— Прошлой ночью нам с папой прислуживал в гостинице официант. Он очень-очень старый и говорил, что работал здесь в детстве. По его словам, семья всегда называла часовню королевской из-за Карла II. Он поведал это как большой секрет: такое название использовали только члены семьи, потому что «низшие чины» были недостойны об этом знать. Так что, если дом годами пустовал, неудивительно, что об этом никому не известно.

— Боже правый, неужели это возможно? — воскликнул Адольф.

Шаги в коридоре заставили их насторожиться, но это был Джон.

— Я оставил Уингейта кричать на рабочих. Он совершенно счастлив, когда ему никто не перечит, поэтому я решил на минутку ускользнуть. Кто-нибудь что-нибудь нашел?

Рена быстро объяснила про королевскую часовню.

— Какая необыкновенная удача, если это правда, — сказал Джон. — Пойдемте проверим. Однако нужно соблюдать осторожность. Уингейт не должен видеть вас, Адольф и Сесил. Я вернусь и отвлеку его.

Джону это было не по душе, однако он сумел улыбнуться, вернувшись в холл, где все еще находился Уингейт, отдающий распоряжения какому-то крепко сложенному господину.

— Это Симпкинс, архитектор, которого я нанял, — сказал он.

Джон приложил усилие, чтобы не поморщиться, и протянул Симпкинсу руку.

— Рад познакомиться, сэр. Мы должны обсудить, что вы собираетесь делать в моем доме.

Он чуть-чуть выделил слово «моем».

Симпкинс, порядочный человек, почувствовал, что здесь что-то неладно. Уингейт говорил так, будто это его дом. Архитектор в нерешительности переводил взгляд с одного на другого.

— Это чертежи у вас в руках? — спросил Джон, указывая на рулоны бумаги, которые держал Симпкинс.

— Да, сэр.

— Почему бы нам всем вместе не посмотреть их в библиотеке?

Как и надеялся граф, при виде того, что он становится более «благоразумным», на лице Уингейта появился самодовольный оскал, и он уже без всяких возражений позволил увести себя в библиотеку.

«Теперь, — думал Джон, — у остальных есть возможность незаметно спуститься вниз и пройти в часовню».

Чертежи были отличными, за исключением башни. Если бы только Джон мог позволить себе взяться за эту работу самостоятельно, он бы с радостью нанял Симпкинса.

Если бы только…

Он мысленно перенесся в часовню, где его друзья искали то, от чего зависела судьба всех.

Граф с трудом заставил себя сосредоточиться.

— Эта башня недопустима, — сказал он. — Вы должны сначала укрепить фундамент.

Симпкинс облегченно вздохнул.

— Как раз об этом я все время пытался…

— Заткнитесь оба, — огрызнулся Уингейт. — Я хочу башню, именно такую. И хочу ее сейчас же. Если вы думаете… Какого дьявола ты тут делаешь?

Джон с архитектором подняли взгляд и увидели на пороге Адольфа, смотревшего на сына печальными глазами.

— Мне хотелось увидеть тебя вновь, — сказал он.

— А мне не хотелось, и я не желаю тебя видеть. Вчера я сказал, чтобы ты убирался. Почему ты меня преследуешь?

— Возможно, потому что ты мой сын и, несмотря ни на что, я все еще тебя люблю.

— Сентиментальная чушь! — сказал Уингейт уже с какой-то мягкой свирепостью. — Держись от меня подальше. Я не позволю тебе лишать меня покоя.

— Но это уже происходит, — сказал Адольф все тем же меланхоличным тоном. — В мыслях ты видел меня все чаще с каждым новым порочным деянием. Вот почему мой вид тебе так ненавистен.

— Убирайся из этого дома!

— Это решать его владельцу, — сказал Адольф, посмотрев ему в глаза. — А ты не владелец, и никогда им не будешь.

— Неправда. Я никогда еще не терпел поражения. Он, — Уингейт ткнул пальцем в направлении Джона, — не откажет мне в конце концов. Он не может себе этого позволить.

— Ошибаешься, — сказал Адольф. — Он не может себе позволить не отказать тебе.

Джон встал рядом с ним на пороге.

— Мистер Симпкинс, — сказал он, — если удача от меня не отвернется, мы с вами сможем поговорить в другой раз. А пока что не подходите к башне и близко.

— Распоряжения вам отдаю я, — накинулся на архитектора Уингейт.

— Но позвольте, сэр, — принялся успокаивать его Симпкинс. — Вы ведь не хотите, чтобы я обрушил дом прямо вам на голову, не так ли?

Джон воспользовался случаем, чтобы вывести Адольфа из комнаты.

— Я думал, вы собирались держать свое присутствие в тайне, — буркнул он.

— Я не стану прятаться от родного сына. Каким бы странным это ни казалось, я все еще люблю его, и даже надеюсь вернуть на путь истинный.

Разговаривая, они шли к тыльной стороне дома, где находилась часовня. Сесил, Матильда и Рена обыскивали ее вдоль и поперек. Это была тяжелая работа, хотя сама часовня была небольшой.

— Они, конечно, могут быть и там, — сказал Джон, показывая вверх, на хоры, тянувшиеся вдоль одной стороны часовни. — Как туда добраться?

— Отсюда никак, — сказала Рена. — Там обычно сидели слуги. Они заходили через отдельный вход с заднего двора.

— Сначала нужно тщательно обыскать главное помещение часовни, — сказал Адольф. — А потом подумать о хорах.

К общему смятению, тщательные поиски в часовне ни к чему не привели.

— Куда ведет эта дверь? — спросил Рену Адольф. — Могу предположить, что в ризницу.

— Да, только она совсем крошечная. Когда я была ребенком, папа пользовался ею, когда отправлял здесь службу. Это случалось не особенно часто. Кроме похорон старого графа, папа крестил здесь двух детей и провел одно венчание. Это была внучатая племянница графа, она попросила меня исполнить роль подружки невесты. Я так радовалась.

Говоря это, Рена отперла дверь в ризницу. Внутри стоял маленький столик, а на нем лежала книга записей рождений, браков и похорон. Она все еще была открыта, и можно было ясно различить подчерк отца Рены.

— Давайте осмотрим вон ту стенку, — сказал Адольф. — Очень подходящее место для тайника. Помогите мне передвинуть стол.

Вдвоем они попытались сдвинуть его с места, но не тут-то было.

— Он за что-то зацепился, — сказал Адольф. — Половица сдвинулась и не дает ему пройти. Дайте-ка я…

Он взялся за половицу, но та внезапно с легкостью поддалась его усилиям и слетела со своего места.

И там, в зазоре под ней, они увидели кожаный кошелек, такой же, как Рена с Джоном нашли под крестом, только больше.

— Адольф…

— Спокойно, моя дорогая, не радуйтесь слишком рано.

Но Рена не могла не броситься к двери, крикнув остальным в часовне:

— Скорее сюда! Мы что-то нашли!

В мгновение ока все столпились в тесной ризнице, окружив Адольфа. Тот открыл мешочек, опустил в него руку, вынул содержимое и разложил его на столе.

Золотые монеты. Двадцать три штуки.

— Мы нашли их? — прошептала потрясенная Рена.

— Нашли, — сказал Адольф. — Двадцать три оставшиеся золотые монеты, принадлежавшие когда-то королю Карлу II.

— И это значит…

Джон тоже не посмел озвучить свои мысли.

— Это значит, что теперь у вас все тридцать, — сказал Адольф. — Часть истории нашего народа… И, поскольку у вас полный набор, у него сказочная цена.

— Вы говорили сто тысяч? — сказал Джон. — Неужели так много?

— Я могу дать вам имя коллекционера, который ищет их долгие годы, — сказал Адольф. — У меня нет никаких сомнений в том, насколько они ценны для него. Скоро вы будете в безопасности.

— В безопасности! — эхом прокатилось по ризнице.

Они хором произнесли это слово, глядя друг на друга. И повторили вновь, потому что оно стало для них самым прекрасным словом на свете.

— Почему вы говорите «будете в безопасности»? — захотел узнать Джон. — Ведь нам уже сейчас ничего не грозит?

— Вы не будете в безопасности, пока не заключите законный брак, — сказал Адольф. — И это должно произойти как можно скорее.

— Но он не позволит этого, — вздохнула Матильда. — Джону с Реной — нет, конечно, но нам с Сесилом он найдет способ помешать. Просто увезет меня в Лондон.

— Нет, если вы поженитесь здесь и сейчас, — сказал Адольф.

Молодые люди переглянулись.

— Но разве это возможно? — спросил Джон.

— Я священнослужитель. Отошедший от дел, но все еще правомочный. Эта часовня по-прежнему является освященной, как сказала мне мисс Колуэлл.

— Конечно. Хотите сказать, вы думали об этом уже тогда?

— Я люблю заглядывать далеко вперед.

— Будет ли это законным без свидетелей? — поинтересовался Сесил.

— Но у нас есть свидетели, — сказал Адольф. — Вы засвидетельствуете браки друг друга. А если мой сын попытается создать проблемы, я просто обращусь с этим делом к местному епископу, который, уверен, меня поддержит.

— Вы знакомы с епископом Хостоном? — спросила Рена.

— Знаком? Я учил его в теологическом колледже. Он брал у меня книги почитать. Думаю, у него и сейчас осталась парочка. Так что на этот счет можете не беспокоиться. Матильда, ты совершеннолетняя?

— Мне двадцать четыре года.

— А вы? — он посмотрел на Рену.

— Мне двадцать два, и у меня нет семьи.

— В таком случае, я могу обвенчать вас сейчас, если таково ваше желание.

— Да! — хором воскликнули все четверо.

— Тогда закройте двери на засов, — зычно сказал Адольф. — Пусть никто не войдет, пока дело не будет сделано.

Это были самые необыкновенные свадебные церемонии, какие только видела Рена. У девушки не было никаких сомнений, что им ничто не угрожает с этим святым человеком. За исключением отца, никто еще не производил на нее такого глубокого впечатления своей силой добра.

По общему согласию Сесил с Матильдой обвенчались первыми, потому что им угрожала большая опасность от отца девушки. Потом Джон сказал своей возлюбленной: