— Сейчас не время говорить о браке, — твердо сказала она, отнимая руку.

Свадьба! Она мечтала о свадьбе с того самого дня, как Шона и Пол принесли друг другу клятвы верности. Но оставался еще один вопрос, ответ на который Мэгги хотела услышать.

— Я хочу знать, были у тебя другие женщины или нет. Ты сказал, что тот случай единственный, но отчего-то меня терзают сомнения. — Она уже задавала этот вопрос незадолго до отъезда к родителям, и страх, мелькнувший в глазах Грея, многое сказал ей. Однако теперь его подбородок был упрямо выдвинут вперед, взгляд казался искренним.

— Клянусь тебе, — произнес он с чувством, — что та измена — единичный случай. Она пришла ко мне в кабинет и стала вести себя… не знаю, что на меня нашло. — Горло Грея нервно дернулось, взгляд стал умоляющим. — Так глупо — попасться на эту удочку, да? Она ведь просто студентка, причем не самая интересная. Ведь у меня есть ты, умница и красавица, такая взрослая, глубокая, а я запал на банальную тактику — прижалась невзначай грудью, потерлась бедром… Господи, зачем я тебе это говорю! Наверное, тебе больно слышать об этом. Какой я идиот!

Словно со стороны, Мэгги оценила, как умно и правильно выстроен монолог Грея. Он говорил все то, что необходимо слышать оскорбленной женщине в подобной ситуации, но именно это точное соответствие казалось чрезмерным, тщательно спланированным. Мэгги чувствовала, что Грей любит ее, и сама хотела быть только с ним, однако колебалась.

— Единичный случай, говоришь? — еще раз спросила она.

— Да, честное слово! Если быть до конца честным, у меня не раз возникал шанс… поразвлечься на стороне, но я противостоял искушению. Помнишь, мы обсуждали, как некоторые студентки западают на преподавателей? Для этих девиц я все еще не стар. — Грей вцепился пальцами себе в волосы, но тотчас отпустил их, словно почувствовав театральность этого жеста. — Ты же знаешь, мужчинам льстит женское внимание. К тебе в библиотеку заходят студенты, они флиртуют с тобой, улыбаются, а потом ты приходишь домой сияющая, словно черпаешь в их улыбках силу. Ведь это так по-человечески! И все равно это пустое, ничего личного. Если ты флиртуешь с незнакомцем, это не значит, что ты меня разлюбила, правда? То же и со мной, Мэгги. Я люблю тебя, а та девица ничего для меня не значит. Она — никто.

— Даже не знаю, что хуже… — пробормотала Мэгги. Перед ее взором снова возникла отвратительная сцена, которую она застала в собственной спальне, и мысли о воссоединении разлетелись на тысячу осколков. — Эта девица ничего для тебя не значит… мило, конечно. Только в этом есть что-то особенно гадкое: тащить в постель кого-то, кто для тебя ничего не значит.

Грей подался вперед, глаза заблестели, как бывало всегда, если он напряженно думал. Мэгги знала, что Грей умен. Его мозг уже обрабатывал запрос и готовился выдать идеальный вариант ответа.

— Должно быть, я не так выразился. Мои слова не означают, что я отношусь к женщинам как к вещам, если ты об этом…

— О, ради всего святого! — оборвала Мэгги. — Ты не на политическом митинге! А я не психованная феминистка, которую надо убедить, что твоя партия уважает права женщин! Мне не до политической корректности, когда речь идет о девице, которую ты трахал в нашей постели! Но то, что ты тащишь в постель тех, кто тебе, по сути, безразличен, многое о тебе говорит, Грей.

Он открыл было рот, но затем снова его закрыл.

— Знаешь что? Наша сегодняшняя встреча была ошибкой, — прошептала Мэгги сдавленно. Она не могла вернуться. Ей требовалось больше времени на раздумья. — Зря ты приехал. А я зря согласилась прийти сюда. Слишком мало времени прошло. Мы могли поговорить по телефону или е-мейлу. Я оказалась не готова к этой встрече. У меня куча проблем, включая здоровье мамы, а твой приезд… он еще больше все усложнил.

Незадолго до похода в салон красоты Мэгги задумалась о том, что за неделю совершенно не успела свыкнуться с мыслью об измене Грея. Ей не становилось лучше день ото дня, как обещала Элизабет. Нет, жизнь с каждой минутой становилась все беспросветнее, и все труднее было скрывать свою боль от окружающих. Это было сродни медленной агонии: отчаяние, гнев, жалость и презрение к себе слились в один тугой комок, камнем лежащий на сердце.

Глупо принимать решение в таком состоянии.

— Давай перенесем этот разговор на пару недель. Подожди, пока я приеду в Голуэй.

— Нет, — решительно сказал Грей. — Мы должны обсудить все прямо сейчас, а затем навсегда закрыть эту тему. Я должен знать, есть ли у меня шанс. Неопределенность мучает меня, Мэгги.

— О, так теперь ты у нас пострадавшая сторона? — возмутилась Мэгги. — Сначала трахаешь первую попавшуюся девицу, неделю выжидаешь, пока все утрясется, а потом требуешь дать тебе незамедлительный ответ? Мол, пожили чуток врозь, и хорош? Давай по-быстренькому все разрулим и вернемся к обычной жизни, да? Нет уж, доктор Стэнли, легко хотите отделаться.

— Умоляю. — Грей схватил ее руку, сжал изо всех сил, и Мэгги словно пронзило током.

— Отпусти, — слабо пискнула она, хотя тело молило совсем о другом.

— Я люблю тебя, Мэгги. Вижу, ты хочешь, чтобы я ушел, и я не стану испытывать твое терпение. Просто знай, что я безумно люблю тебя. Да, я совершил ошибку, оступился один раз, но умоляю о прощении! Мы можем пережить этот момент, мы справимся. А я сделаю все, чтобы искупить вину.

Грей выпустил руку Мэгги и коснулся пальцами ее щеки, при этом его собственная щека нервно дернулась.

— Я люблю тебя, милая. Прошу, поверь мне.

Он встал и вышел из зала.

Мэгги медленно взяла ложечку и принялась смешивать кофе с белой шапкой сливок. Затем она высыпала в чашку пару пакетиков сахара и сделала глоток. А что еще оставалось?

Какая-то часть ее личности кричала в отчаянии, что надо броситься вслед за Греем, обнять, прижаться и покончить с этой историей раз и навсегда. Однако вторая половина все еще слишком страдала, чтобы настолько утратить гордость. Предательство любимого мужчины надломило в Мэгги какой-то внутренний стержень, и теперь она словно лишилась крепкой опоры.

Как бы ни сложились дальнейшие отношения с Греем, думала Мэгги, им никогда уже не быть прежними.

Недоверие… червячок, способный подточить даже самую крепкую связь. Что, если Грей будет изменять и дальше?

Глава 10

Дверные ручки блестели, сверкали отполированные перила лестницы, на полу не было ни пятнышка, всюду витал запах свежей выпечки.

Фей любила дом, в котором выросла, но иногда ей начинало казаться, что она не оправдала надежд матери. Та смогла устроить дочь и сына, Майлза, хотя мало зарабатывала и получала крохотную пенсию как вдова военного. А ведь в те годы мало кто из детей получал высшее образование.

В Линдене, с его лабиринтами улиц, мелким воровством и развивающейся сетью наркоторговли, детям было трудно не пойти по кривой дорожке. Однако Джози Хеффернан держала детей в ежовых рукавицах, поэтому Фей смогла получить место в художественном колледже, а Майлз с успехом сдал выпускные экзамены, чтобы впоследствии поступить на экономический факультет в Тринити-колледж.

Теперь Майлз взлетел очень высоко, заняв солидный пост в крупной банковской корпорации. И хотя Фей редко виделась с братом, о чем сожалела, она знала, что удача сопутствовала Майлзу не только в бизнесе, но и в личной жизни. Любящий муж и заботливый отец, он много работал и упорно двигался вперед. Рядом с ним Фей казалась себе неудачницей. Она не смогла сдержать ни одно из данных себе обещаний.

Поздним воскресным утром в доме Джози оказалось, как обычно, полно гостей, прихожан церкви Святого Михаила. Мать Фей была из тех, кого зовут «душа компании», она всегда участвовала в делах церковной коммуны.

В этот день, как обычно, Джози созвала самых активных прихожан к себе домой, и те устроились на кухне. На тряпичной подставке стоял пузатый чайник, остатки сандвичей и пирожков с домашним джемом ютились на большом металлическом блюде.

— Привет, милая, — кивнула мать и поднялась с табурета, чтобы обнять Фей.

Миниатюрная, как Фей, Джози никогда в жизни не имела проблем с лишним весом. Эмбер частенько хихикала на эту тему: мол, у бабушки шило в одном месте, откуда там взяться жиру? Джози постоянно участвовала в делах прихода, мыла полы в церкви Святого Михаила, готовила еду для малоимущих и собирала вещи для детских приютов.

Стэн Стак, отчим Фей, просматривал в гостиной свежую почту. Как он умудрялся читать газеты в столь шумной обстановке, долгие годы оставалось для Фей загадкой.

— А когда отец Шон разрешил ей кормить ребенка грудью прямо в церкви, она воскликнула: «Вот и славно!» — и тотчас вывалила наружу обе груди. Честное слово, я едва не расхохоталась! — говорила женщина в безупречном синем костюме самого благопристойного покроя.

— Отца Шона подобный фокус не смутил, однако, — усмехнулась Джози. — Где он только не побывал с миссионерскими проповедями! И не такое видал!

Джози восхищалась отцом Шоном, считая самым сдержанным и благородным мужчиной на свете.

— Меня потрясла не голая грудь, — пояснила женщина в костюме. — Вы видели татуировку возле соска? Сердечко, а внутри надпись «Робби навсегда». А ведь муженька-то зовут Томом! Каково?

— Может, речь о Робби Уильямсе? — предположила одна из женщин, надкусывая пирожок. — А что? Он неплох.

— Могла бы убрать лазером.

— Робби Уильямса?

— Татуировку. Несолидно уже: жена, мать семейства, и чужое имя на груди.

Все закивали.

Когда последние гости сочли, что съели достаточно пирожков, и разошлись по домам, мать и дочь остались на кухне вдвоем. Помещение казалось тихим и унылым без шумной толпы гостей.

— Как дела у Эмбер? — спросила Джози, смахивая крошки со стола.