— Ты ведь сможешь купить продуктов, детка? — спросила Уна, трогательно глядя на нее снизу вверх.

Они поменялись местами — заботливые родители и дочь. И выбора у Мэгги попросту не было.

— Думаю, для начала сойдет небольшой супермаркет на углу, — кивнула она. — Сбегаю и куплю самое необходимое. Машина не понадобится.

Магазинчик «Спиди» на Джесмин-роу работал круглосуточно с тех самых пор, как восьмилетняя Мэгги ходила туда покупать мороженое. Цены там были выше, чем в других магазинах, зато «Спиди» располагался совсем рядом и там никогда не было очередей. Гретхен, владелица супермаркета, была подтянутой строгой дамой, которая при этом обожала поболтать и обслуживала посетителей со скоростью черепахи. Сотрудники побаивались начальницу, поскольку она требовала от них дисциплины на грани муштры. Гретхен редко не улыбалась, а если это происходило, на ее лице не появлялось ни единой морщинки, словно оно целиком было накачано ботоксом. Конечно, ботоксом там и не пахло, поскольку Гретхен не считала заботу о внешности выгодным капиталовложением.

Хозяйка сидела за кассой, когда подошла очередь Мэгги оплачивать продукты. В корзинке у нее лежали кусок говядины, готовый яблочный пирог и банка мороженого для пудинга.

— Мэгги Магуайер, — возвестила Гретхен, окидывая ее строгим взглядом. На секунду ее губ коснулась скупая улыбка. — Давно тебя не было. Кажется, ты живешь у черта на рогах? Замужем?

Мэгги поразило, как много фраз вылетело из поджатого рта Гретхен. Она не знала, что ответить на последний вопрос, поэтому с трудом подыскивала слова.

— Я приехала на несколько дней, — уклончиво ответила она.

— А твой муж?

Мэгги подумала, что Гретхен видит ее насквозь, видит, в каком жалком состоянии она пребывает, и ей захотелось провалиться сквозь землю. «Интересно, удивится ли Гретхен, если я скажу, что Грей мне изменил и я сбежала к родителям зализывать раны?»

— Я пока не замужем. Просто живу с… одним человеком. — Мэгги упрямо вздернула голову. Ей не хотелось, чтобы ответ прозвучал жалко. Пусть лучше Гретхен думает, что гражданский брак — ее собственный выбор.

— Ясно. — Гретхен принялась сканировать товары, которые вынимала из корзинки Мэгги. — Помнишь мою Лоррейн? Вы учились на одной параллели. Она теперь живет в Ницце, вышла замуж за французского пилота, Жака, у них уже трое малышей. С ними даже нянька живет, потому что дом огромный, с джакузи, бассейном и биде в каждой ванной комнате. — Несмотря на восхищенный тон, Гретхен продолжала взглядом изучать Мэгги, словно говоря: я не купилась на твою историю, хотела бы семью, давно была бы замужем и родила бы троих детей. Вот, мол, послушай про мою Лоррейн, вот уж кто устроился как у Христа за пазухой! Прекрасный муж, дети, богатый дом, уйма денег. И уж Лоррейн не приползет домой, поджав хвост, чтобы покупать родителям готовый пирог! Девке тридцатка, а она все еще не пристроена!

— Рада за вашу дочь, — вымученно улыбаясь, пробормотала Мэгги, кидая на ленту транспортера большую шоколадку — чтобы позже утешиться. — Лоррейн всегда крепко стояла на ногах. — Она быстро распихала покупки по пакетам.

Лоррейн была весьма наглой особой с большими запросами. Она никогда не работала, считая это занятие недостойным, а на мать смотрела с изрядной долей презрения. При этом Лоррейн не считала зазорным списывать домашнее задание и прогуливать уроки в компании таких же лоботрясов, как она сама.

— Всего доброго, Гретхен, мне пора, — сказала Мэгги, торопясь уйти. Она кляла нежданную болтливость обычно сдержанной женщины.

По пути домой Мэгги таращилась по сторонам и пыталась припомнить, кто обитает в соседних домах. Кое-кто съехал, но некоторые жили здесь уже несколько десятилетий. Например, Райаны, которые выращивали бирманских котов. Дети со всех округи сбегались потискать маленьких котят цвета спелых абрикосов. Или миловидная старушка, миссис Сирхан, которой легко можно было дать восемьдесят, еще когда Мэгги была маленькой. Уна Магуайер упоминала, что старушка все еще жива. Должно быть, она выглядит теперь на все сто, думала Мэгги, и до сих пор заходит в День конституции в кафе, чтобы выпить чашечку «Эрл Грея» с лимоном.

На воротах парка висела какая-то табличка, и Мэгги подошла прочесть. «Спасем наш парк!» — было написано нестройными буквами на куске картона. Мэгги удивилась: от какой такой угрозы понадобилось спасать старый парк? От владельцев собак? Или от высадки инопланетян? К сожалению, автор воззвания поленился оставить подробные объяснения.

Древний павильон, когда-то служивший железнодорожной станцией и вокзалом, нравился Мэгги больше всего. В детстве она часто воображала, что к перрону вот-вот подкатит, пыхтя, большой паровоз и дамы в длинных платьях с кринолинами и с зонтиками в руках станут рассаживаться по вагонам. Увы, старинный паровоз давно здесь не ходил, а рельсы вообще сняли десятилетия назад. Прошлое ни для кого не представляло ценности, равно как и банальная история предательства Грея. Лет через сто его измена ничего не будет значить, ни для кого.

Мэгги рухнула в постель, когда часы на первом этаже пробили десять. Она уткнулась в подушку и вновь погрузилась в отчаяние. Мобильный весь день пролежал в сумке, и теперь в нем хранилось семь сообщений от Шоны, текст которых сводился примерно к одному и тому же: «Ты где?» Два неотвеченных вызова и сообщение от Грея: «Прости. Ответь на звонок».

Прочитав SMS Грея, Мэгги гневно стерла его. Всего два звонка и пара сухих слов! Вот чего стоила его любовь! Ярость и раздражение на Грея были приятнее жалости к себе, и Мэгги довольно долго упивалась ими, прежде чем снова ощутила тянущую тоску. Одиночество приняло ее в свои ледяные объятия.

Лежа в постели, Мэгги протяжно вздохнула, затем включила ночник и взяла с тумбочки шоколадку. Плитка была достаточно большой, чтобы зажевать ею уныние и попытки предаться самобичеванию. Мэгги решила позвонить единственному близкому человеку, который мог разделить ее горе, — кузине Элизабет. Несмотря на то что именно Элизабет придумала прозвище Сардинка, Мэгги питала к ней самые нежные чувства.

Высокая, подтянутая, Элизабет была капитаном баскетбольной команды, ее очень любили в школе, к ней тянулись, ее уважали. Мэгги тайно завидовала кузине и желала ходить с ней в одну школу, чтобы урвать хоть кусочек ее славы. Возможно, популярность Элизабет защитила бы Мэгги от нападок сверстниц.

Теперь Элизабет работала бухгалтером в крупном модельном агентстве, где начинала моделью. Несмотря на принадлежность к миру моды, кузине Мэгги были чужды заносчивость и капризность.

В Сиэтле было на восемь часов меньше, и Элизабет как раз принялась за обед. Собственно, горсть орехов и кураги трудно назвать полноценным обедом, но Элизабет по-прежнему держала себя в строгих рамках, не желая набирать вес.

— Привет, как дела? — спросила она, энергично жуя, отчего голос звучал невнятно.

— Да так, нормально, — уклончиво ответила Мэгги. — Слышала о том, что случилось с моей мамой?

— Да, папа рассказал. — Отец Элизабет приходился братом отцу Мэгги. — Какой-то у тебя нехороший тон. Ты точно в порядке? — с подозрением спросила Элизабет.

Она была отличным психологом, а во время телефонного разговора безошибочно могла определить, какое настроение владеет собеседником, даже если разговор был сугубо деловым.

— Ммм… — помялась Мэгги.

— Выкладывай, в чем дело.

— Я и говорю, у мамы…

— Кроме мамы! — потребовала Элизабет.

— С чего ты вообще взяла…

— Дорогуша, я половину своей сознательной жизни общаюсь с людьми по телефону и давно собаку съела на всех этих вздохах и полутонах. Знаешь ведь, мне постоянно приходится звонить всяким моделькам, вытаскивать из них клешами сведения вроде того, не травят ли они себя кокаином, не болеют ли анорексией, спят ли с агентами и прочее. Я чую фальшь в твоих ответах, Сардинка!

— Я застукала Грея с другой женщиной.

В трубке повисло молчание, после которого Элизабет воскликнула:

— Вот гад! Говнюк чертов!

— Не знала, что в Америке все еще законны ругательные слова, — невесело усмехнулась Мэгги. — Не боишься, что случайные слушатели затаскают тебя по судам? Это в Ирландии можно обматерить прохожего, а он лишь обматерит тебя в ответ.

— Подобную ситуацию можно прокомментировать еще более хлестким выражением, так что я еще сдержалась. — Элизабет хмыкнула и повторила с чувством: — Говнюк чертов!

— Полностью согласна.

— Он все еще жив?

— Даже все его зубы при нем.

— Надо было выбить каждый с особой жестокостью и сделать из них ожерелье.

Мэгги рассмеялась, впервые за целый день искренне. У Элизабет был особый дар, она могла превратить любую, даже самую ужасающую, ситуацию в нелепый комикс, достойный смеха. У Мэгги немного отлегло от сердца, потому что она смогла разделить беду на двоих.

— Возможно, стоило врезать ему покрепче, но бедняга был так занят своей четырнадцатилетней любовницей — боюсь, не заметил бы комариного укуса!

— Четырнадцатилетней! — ахнула Элизабет.

— Это я для красного словца. На самом деле ей около двадцати. И она дьявольски хороша! Понимаешь, окажись она уродиной… или будь у нее обыкновенная, среднестатистическая внешность, мой ужас был бы не так силен. — Мэгги судорожно вздохнула. — А так это не только предательство, но и удар по самолюбию, да еще какой!

— Ох, Мэгги… — В голосе Элизабет было море сочувствия. Она много сил приложила для того, чтобы ее рыжая кузина поверила в себя и прониклась самоуважением, но борьба была тщетной. А гадкий поступок Грея сводил все усилия на нет. — Жаль, что я сейчас так далеко от тебя, Сардинка. Я бы обняла тебя! Крепко-крепко. — Она помолчала. — Ну и что ты намерена делать?

— Папа позвонил и сообщил о том, что мама в больнице. Так что у меня появился отличный предлог для поспешного бегства. Ты же знаешь, бегать я умею.