроме того, – ее лицо расплылось в улыбке, – сегодня мой день рождения.

– Да? Очень приятно, поздравляю.

Вся моя спина то ли от холода, то ли от невозможности удобно лечь на узкой кровати онемела. На стенах виднелся иней. Пол был настолько холодным, что казалось, будто опускаешь ноги в ледяную воду. Дрожь в руках я не могла унять. Шарлотта смотрела на меня и улыбалась.

– Сколько вам сегодня исполнилось?

Ее улыбка стала смущенной.

– Ох, это не хорошо, нельзя у дам интересоваться возрастом. – И добавила голосом мисс Эмили: – Этого не допускает этикет.

– Извините.

– У нас сегодня будет пирог, и вы будете петь, поздравляя меня. У нас будут гости, соседи, кузены и люди из далекого Хадливилла. Даже Линчбург!

– Это очень хорошо, я обязательно подготовлюсь. – Я зажгла керосиновую лампу и направилась с нею в ванную. – Я скоро буду.

Дверь подалась с трудом, но когда я увидела помещение, то подумала, лучше было бы не открывать. Ванная состояла из маленькой, в ржавых пятнах раковины и расколотого унитаза. Мыло лежало на сливном бачке. Темно-серое полотенце и такая же простынь висели на деревянной вешалке. Но не было зеркала, не было ванны, не было душа. На полу был ядовито-желтый линолеум, порванный по углам и возле унитаза.

Я закрыла за собой дверь и с содроганием вошла. Я попробовала открыть кран для горячей воды, но потекла холодная коричневая жижа, попробовала спустить ее, но безрезультатно. Не было никакого выбора. Я намочила лицо и воспользовалась ужасным мылом. Расчески не было. Гребенка лежала у меня в косметичке вместе с вещами, конфискованными мисс Эмили вчера. Я пригладила пальцами волосы, при этом почувствовала, какие они грязные, и вышла из ванной.

Шарлотта сидела на кровати, сложив на коленях руки и улыбалась мне. Ее комплекция была мягче, чем у мисс Эмили, на щеках играл румянец.

– Вы бы лучше не тратили столько керосина, сказала она, – Эмили будет недовольна и не выдаст больше, – предупредила Шарлотта.

– Это ужасно, – закричала я, – оказаться в комнате без окон, с маленькой керосиновой лампой, да здесь еще и керосин нормирован!