— Ты — ублюдок, — закричала она. — Как ты смеешь стоять здесь и упрекать меня в том, что я продала свою душу за деньги и славу? Если ты так думаешь про меня, то знай: ты ничуть не лучше. У тебя куча денег, полученных от продажи твоей компании, и теперь ты — обыкновенный дилетант, бегающий с фотоаппаратом и щелкающий все подряд. А ты воображаешь, что все это останется для истории. Расстанься со своими миллионами, Флетчер, и тогда посмотрим, сколько ты заработаешь как фотохроникер.

Чар сделала шаг вперед, потом отошла назад, она решила облегчить душу и высказать Флетчеру все, что мучило ее.

— Кто, черт возьми, дал тебе право судить меня? Ты ведешь себя как шут, ты это понимаешь? Мне кажется, что передо мной персонаж из плохой мыльной оперы. «О, Чар, ты растеряла лучшее, что в тебе было», — передразнила она Флетчера, сверкая глазами, и он опешил от ее ярости. — А сам ты в кого превратился? Слушай, ты ни с кем не можешь ужиться. Я ни на минуту не поверю, что ты избавился от зависти. Я думаю, ты завидуешь все сильнее, скоро ты станешь рабом этого чувства, хотя и не понимаешь этого. Ты ненавидишь мой успех, набрасываешься на меня со своими глупыми упреками!

Чар вся дрожала от гнева, ее глаза сверкали. В глубине души она понимала, что ее поведение — лишнее доказательство той правды, которую Флетчер так мягко пытался довести до ее сознания. Но Чар не могла даже допустить мысли, что он прав. Если бы она посмотрела на себя со стороны, то, наверное, ослабила бы напор, с которым окунулась в дела своей едва оперившейся компании. Ведь на самом деле она, Чар Броуди, — дизайнер из маленькой мастерской на острове Коронадо. Подавив страх, загнав его в самый дальний угол своей души, Чар посмотрела на Флетчера.

— У тебя не хватило мужества управлять своей компанией, а теперь ты хочешь участвовать в моих делах. Или ты хочешь, чтобы, подобно тебе, я все бросила, потому что мой успех тебя расстраивает, напоминает о твоем провале? Нет, Флетчер, этого не будет. Я не собираюсь стоять здесь и смиренно выслушивать твои упреки. Вряд ли ты можешь трезво судить обо мне или о чем-нибудь еще. Ты говоришь, что любил меня. Почему? Потому что я боролась за свое будущее. Но разве борьба входит в круг твоих жизненных ценностей?

Флетчер, не отвечая на ее упреки, направился к лестнице, ведущей к дороге. Чар взвилась, ее бесило, что она не видит его лица.

— Оглянись, Флетчер! Посмотри на меня!

Он молча подчинился. Чар стояла совсем рядом, с пылающими щеками и горящими глазами. Как она была прекрасна! В ней все было совершенным даже в беспощадном, ярком свете солнечного дня. И он любил ее. И ненавидел ее и себя. Как он хотел, чтобы ничего этого не было. Чтобы их отношения никогда не подвергались испытанию ни деньгами, ни властью. Но им пришлось пройти через эти искушения, и оба потерпели неудачу. Инстинктивно Флетчер поднял фотоаппарат и сделал еще один последний снимок.

— Чар, мы — не те, за кого себя выдаем, — сказал он, опустив фотокамеру. — Мы хотим казаться лучше, чем есть на самом деле. И я не так ужасен, как следует из твоих слов. Но есть вещи, на которые мы смотрим по-разному. Мне необходимо, чтобы ты меня понимала и ценила, разделяла мои творческие устремления. Я думал, что ты ждала от меня того же. Но ты хочешь, чтобы наше существование протекало вдали от реальной жизни. Когда ты доверила этому парню разрабатывать новые модели, ты лишилась самого главного. Я скорее дал бы отсечь себе руку, чем доверил бы кому-то фотоаппарат, и, стоя рядом, стал подсказывать, что и как снимать. Я любил всю тебя, Чар, не только твою прекрасную телесную оболочку, но и твою энергию, твой интеллект, твой талант, твою душу.

Чар не могла позволить ему уйти, оставив ее в тишине, где звенели его последние слова.

— А я любила человека, который достаточно знает мир, чтобы не мешать другим искать свое место в жизни, — парировала она. — Я любила справедливого, умного мужчину, который из увиденного им старался отразить самое интересное и важное в своих фотографиях. Думаю, я — единственное существо, в котором, по твоему мнению, ничего не должно меняться. Разве не так, Флетчер? За всеми этими разговорами о равенстве полов, о взаимопонимании, о встрече двух родственных душ на самом деле скрывается желание видеть в женщине только женщину, а в мужчине — мужчину.

Флетчер грустно покачал головой.

— Ты знаешь, что это не так. Давай прекратим этот разговор. Я очень много думал о наших отношениях, стремясь понять, что меня в них не удовлетворяло. А ты ни о чем не задумывалась. Ты просто надеялась, что, раз мы любим друг друга, все будет прекрасно. Мы не должны бояться расставания, если все так складывается. Пойми это, Чар. Да, это невыносимо больно, но будет еще больнее, если мы попытаемся сохранить все, как есть. Пойми, Чар. У нас нет другого выбора.

Чар била дрожь, внезапная боль пронзила ее с головы до ног, пальцы похолодели. Она хотела закричать, кинуться к Флетчеру на шею, умолять его, чтобы он изменил свое решение. Но в следующую минуту она была готова бежать от него, чтобы никогда больше не видеть его лица, забыть об их любви, о чувствах, которые она испытывала, растворяясь в его объятиях. Нерешительность, боль и гнев боролись в ее душе, но Чар пыталась справиться с ними. Она сжала пальцы в кулаки, слезы слепили ее. Вместо Флетчера, стоявшего на несколько ступенек ниже ее, она видела только расплывчатый силуэт. Но и этого было достаточно, чтобы понять, как ему больно, какую пустоту скрывает он в своем сердце. Нет, она не была в этом виновата.

Чар гордо вскинула голову. В том, что их любовь умерла, виновата не она. Может быть, это было просто любовное приключение. Как она была глупа, что верила всей этой чепухе о вечной любви, мечтала о ней всю жизнь. Медленно, обдумывая каждое слово, Чар сказала, пытаясь сдержать дрожь в голосе:

— Значит, вот в чем дело. Все кончено. Просто потому, что ты решил: я не соответствую твоим ожиданиям.

— Это не мои ожидания. Ты живешь в разладе со своим собственным «я».

Чар прервала Флетчера, подняв руку.

— Избавь меня от философской дискуссии. Я больше ничего не хочу слышать. Я сейчас только возьму сумочку и отвезу тебя в Коронадо. Мы расстанемся, как цивилизованные люди, пусть будет так. Но, Флетчер… — Чар неожиданно умолкла. Слезы катились по ее щекам, душили ее, не давали говорить. Порывисто вздохнув, Чар продолжила: — Но помни, Флетчер, когда будешь думать обо мне и о нашей любви. Помни: ни один человек не может изменить другого по своему желанию. Люди меняются только под влиянием обстоятельств, чувств и окружения. Они прислушиваются к мнению тех, кому доверяют, на чей совет и поддержку рассчитывают в трудные минуты. Может быть, мы были рождены, чтобы любить друг друга в этом суровом мире. Но встретившись, оказались слишком эгоистичными, чтобы дать друг другу то, в чем нуждался каждый из нас.

— Ты права, Чар. Я знаю, я оказал тебе плохую услугу, ожидая от тебя того, на что ты не была способна. Но я знаю также, что не смогу следовать за тобой туда, куда ты сейчас идешь. Мне не нравится то, что с тобой происходит, и меня не устраивает то, что происходит со мной.

Чар опустила голову. Ей хотелось закричать, броситься на Флетчера с кулаками и колотить его в грудь, пока не утихнет ее боль, не отступит гнев, заставить его понять наконец, что она не изменилась, что она такая же, как была раньше. Но вместо этого Чар пробормотала:

— Пойду возьму ключи.

— Оставь, не надо, — Флетчер отверг ее предложение, — я доберусь сам.

И он ушел. Потрясенная, Чар смотрела ему вслед. Он предпочел остаться один так далеко от дома, вместо того чтобы провести с ней в автомобиле всего один час. Пусть будет так, Флетчер. Через несколько минут он подошел к повороту дороги и скрылся из вида. Чар не могла видеть гримасы страдания, исказившей его лицо, не могла слышать стонов, срывавшихся с его дрожавших губ. Он шел все быстрее, боясь, что не выдержит и бросится назад, к ней, потому что без Чар ему было так одиноко на этой земле.

Ничего этого Чар не знала. Она знала только, что он ушел от нее легко, без сожаления. А она осталась одна на пустынном берегу бескрайнего океана, перед неправдоподобно красивым мраморным домом, который не мог услышать ее жалоб. Колени ее подогнулись, она опустилась на пол и зарыдала. Прислонившись лицом к холодному мрамору балюстрады, обрамлявшей террасу, она заливалась слезами. Когда они наконец иссякли, Чар поняла одно: без Флетчера у нее не было больше ничего, кроме «Броуди Дизайн», и» Броуди Дизайн» останется с ней навсегда.


— Кэрол, немедленно соедини меня с Россом.

Чар вихрем пронеслась мимо стола Кэрол и бросила указание своей помощнице, даже не взглянув на нее. Был конец рабочего дня, и служащие заканчивали последние дела, собирались домой.

Четыре часа Чар сидела на террасе своего нового дома, плакала, всматривалась в даль, ждала. Как глупо с ее стороны было надеяться, что он вернется, думать, что это был очередной приступ плохого настроения, уныния, меланхолии… Как всегда, когда она думала о Флетчере, у нее не хватало слов.

По крайней мере, она не убегала ни от каких жизненных испытаний. Ему не нравилось руководить компанией, и он бросил ее, спрятался за объективом фотоаппарата. Ему не нравилось, как развивались их отношения, и он ушел. Но она ему еще покажет! Она не даст ему так легко уйти! Память о ней не позволит Флетчеру выбросить ее из своего сердца. Она продемонстрирует ему, как надо управлять компанией. Куда бы он ни пошел, везде перед ним будет ее лицо, в каждом магазине он будет видеть ее работы. Она создаст такие модели, которые приведут Флетчера в восторг, и тогда он наконец поймет, что ошибался. Тогда он наконец… Неожиданно слезы опять подступили к горлу. Сердце вновь сжалось от страха, который, казалось, оставил ее навсегда. Без Флетчера она не могла быть прежней Чар Броуди. Без Флетчера она ничего этого сделать не могла. В голове было пусто, карандаш валился из рук, она не могла придумать ни одного нового платья. Нет, придется действовать по-другому. Ей нужен был Росс и…