То же самое шестое чувство подсказало Элизабет, что им следует как можно дальше и как можно быстрее уйти от опустошенных войной лесов и полей Испании в сторону побережья, где они с Сарой, предложив несколько скудных монет рыбаку, склонному к контрабанде, уговорили его преодолеть сильные течения Бискайского залива и высадить их на противоположном берегу. И Сара следовала за ней без вопросов.

Кабинет мистера Мэннинга был пуст, и Элизабет не без удивления заметила, что без него очень скучно. Вспомнив громы и молнии вчерашнего короткого разговора, касающегося огрызка свечи, за которым последовала эксцентричная стычка в ее комнате, Элизабет улыбнулась. Удерживая поднос одной рукой, она очистила часть письменного стола от горы бумаг и гроссбухов.

На внутренней стороне стола были вырезаны слова. Поставив поднос на пачку бумаг, она посмотрела внимательнее и прочитала: «Не забывай — не желай».

Звук открываемой двери заставил Элизу резко обернуться, она почувствовала себя ребенком, которого застали на месте преступления.

— Я должен был сообщить вам, что мистера Мэннинга нет, — обратился к ней Джошуа Гордон. — Но мистер Лефрой сказал, чтобы вы оставили завтрак для хозяина здесь.

— А где мистер Мэннинг?

— На конюшне, но он скоро придет.


Последовал шестичасовой хаос домашних работ. Будучи практичной и деловой, Элизабет развернула деятельность по реорганизации кухни. На службу были приняты две превосходные амбарные кошки, которые должны были разобраться с юркими врагами в холодном помещении внизу. Джошуа Гордон был послан на рынок, чтобы купить свежие продукты, и в агентство занятости, чтобы найти приличного повара, пока Элизабет и конюх чистили и мыли кладовки. Лишь затем она приступила к приготовлению ужина. За бараниной, приправленной соусом карри и артишоками, последовал ароматный сливовый пудинг. Мистер Лефрой, а так же пришедшие в полный восторг конюхи едва не плакали от благодарности.

Элизабет принесла второй поднос с только что сваренными яйцами и порцией хлеба с орехами в кабинет мистера Мэннинга. Она все-таки надеялась, что он унюхает ароматные мясные запахи, долетающие из столовой.

О Господи! Его завтрак остался нетронутым.

Она не знала, что именно заставило ее так рассердиться. Вероятно, единственное, на что может рассчитывать повар — это благодарность и дежурная похвала.

Какого черта она должна стараться, если ему не нравится еда, которую она готовит в точности в соответствии с его вкусом и указаниями? Ей хотелось услышать хотя бы скупую похвалу от этого ужасного, надменного надсмотрщика, которого она обманула только тем, что испекла хлеб по собственному рецепту. Она заметила остатки яблока в мусорной корзине под столом. От раздражения заполыхали щеки.

Ее не должно это беспокоить. Она должна подумать о чем-то более важном — о своем плане покинуть Лондон, это перво-наперво. Ей ни к чему совать нос туда, где можно нарваться на опасность. Однако эти мысли отнюдь не удержали ее от желания встретиться с врагом. Они никогда её не удерживали.

Не выпуская из рук другого подноса, Элизабет направилась к двери и впервые с момента появления в этом доме вышла наружу. За тщательно ухоженным садом, огороженным забором, она увидела большой двор. Вдали виднелись блистающие новизной конюшни и огороженное пастбище. То, чего не хватало у Мэннинга по сравнению со знаменитым Таттерсоллзом, компенсировалось размерами. Владение широко раскинулось на окраинах Лондона, где дикая природа встретилась с наступлением города. И все это сверкало, повсюду можно было видеть первоклассных лошадей, что и привлекало сюда мужчин.

От строений падали длинные тени, свидетельствуя о закате дня, и это заставило Элизабет ускорить шаг. Пройдя мимо дюжины джентльменов, толпящихся возле загонов, она миновала лабиринт конюшен и приблизилась к двери, где, по предположению одного из конюхов, могла найти Мэннинга.

Она ногой постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, вошла внутрь. Элизабет демонстративно не стала смотреть на гору бумаг перед ним.

— Простите, но должна сообщить вам, что пришло время снова снять пробу с приготовленной мною пищи, мистер Мэннинг. — Она плюхнула перед ним поднос, закрыв от его глаз бумаги и гроссбухи.

На его лице не дрогнул ни один мускул. Наконец он поднял на нее свои необыкновенные бледно-зеленые глаза и воззрился на нее. Элиза невольно попятилась. Впрочем, уже в следующую секунду она пришла в себя и вскинула подбородок.

— Так как? — спросила она, несколько понизив тон.

— Что «как», мадам?

— Посмотрите, уже половина шестого. Перестаньте дуться и портить настроение другим. Я приготовила то, что вы просили. И теперь ваша обязанность съесть это.

— Портить настроение другим… — Он посмотрел на поднос, затем отодвинул на край стола. — Я просил оставить еду в моем кабинете.

— Мистер Мэннинг, — нетерпеливо проговорила Элизабет — вы ведете себя не так, как положено. Мужчины должны воевать либо работать, как в вашем случае, а также есть и спать.

— В самом деле? А что должны делать женщины? — растягивая слова, поинтересовался он.

— Ну, мы, то есть большинство женщин, должны готовить, есть и спать.

— Вы забыли один весьма важный элемент, мадам.

— Мистер Мэннинг, не пренебрегайте обязанностью.

— Вы не сказали, что они должны заниматься сексом, миссис Ашбертон.

Она театрально вздохнула.

— Если вы думаете, что обезоружите меня такими разговорами, то я должна предупредить вас, что меня мало что способно поразить. Я могла бы рассказать два-три случая из жизни… — Она внезапно оборвала себя. Она соображает, что говорит?

— Я весь внимание, миссис Ашбертон, — лениво сказал он, однако в его глазах сквозил интерес. — В окружении мужчин, я так понимаю? Неудивительно, что те офицеры искали вас.

Она вспомнила о своей миссии.

— Не будем об этом. Ешьте, что я приготовила, упрямый вы мул.

— Гм… Проведя много лет в окружении пехотинцев и кавалеристов, вы не слышали старинной пословицы о лошади, которую ведут к воде и пытаются заставить…

— Напиться? — нетерпеливо перебила она.

— Нет, — улыбнулся он какой-то дьявольской улыбкой, — прыгнуть.

Она шагнула к краю письменного стола, схватила ломоть хлеба с орехами и сунула ему под нос.

— Прыгайте через это. И не возражайте мне.

Он должен отдать ей должное. Она была из немногих женщин — нет, единственная женщина, которая осмелилась говорить с ним таким образом. Большинство боялись его или, наоборот, вели себя слишком вольно. Он внезапно ухмыльнулся, совсем отвыкнув от того, что его рот способен сложиться в улыбку.

И в этот момент она вложила кусок хлеба ему в рот. Ему ничего не оставалось, кроме как конвульсивно прожевать его и проглотить. Потребовалось немало усилий для того, чтобы не затолкать остальной хлеб в рот и не проглотить его.

— Несколько суховат, не находите? — с легкой хрипотцой сказал он.

— Идеальный, олух царя небесного!

— Как грубо, миссис Ашбертон! И какое недостойное поведение. Осторожно, вы… да, Томми?

В приоткрывшуюся дверь просунул голову парнишка.

— Что-то с Серой Леди. Мистер Лефрой велел мне позвать вас. Она ведет себя беспокойно и не может разродиться.

— Идиот! — воскликнул Мэннинг, резко отодвигая стул. — Я должен был насторожиться при первых же признаках. — Он повернулся и ткнул в Элизу пальцем. — Это ваша вина. Ваша дурацкая пища сушит мои мужские мозги. И между прочим, миссис Ашбертон, уж коль вы так обожаете армию, могу я вам напомнить, что приказ есть приказ? Оставьте эти чертовы подносы в моем кабинете! И до конца недели найдите мне нового повара. Иначе мои рабочие слопают все, что приготовлю я. — Он вышел из комнаты, а парнишка вытаращился на Элизабет огромными серыми глазами, очевидно удивленный ее способностью противостоять силе гнева хозяина, сравнимой разве что с ураганом.

— Мэм, не беспокойтесь за хозяина. Мистер Лефрой подсунет ему яблоки и морковку, обязательно подсунет, — шепотом успокоил ее парнишка.

— Если он будет так питаться, то у него вырастут хвост и копыта, и вы сможете выставить его во дворе и продать по самой высокой цене.

Парнишка засмеялся и, прежде чем умчаться, сказал:

— А можно, я возьму этот хлеб, мэм? А то вдруг это последний раз. Кто знает, как дела сложатся.

Конечно, она ведет себя смешно. Видит Бог, Мэннинг должен есть. Ведь он не уступал воинам легендарного Спартака ни ростом, ни безжалостностью. Однако… эти запавшие щеки, полное отсутствие жира на теле…

Она дала парнишке хлеба, накрыла поднос и отправилась к дому. Однако вскоре верх над ней взяло любопытство. Перед огромным стойлом собралась небольшая группка мужчин. Элиза отставила поднос с едой и присоединилась к ним.

— Все как я тебе сказал. Она ожидает его, — тихо сказал молодому конюху конюх постарше.

Элизабет посмотрела на мужчин, каждый из которых тепло улыбнулся ей, а потом увидела мистера Мэннинга. Последний, судя по всему, никого не замечал, поскольку наблюдал за каждым движением небольшой серой кобылы.

— Ш-ш-ш, Джимми, — предостерег немолодой конюх. — Теперь смотри.

Мистер Мэннинг прошел вперед, что-то говоря кобыле на не поддающемся пониманию языке. Кобыла вытянула красивую, выгнутую шею и мягко ткнулась в его протянутую руку. Он медленно погладил ее. Кобыла мотнула головой и повернулась, чтобы уткнуться носом в его руку.

— Да, Леди, — ободряюще шепнул он, затем вдруг повернулся в сторону наблюдающих конюхов, словно до этого позабыл, что они находятся здесь. — Убери их отсюда, — приказал он Лефрою, и его взгляд досказал то, что он не мог сейчас выразить голосом.

— Давайте, парни, — распорядился Лефрой, — вы все знаете правила хозяина. Кобылам требуется тишина. — Пока мужчины и подростки с ворчанием расходились, Лефрой повернулся к Элизабет и подмигнул: — Вы можете остаться, если будете вести себя тихо.