С приходом Лоры бедная модель с Украины получила передышку: обе русские умолкли при эффектном появлении нашей соседки.

— Случилось?! — Лора обвела рукой вокруг себя. — Вот что случилось, Хизер! Сама знаешь, сколько мы платим за эту дыру, и я обратилась к агентству с простейшей просьбой, но они делают вид, что не слышат. Мы живем здесь, и я не хочу, чтобы мы страдали из-за их скупости.

Я попыталась урезонить Лору:

— В общем-то, мы ничего не платим…

— Хизер, очнись! Мы вынуждены платить, как только начинаем зарабатывать хоть какие-то деньги. Они учитывают каждый цент. Помнишь, как мы использовали салфетки вместо туалетной бумаги?

Конечно, я не помнила, ведь я только что здесь поселилась.

— Так вот, мы не должны спорить, чья очередь покупать бумагу, — агентству следует получше о нас заботиться. Я не слишком много требую.

Мы неуверенно покивали. Туалетная бумага. Со стороны происходящее казалось по меньшей мере безумным. Но, видимо, для Лоры это был камень преткновения в вопросе о том, как агентство должно с нами обращаться. Проблема, насколько я ее понимала, заключалась в том, что все девушки, подписавшие контракт с агентством, испытывали перед ним объективный страх: в любой момент агентство могло отказаться от их услуг и отослать домой, если девушки переставали подчиняться. Но Лора, преданная Лора, которая, видимо, действительно прониклась братством тесной общаги, наконец сломалась. Она жаловалась любому, кто соглашался выслушать ее в агентстве, — в основном другим моделям, — и, вероятно, кто-то (надеюсь, не из обитателей общаги) донес на нее одному из агентов, стараясь выслужиться. В результате Лору вызвали в тот день в офис — как она думала, для обычной проверки и обмера.

Из спальни появилась опухшая от сна Кайли: она решила отоспаться на всю катушку, но ее разбудила гневная тирада Лоры. Кайли инстинктивно направилась на кухню в поисках чего-нибудь тонизирующего. Лора продолжила.

— Кто-то доносит. — Она выгнула бровь и оглядела присутствующих. — Я знаю, это не вы, девчонки, но у кого-то в агентстве слишком длинный язык. Сегодня Рейчел вызвала меня к себе под большим секретом и заявила, будто слышала, что я недовольна, как обстоят дела в общаге, и постоянно жалуюсь на отсутствие туалетной бумаги. Тогда я сказала ей, что она все правильно слышала. И знаете, что она ответила?

Я не знала, но догадывалась. Разговоры с Рейчел часто заканчивались слезами, наши хрупкие эго так и хрустели под ее высоченными шпильками.

— Она в ярости начала на меня орать: «Думаешь, я добилась всего благодаря тому, что беспокоилась о паршивой туалетной бумаге? Ты где, по- твоему, живешь, в отеле "Говард Джонсон"?» — Лора даже притопнула. — Нет, вы подумайте только, «Говард Джонсон»! А потом она заявила, что мы не получим никакой туалетной бумаги, спорить тут нечего, и я могу не жить в общаге, если меня не устраивают условия или само агентство. Нет, нужно действовать, иначе они вообще сядут нам на голову!

Мы все затаили дыхание. Лора осмелилась перечить агентству. Поднять смуту.

— Ну так кто со мной?

Первую секунду после того, как Лора объявила войну, девушки уставились себе под ноги. Служащие агентства были нашими проводниками к успеху, людьми, которые держали наши судьбы моделей в своих руках, решая, кому послать рекламные листовки и на какие кастинги отправить… Разозлить их из-за такого пустяка, как рулон «Charmin», казалось чистым самоубийством.

Но затем заговорила Кайли, почему-то перейдя на дискант и подняв стакан с коктейлем, материализовавшийся у нее в руке.

— Это просто чертова туалетная бумага, понимаете, о чем я? Но мы ее заслуживаем, потому что права человека и прочая лабуда все-таки что-то значат! — объявила австралийка.

Волосы у нее торчали во все стороны из-за того, что она продрыхла все утро и день. Еще немного, и она перешла бы к обращению в ООН.

Елена похихикала немного, совсем чуть-чуть, — видимо, наши неприятности ее забавляли, ей ведь не нужно было ютиться в общаге.

— Вам нужна туалетная бумага? Я могу купить, если у вас нет денег, — сказала она, изображая заботу.

Ее шпильку никто не удостоил ответом. Даже Светлана наградила подругу ледяным взглядом.

— Лора, ты абсолютно права. Моя подруга учится в колледже, и она как-то рассказывала, что у них в общаге полно бесплатной туалетной бумаги, — сказала я.

Светлана закивала — видимо, от мысли о революции в ней начала закипать ее русская кровь.

— Ладно, тогда мы вместе. Или они снабжают нас туалетной бумагой, или им придется ответить, — победно объявила Лора, добившись нашей поддержки на первых порах.

— Да! Но как именно ты предлагаешь достучаться до агентства? — поинтересовалась я.

— Ударим по их больному месту — кошельку. Если мы перестанем ходить на кастинги, то они будут плохо выглядеть в глазах других агентов. А раз мы перестанем получать работу, как тогда им наживаться на нас? Нельзя позволить, чтобы они и дальше обращались с нами подобным образом, я права? — заявила Лора.

— Права! — хором ответили мы.

Вот так началась Битва за туалетную бумагу. Черт возьми, мы ведь модели, мы заслужили туалетную бумагу. История знала и более нелепые революции, чем наша, — загляните в учебники.

Через пару дней после начала Битвы за туалетную бумагу я мчалась в такси по Восьмой авеню со Светланой и клубным агентом, который только что накормил нас обедом на Бонд-стрит. Я сдержала свое обещание Светлане — мы ехали в клубы «Шатер» и «Две семерки», и мое сердце бешено стучало от радостного предвкушения того, что подарит мне вечер.

С тех пор как началась Битва, я не слишком утруждала себя мыслями о бумажных изделиях или революциях, но теперь, на заднем сиденье такси, я не могла думать ни о чем другом. Одной рукой Светлана прижимала к носу комок туалетной бумаги, стараясь остановить кровотечение, а второй массировала загорелое бедро агента поверх штанов от Gucci. В ответ он слабо ей улыбнулся, а потом снова принялся разглядывать в окно мелькающие улицы.

Моя первая неделя в Нью-Йорке пронеслась так же головокружительно, как городские огни, мигавшие за окошком такси, когда оно со скрипом свернуло на Двадцать третью улицу. Агентство все-таки решило оставить меня на контракте, заверив, что никто не отошлет меня обратно в Виргинию и мне не придется выслушивать: «А я ведь тебе говорила». Пройдя процедуру обмера, я отправлялась на бесконечные, сменявшие друг друга смотрины. Я говорила себе, что на самом деле они не считаются кастингами и Лора не будет на меня в обиде за то, что я нарушила солидарность. Я просто там появлюсь — она ведь не ждет, что я буду строить из себя мученицу?

Хотя большого значения это не имело. Битва за туалетную бумагу длилась в полную силу часов четырнадцать. Спустя всего лишь день после нашей решительной резолюции все девушки потихоньку разошлись по кастингам. Битва превратилась в фарс, участницы прикидывались, будто соблюдают правила, хотя все знали, что никто их не соблюдал. Даже Лора время от времени исчезала с портфолио под мышкой — как она говорила, «проветриться». В общем, нарушая дух, если не букву, нашего пакта, я целыми днями таскалась по смотринам, еле волоча ноги, переходя из одной редакции шикарного журнала в другую, носилась туда и обратно по Авеню высокой моды,[9] не выпуская из рук альбом с фотографиями моих предыдущих показов в Виргинии и Майами. В перерывах между смотринами я проводила время в студиях различных якобы знаменитых фотографов, где делала пробные снимки, чтобы увеличить свой портфолио, так как на большинстве старых снимков я, по общему признанию, была моложе и худее.


Все смотрины проходили более или менее одинаково: короткий разговор, во время которого я старалась ослепительно улыбаться, потом какая- нибудь важная шишка пролистывала мой альбом, меня фотографировали полароидом, затем рукопожатие и «спасибо» на прощание. Некоторые встречи были такими краткими и лаконичными — а приемная просто-таки забита ослепительными девушками, — что мне казалось, будто я произвела ужасное впечатление и после моего ухода администратор, с которым я встречалась, обязательно позвонит в агентство и скажет: «О чем вы думали, посылая сюда эту страхолюдину? Нет, в самом деле, я был о вас лучшего мнения. Дайте этой дикарке упаковку «TrimSpa»,[10] и пусть едет обратно в свою пещеру». Но в конце недели агентство сообщило мне, что мою кандидатуру рассматривают для каталога одного универмага, и это, в общем, гарантировало, что какое-то время я еще побуду в Нью-Йорке. Естественно, мне захотелось отпраздновать это событие, но вечер превратился в антипраздник и для Светланы, и для меня. Мы обе побывали на кастингах, где шел отбор на предстоящие дефиле Недели моды, и обе не получили ни одного предложения. Но все проблемы мигом растворяются в городской ночи с нужным количеством алкоголя и веселья…

В кокетливом платье от Betsey Johnson, одолженном у одной из девушек, и паре Светланиных Jimmy Choo, я представляла, что моя первая ночь в клубе пройдет с абсолютным фурором. Глянув перед выходом на себя в зеркало, я поняла, что не один мужчина свернет себе шею, глядя мне вслед, — мне даже стало интересно, сколько их будет.

По вторникам Светлана посещала «Шатер». У нее было целое расписание: в понедельник — «Баттер», во вторник — «Шатер», в среду — «Каин», в четверг — снова «Шатер», в пятницу — «ПиЭм». Суббота оставалась непредсказуемой — либо попытаться пробраться в «Бунгало 8», либо довольствоваться чем-то менее шикарным. Ну а воскресенье, разумеется, день отдыха, как велел Господь, к тому же в большинстве клубов все равно устраивалась ночь для геев. А с понедельника все сначала.

Светлана постигла все азы ночной жизни еще в Москве, где она начинала как модель, приехав в большой город из какого-то унылого городка под Одессой. Ее отец, чиновник из Новгорода, посланный на Украину, умер от инфаркта в возрасте сорока семи лет после распада СССР. Ее русская мать решила остаться на Украине, и они переехали в маленький городок около Одессы, в скромную квартирку, из которой с помощью бинокля можно было даже разглядеть Черное море. В Москве Светлана вспыхнула яркой звездой на модельном небосклоне благодаря своей невероятной стройности, длинным конечностям и уникальным чертам лица, и вскоре русские менеджеры сплавили ее в Нью- Йорк. Не бесплатно, разумеется.