И он до сих пор не счел нужным об этом упомянуть? Дафна нервно вцепилась в край скамьи. Стремление узнать правду соперничало со страхом.

– И какие же?

– Вчера вечером я навестил Чарлтона. Портрет у него.

– Вы видели его собственными глазами? А кто-нибудь еще видел?

– Нет, сам я ничего не видел, а насчет других… трудно сказать. Возможно, кто-то когда-то заходил в частные апартаменты и обратил внимание на картину. Но сейчас старик спрятал свою драгоценность. Боится, что кто-нибудь украдет.

Дафна решила, что не расслышала.

– Кто-нибудь украдет портрет?

– Да.

– Странно.

– Возможно, и странно. Но в данном случае странность барона нам на руку.

Как хорошо он это сказал: «нам».

– Почему же?

Вывод напрашивался не самый утешительный: лорд Чарлтон дорожил картиной.

– Потому что мы выигрываем время. Старик сидит дома, а вместе с ним остается взаперти портрет. Дело за малым: убедить его продать реликвию. Клянусь, я непременно это сделаю.

Лорд Фоксберн говорил уверенно, как о деле решенном. Дафне показалось, что с плеч сняли тяжкий груз. И почему-то внезапно подступили слезы.

– Замечательно! – Ей захотелось обнять спасителя, однако недавняя вспышка гнева заставила сдержаться. Любое прикосновение опасно непредсказуемыми последствиями. – Обязательно найду способ вас отблагодарить.

Граф поднялся.

– Не рассчитываю на вознаграждение, мисс Ханикот. – Он выглядел усталым, как будто короткий разговор потребовал немалых усилий. – А сейчас мне лучше вернуться в дом, пока кто-нибудь не заметил, что мы оба исчезли.

Лорд Фоксберн ушел, оставив Дафну на скамейке в укромном уголке сада, – озадаченную и одинокую.

Глава 15

Фактура – 1.Зрительное и тактильное свойство холста, обычно создаваемое несколькими слоями краски или применением других материалов. 2.Неповторимое ощущение при осязании; например, легкое покалывание при прикосновении к подбородку джентльмена.

Бенджамин лежал, уставившись в потолок. Сон не приходил. Учитывая поведение во время недавней встречи в саду, можно было бы предположить, что бессонница – результат угрызений совести. По всем правилам ему и в самом деле следовало бы жестоко раскаиваться.

Но он не раскаивался.

Закрыть глаза и уснуть мешала боль – в этот раз особенно изощренная и мучительная.

Зародилась она в обычном месте – в правом бедре, – но стремительно завоевала все тело. Ныли даже зубы.

В два часа ночи Бенджамин применил испытанное средство, но двойная порция бренди не принесла желанного облегчения, а лишь добавила неприятностей: комната начала отвратительно кружиться. Никогда еще приступ не тянулся так долго. Страдалец беспомощно корчился от боли и безжалостно ругал себя всякий раз, когда не удавалось сдержать стон.

Как только в окне забрезжил дневной свет, голова ответила жуткой резью в висках.

Агонию усугубил настойчивый стук в дверь; вместо ответа из груди вырвалось невнятное рычание.

Дверь распахнулась, и на пороге возник свежий, полный сил Джеймс Аверилл.

– Вставайте, Фоксберн. Мы же собирались рано утром выехать на охоту, помните?

Вечером охота представлялась отличным вариантом, потому что позволяла уехать из дома, как можно дальше от Дафны, и выбросить из головы ненужные мысли.

Но сейчас идея казалась порождением ада.

– Я не поеду. – Каждое слово требовало нечеловеческих усилий. – Нога разбушевалась. Полежу. – Бенджамин накрыл голову подушкой и махнул рукой, ожидая, что дверь закроется.

Но спасительного звука не последовало.

– Какого черта, Аверилл? Неужели не ясно?

– Я не очень силен в логических построениях. Куда увереннее чувствую себя среди фактов, цифр и прочих конкретных понятий. Вчера вы выглядели вполне здоровым и бодрым. Что же произошло?

– Прокатился верхом. Впервые за долгое время.

– И поездка вызвала такую боль?

– Да, – сквозь зубы процедил Бенджамин.

– Позвать кого-нибудь? Может быть, отправить лакея за доктором?

Больной отбросил подушку.

– Не смейте привозить врача. Понятно? Повторять не надо?

– Понятно, – угрюмо подтвердил Аверилл. Повернулся, чтобы уйти, но остановился. – Знаете, Фоксберн, иногда кажется, что вам нравится страдать.

Бенджамин уничтожил адвоката презрительным взглядом.

– Катитесь ко всем чертям.

Аверилл ушел, бесшумно закрыв за собой дверь. А ведь любой другой на его месте хлопнул бы ею изо всех сил.

В кромешном отчаянии Бенджамин сжал голову ладонями. Хуже быть уже не могло.

Спустя некоторое время оказалось, что он ошибался. Могло, да еще как!

Следующие несколько часов прошли в мучительном тумане. Бренди он больше не пил – все равно не помогало. Просто лежал неподвижно и ровно дышал, мечтая уснуть. Может быть, обнаружится, что ужасные двенадцать часов – всего лишь кошмарный сон. Наступит солнечное утро, он проснется под пение птичек, увидит на небе радугу и станцует залихватскую жигу.

К сожалению, рассчитывать на удачу не приходилось.

Вместо этого приходилось терпеть пытку столько, сколько ей было угодно продолжаться.

Неизвестность терзала не меньше самой боли.

Он перестал считать. И начал задавать себе вопросы.

Что если адские муки больше никогда не прекратятся? Что если остаток жалкой жизни суждено провести в бесконечных терзаниях? Простыни намокли от пота. В ушах стучала кровь, а время от времени мерный ритм нарушался драматическими стонами. Неужели стонал он сам?

Гнев постепенно перерождался в нечто более мрачное. В отчаяние.

В сознании проносились страшные картины: раздавленное тело Роберта; неудержимый поток крови изо рта умирающего друга. Пуля, вонзившаяся в бедренную кость; зияющая дыра в ноге. Дым, разъедающий глаза; отчаянные крики и предсмертный хрип поверженных бойцов.

Видения, воспоминания, сны или что-то другое – не менее жуткое – отказывались отступать. Они кружились и кружились в жестоком хороводе до тех пор, пока Бенджамин уже не мог различить, где болезненное наваждение, а где реальность.

И вот, разорвав бесконечную череду бредовых образов, в сознание проник тихий стук. Бенджамин прислушался и возблагодарил судьбу даже за мгновенную передышку.

Стук повторился.

– Бенджамин?

Женский голос. Чистый и мелодичный, он разогнал черные тучи. Но боль осталась на месте.

– Бен, вы меня слышите?

Захотелось ответить, оказаться рядом.

– Да, – попытался произнести Бенджамин, однако вместо короткого слова получился лишь стон.

– Можно войти?

Он смутно вспомнил, что лежит в спальне. В доме Роберта. Теперь уже в доме Хью. Заставил себя открыть глаза и посмотреть на собственное тело. Голый. Никакой одежды, а простыни скомканы где-то в ногах. Но хуже всего то, что правая нога на виду во всем своем ужасающем безобразии: под изуродованной кожей – скрученные судорогой мышцы и дырка величиной со сливу в том месте, куда вонзилась пуля.

Бенджамин привстал, чтобы натянуть простыни и одеяло. Движение потребовало нечеловеческих усилий. Едва накрывшись, он рухнул на спину. Дверь скрипнула.

Дафна. В душу пробился робкий луч света.

– Надеюсь, что не очень вас побеспокою. – Своим видом она напоминала весну, нарциссы и лимонный пирог.

В то время как сам он, должно быть, походил на медленно подыхающего зверя.

– Нет, – прохрипел в ответ Бенджамин.

Голубые глаза быстро скользнули по жалкой фигуре на кровати, и на чистом лбу залегла тревожная складка. От внимания не укрылись ни почти пустая бутылка бренди возле кровати, ни небрежно смятая одежда на полу.

– Готова вам помочь. Сейчас зайду к миссис Норрис, чтобы взять все необходимое, и тут же вернусь. Но вы не будете ни возражать, ни спорить, а сделаете то, что скажу. Понимаете?

Бенджамин хотел попросить не уходить, остаться рядом: лишняя минута одинокой агонии казалась невыносимой.

– Да.

Дафна удивленно посмотрела на него и скрылась в коридоре. Пять минут отсутствия тянулись бесконечно, но она вернулась, как и обещала, с кувшином в одной руке и несколькими полотенцами в другой.

– Миссис Норрис греет воду. А я тем временем приведу вас в порядок.

Она поставила кувшин на стол около постели, а бренди отправила в дальний конец комнаты. На обратном пути собрала с пола грязную одежду и белье и без церемоний выбросила в коридор. Принесла от умывальника таз и поставила рядом с кувшином.

– Не хотите ли выпить? Воды?

– Да, пожалуйста.

Дафна оглянулась, но не нашла чистого стакана. Снова вышла, вернулась и налила из кувшина воды.

– Сможете сесть самостоятельно или помочь?

Бенджамин с усилием оторвал от подушки каменную голову. Дафна ловко засунула руку за спину, приподняла его и поднесла к губам стакан. Он сделал несколько глотков и даже не заметил, как вода потекла на одеяло.

Дафна осторожно опустила больного, попутно обдав волной нежного, легкого аромата полевых цветов.

Скоро на лоб легло прохладное влажное полотенце. Милосердная фея двигалась легко и уверенно, что-то тихо напевая. Намочила в тазу второе полотенце и энергично выкрутила. Но, когда повернулась к больному, щеки горели румянцем.

– У вас жар, поэтому первым делом нужно немного освежить. Там, под простынями… – Она зажмурилась, как будто так было легче закончить вопрос, – есть какая-нибудь одежда?