— Ой, перестаньте! Я видел женщин в лосинах! Что в этом такого? — Уайетт ринулся в спортивный зал.

В здании площадью пятьдесят тысяч квадратных футов путь его был неблизкий. Наконец, запыхавшись, он добрался до стеклянной двери в бассейн и, прошагав по бортику ванны, преследуемый напуганной Маргаритой, вошел в спортзал.

Тейн была поглощена одновременно ходьбой по наклонной беговой дорожке и просмотром любимого телешоу. Шум, производимый тренажером и телевизором, буквально оглушал. Уайетт довольно долго созерцал точеное тело своей клиентки, ее безупречную прическу, увлажненное-специально-для-спортивных-занятий лицо, трико в малиново-лиловую полоску. Тейн даже потела, контролируя каждый аспект процесса. Несколько мгновений он готов был улизнуть, как нашкодившая собачонка.

Перекрикивая нытье трех сыновей Готти[9], Маргарита заверещала:

— Я не могла остановить его, миссис Уокер!

Тейн холодно обернулась. Не останавливаясь, она приглушила звук телевизора:

— Спасибо, Маргарита. — Горничная мгновенно испарилась. — Что вы здесь делаете, Уайетт? У вас наверняка прорва дел на ближайшие сорок восемь часов.

— Сегодня вечером репетиция торжественного приема, — слегка запинаясь, ответил он. — Я не работаю на Розамунд Хендерсон.

— Тогда в чем проблема? — Тейн увеличила скорость беговой дорожки, и ее серебристые кроссовки словно превратились в две летящие пули. — Выкладывайте. У меня осталось четыре минуты.

— Дело касается моего личного рекорда. И ночных кошмаров, — пробормотал Уайетт.

— Не слышу! — гаркнула Тейн, перекрывая шум тренажера.

Уайетт проклял себя за то, что взялся за эту Свадьбу По Высшему Разряду, в сравнении с которой бракосочетания Эмилии Фанджал[10] в Доминиканской Республике выглядят любительской вечеринкой. Финансовое вознаграждение было грандиозным, но при этом какие моральные убытки, какие унижения! Он отвратительно себя чувствовал, покидая Пиппу, самую очаровательную невесту из всех, что он знал, но «безразводный рекорд» был вещью священной, как девственность: раз утратив, уже не вернешь. Вид Виктории Готти на экране неожиданно придал ему смелости. Уайетт вытащил из кармана чек на двести пятьдесят тысяч долларов, десять процентов от стоимости свадьбы.

— Мадам, — начал он. — С прискорбием вынужден сообщить вам… — Он внезапно смешался. Слишком поздно сообразил, что забыл задействовать свой поддельный британский акцент. Черт побери! — Я увольняюсь!

Тейн увеличила скорость движения дорожки.

— Вы, должно быть, просто устали, — судорожно выдохнула она. — Понимаю, что вы испытываете. Но увольнение абсолютно исключено.

— Дело не в этом! — протестующе воскликнул Уайетт.

— Когда все закончится, я отправлю вас на Гавайи.

— Нет! Я не задержусь ни на минуту! Это вовсе не усталость, это дурная карма.

Взгляд Тейн метнулся к зеркалу. Ботокс помогал сохранить непроницаемое выражение лица, но она покраснела от гнева. Хуже того, томатный цвет резко контрастировал с малиновыми полосками спортивного костюма. Как осмелился Уайетт бросить ее в момент этого беспримерного праздника ее жизни!

— Карма? С каких это пор вы стали индуистом, Уайетт?

— Карма — буддийское понятие, не индуистское.

— Да мне все равно, хоть растафарианское; вы не смеете сейчас давать задний ход! Я выдам вам пятидесятитысячный бонус. И сотню ящиков того мерзкого вермута, на котором вы, похоже, живете.

Преодолевая искушение, Уайетт заколебался. Пока он боролся с собой, Тейн решительно простерла руку с пультом в сторону телевизора. Луч света упал на перстень с бриллиантом. Взгляд Уайетта застыл: именно это кольцо он пытался вытащить из уха в последнем ночном кошмаре! Боги посылают последнее предупреждение.

— Мне очень жаль! — Он разорвал чек пополам. — Мое решение окончательное.

Пока клочки бумаги планировали к полу, Тейн продолжала энергично шагать.

— Вы горько пожалеете, — наконец промолвила она. — И больше никогда не будете руководить бракосочетаниями в Далласе. Считайте, что вы уволены.

Тейн не обернулась ему вслед. Вместо этого она нажала кнопку на пульте, улыбнувшись, когда звук обрушился на спортивный зал. Если этот бездарный хам полагает, что его уход может разрушить ее свадьбу, он жестоко ошибается. Она переживала и худшее, но устояла. Следующие две минуты Тейн концентрировалась на тонусе икроножных мышц. Спустя некоторое время лицо ее приобрело привычный свежий розовый оттенок. Она выключила тренажер, разделась донага и нырнула в бассейн, где ей обычно особенно хорошо думалось.

Когда она завершала уже десятый круг, вошел ее муж Роберт, одетый для игры в гольф, то есть в зеленые слаксы и кипенно-белую рубашку поло. Он мгновенно понял, что произошло нечто крайне неприятное, — Тейн согласилась бы на повреждение своей драгоценной прически только в преддверии Армагеддона.

— Доброе утро, дорогая. Могу я что-нибудь для тебя сделать?

Она откликнулась с середины бассейна:

— Уайетт Маккой только что уволился. Он считает, что у свадьбы дурная карма.

— Какой вздор! Он тебе действительно необходим?

— Шутишь? Это все равно что Эйзенхауэр подает в отставку за день до высадки союзного десанта.

— Но ты вымуштровала всех до мозга костей. — Возможно, Тейн при этом удалила и сами кости, но эту часть Роберт предпочел опустить. За двадцать пять лет супружества они с женой пришли к соглашению: она правит бал, он играет в гольф.

Тейн принялась отрабатывать движения ногами.

— К счастью, я знаю более десятка организаторов, которые отдали бы правую ногу, лишь бы поучаствовать в этом мероприятии.

Возможно, они предпочли бы отдать обе ноги, лишь бы в это не ввязываться, подумал Роберт, но вслух сказал:

— Ты абсолютно права, дорогая. Уверен, в течение часа ты найдешь ему замену. — И повернулся к выходу.

— Роберт! Будь в отеле в четыре. Репетиция начинается ровно в пять.

— Непременно, дорогая. Звони, если буду нужен. — Последние четверть века это было дежурной прощальной фразой. Тейн ни разу не воспользовалась его предложением.

Сделав еще восемь кругов, Тейн выбралась из бассейна и завернулась в толстый махровый халат. Даже не приняв душ, она поднялась наверх в спальню, которую превратила в командный пункт. Пробравшись к столу сквозь джунгли демонстрационных досок, манекенов, принтеров, слайд-проекторов, таблиц, инвойсов, факсов, образцов тканей и горы брошюр, Тейн открыла свой лэптоп и нашла нужный номер телефона. Секундой позже она уже звонила Стиву Кэмблу, легендарному организатору. Его еженедельное шоу «Чья же это свадьба» приковывало внимание зрителей всей страны.

— Соедините меня со Стивом, пожалуйста.

— Простите, мэм. Мистер Кэмбл на Мадагаскаре, и пробудет там ближайшие две недели.

В голосе Тейн появилась нотка раздражения:

— У него нет сотового телефона?

— Простите, кто звонит?

— Тейн Уокер из Далласа. Уверена, вы в курсе, что у меня в эти выходные свадьба.

Все в курсе: Уайетт почти ежедневно, причитая, жаловался Стиву на свои неприятности.

— Чем мы можем помочь вам, миссис Уокер?

— Можете соединить меня со Стивом, как я уже сказала.

— Сожалею, мэм. Мистер Кэмбл на Мадагаскаре и пробудет там ближайшие две недели.

— Вы что, робот? Я поняла с первого раза. — Тейн потребовалось некоторое время, чтобы понизить голос до более приемлемого тона. — Не будете ли вы столь любезны объяснить мне, что именно он там делает?

— Снимает свадьбу супермодели и иранского принца. Простите, в большие подробности вдаваться я не имею права, это крайне секретно.

— Он сможет прилететь в Даллас сегодня вечером?

— Мне кажется, я только что объяснила: он на Мадагаскаре.

— Спасибо, что повторили в третий раз, — огрызнулась Тейн. — Мой самолет может быть там через семь часов. Он мог бы исчезнуть всего на один день. И никто бы об этом не узнал — ни супермодель, ни иранец.

Повисло ледяное молчание.

— Если вы оставите свой номер, я попрошу Стива перезвонить вам при первой возможности.

— Если бы вы были Пиноккио, ваш нос стал бы длиннее, чем побережье Техаса. — Тейн швырнула трубку, решив при случае поговорить со Стивом о грубости его персонала, и перешла к следующему имени в списке.

— Жизель? Это Тейн Уокер. — Не дождавшись ответа, она продолжила: — Случилось кое-что важное. Мне нужна небольшая помощь с организацией свадьбы в эти выходные.

В прошлом январе Жизель и шесть ее сотрудников добрых две недели провели за разработкой предложений для свадьбы Пиппы. Но Тейн выбрала «Счастье навеки»: ей не понравилось начертание буквы «z» в имени Жизель.

— Убеждена, Уайетт в состоянии оказать любую необходимую помощь, — ответила Жизель, вешая трубку.

Тейн обратилась к третьему в списке имени:

— Бартоломью? Это Тейн Уокер.

— Оставьте меня в покое. — Короткие гудки.

Что такое с ними со всеми? Бизнес есть бизнес. Если бы Пиппа была не единственным ребенком, если бы в перспективе ожидалась еще одна свадьба Уокеров, наверняка Стив, Жизель и Бартоломью сбивали бы друг друга с ног, спеша сейчас к ней на помощь. Разумеется, они все еще переживают, что она выбрала Уайетта. Тейн понимала их чувства. Она испытала такое же жуткое разочарование, когда с первой попытки не попала в «Каппа-Каппа-Гамма».

Тейн позвонила еще двум организаторам — оба были «заняты», и оба не смогли рекомендовать ей кого-нибудь еще. Нижние отделы пищеварительного тракта начинали реагировать на ее беспокойное состояние. Продолжая рассматривать возможные варианты, Тейн метнулась в свою ванную розового мрамора, проглотить первую пинту каопектата[11]. Может, принять руководство на себя? Нет, плохая мысль: если она чему и научилась за последние шесть месяцев, то лишь тому, что персонал не справляется с ее острым, словно лазерный скальпель, стилем руководства. Кроме того, для нее это было время пожинать наконец плоды тяжких трудов. Мать невесты должна купаться в отраженном блеске свадебного платья дочери, а вовсе не вкалывать, вся в мыле, как раб на плантации.