Рейчел не сочла нужным со мной попрощаться. Просто повесила трубку.

Собеседование состоялось в отделанном деревом конференц-зале университета. За столом сидело шестеро, а я рассказывала о себе, своем интересе к искусству, о том, что заставило меня поступать в университет. Я объяснила, что сначала мне пришлось оставить школу (я не сказала «бросить»), но теперь я решила серьезно подумать о будущем. Я подробно остановилась на работе в галерее Клюстера, подарившей мне опыт не менее ценный, чем тот, который я получила бы за школьной партой.

Удивительно, но я совсем не волновалась. Видимо, после пары сотен кастингов за последние месяцы для меня стало привычным делом заходить в комнату на суд незнакомцев. В комиссии заседали чиновники и профессура, все они были добры. Расспрашивали обо мне. И никто ни разу не спросил, готова ли я подстричься и покрасить волосы.

Я попрощалась со всеми за руку и покинула здание университета, выйдя на теплое солнышко. Майский день, весна наконец пришла. Я сначала заглянула в знакомый книжный магазин «Стрэнд», потом прошлась вдоль собачей площадки на Юнион-сквер, надеясь встретить Тома Форда, по которому иногда скучала.

Зазвонил мобильник Определитель номера высветил зональный код 212. Звонили из Манхэттена. Однако номер незнакомый. Обычно я тщательно отбираю входящие звонки, но на этот раз почему-то решила ответить.

Это оказалась женщина из комиссии. Я считалась очень сильным кандидатом еще до собеседования, на котором окончательно всех убедила в одном — стипендию нужно присудить мне!

Поблагодарив ее и, наверное, раз двадцать попросив поблагодарить каждого члена комиссии, я плюхнулась на скамейку совершенно без сил, с глупой улыбкой на лице. Волнение, которое я испытывала, получая модельные контракты, ни в какое сравнение не шло с ощущениями гордости и собственной значимости — ощущениями человека, выигравшего стипендию. Это было новое чувство, и оно мне по-настоящему понравилось.

А вокруг меня продолжалась обыденная городская жизнь: прогуливались парочки, бизнесмен в строгом костюме торопился на важную встречу, профессиональный выгуливатель собак вел с десяток дворняжек на перепутанных поводках.

Все проходили мимо, и никто не замечал, что в этот теплый весенний день на скамейке Юнион- сквер сидит самая счастливая девушка в мире.


19


Вопреки ожиданиям меня не выставили из общаги сразу после того, как я отвергла престижную съемку у Гюнтера. Агентству это было невыгодно — там все еще предполагали вытрясти из меня какие-то деньги.

Позвонил Люк. Рейчел, вероятно, даже думать не могла о том, чтобы поговорить со мной, не впадая в дикую ярость.

— Хизер, тебе нужно прийти, у нас для тебя отличное предложение… поработать в Осаке! — сообщил Люк.

Я помнила о судьбе Марго и, поблагодарив, отказалась. Вместо того чтобы дожидаться увольнения, я решила покинуть общагу по доброй воле — пришла пора действовать.

После взрыва Рейчел я абсолютно в этом уверилась. Со дня на день меня ждало увольнение, поэтому я попыталась как можно скорее найти себе жилье. И вновь на выручку пришел Биллем.

Наверное, мне следует благодарить Робера и благословлять тот день, когда я с ним познакомилась: в конце концов, именно француз привел меня в тот роковой вечер в «Бунгало 8», где я впервые встретила своего бельгийского друга.

Один из коллег Виллема держал галерею в Уильямсбурге в Бруклине. Там была комнатушка в служебном помещении, в которой мне предложили пожить в обмен на дежурства в галерее пару дней в неделю. Это была даже не комнатушка, а скорее чуланчик с кроватью. Туалет и душевая — в конце коридора. Но после восьми месяцев, проведенных в модельной общаге, я была готова смириться с чем угодно, даже с Бруклином. Кроме того, это было временно, пока я не сориентируюсь и не подберу что-то подходящее. Я не очень переживала по поводу нового жилья и по вечерам разглядывала для вдохновения фрески Кензо Минами. Родители пришли в восторг от того, что я буду учиться в университете, и пообещали помогать на первых порах в моей новой студенческой жизни.

Перебирая вещи, перед тем как начать их укладывать, я наткнулась на клочок бумаги с телефонным номером, рядом с которым было нацарапано имя — Ли. Брат красивой южноафриканской модели очень милый. Любопытно, помнит ли он меня?

В последний вечер перед моим отъездом новые девушки в общежитии решили устроить мне проводы. Они смотрели на меня как на старейшину, пока я потчевала их рассказами о Томе Форде, Светлане, Неделе моды и увольнениях. О нашем житье в модельной общаге уже начали ходить легенды. Мы отправились в новый крутой клуб — в один прекрасный день он просто материализовался среди прочих клубов Уэст-Челси. Девушки, недавно прибывшие в Нью-Йорк, восторженно гудели и озирались по сторонам, выискивая знаменитостей и клевых мальчиков. Одна из них, британская модель, в которой я успела разглядеть Светлану нового поколения, кружила по залу в поисках кокаина. Вскоре она уже сидела за столиком с двумя симпатичными мужчинами, перед ними стояли две бутылки.

Я прошла в туалет, а когда вернулась, то несколько секунд понаблюдала за нашей компанией со стороны. Девушки не видели, что я в зале. Они стояли дружной стайкой, красивые, высокие модели, привлекающие внимание всего VIP-зала. И они сознавали это, небрежно встряхивали волосами, словно их ничто не волнует в этом мире, потягивали клюквенную водку и судачили по поводу красавца-манекенщика, который только что подошел к бару. В их фигурах, в их лицах я разглядела Лору, Люцию, Светлану, Кристиану, Кайли, Марго и даже себя. Сходство мелькнуло и померкло, когда модели разошлись по углам эксклюзивного зала, освещенного свечами. Это были новые девушки, те, кто вскоре попадет на обложки журналов, и они были уверены, что через несколько месяцев их будут звать только по имени… будущие топ-модели.

Я выскользнула через черный ход VIP-зала, оставив девушек веселиться без меня. Я хотела вернуться домой. Мне предстояло осилить список литературы на лето.