Луиза знала об этом, потому что то же самое произошло, когда Кэролайн Тревельян не больше недели назад скомпрометировала себя и была обесчещена сперва в Желтой гостиной, а затем в гардеробной Хайдов. Луиза сама была среди тех, кто прикладывал ухо к дверям, когда происходили переговоры.

То, что ситуация полностью повторяется и что София — движущая сила этих событий, не было простым совпадением.

Луиза знала, что София приложила руку, чтобы устроить это. Конечно, знала, но, к несчастью, доказательств не было. Также к несчастью, если бы они и были, вряд ли это могло чем-нибудь помочь. Она была обесчещена и должна выйти за Блейкса.

А что касается Блейкса, он выглядел не очень довольным такой перспективой. Это было совершенно нелепо, ведь ему определенно нравилось целоваться с ней. Луиза не была дурочкой. Она понимала, что значила та выпуклость в его бриджах, которая была определенно обязана своим появлением ее поцелуям.

Это было очевидно даже сейчас.

— Его чувства к вам более чем очевидны, не так ли? — послышался негромкий голос Софии в шумной толпе. — Так очаровательно, ведь правда, что мужчины просто не могут скрыть свое влечение к определенной женщине. Конечно, нынешняя мужская мода очень сильно этому способствует. Иначе как женщина может узнать, что у нее правильный вырез платья или что ее волосы хорошо уложены? Мужчины очень помогают судить о таких вещах, не так ли?

— А что вы здесь делаете, леди Далби? — спросила Луиза, уходя от темы, хоть и не смогла удержаться от того, чтобы быстро скользнуть взглядом по должным и недолжным местам мужских бридж.

Складка Даттона, как всегда, была неподвижна. Теперь, будучи обесчещенной, она могла позволить себе изучить именно эту область при любой возможности, находясь с ним в одной комнате.

Даттон был угнетающе постоянен в отсутствии реакции и поддержании безупречной линии ноги.

Теперь, потеряв былую невинность, она получила право оглядеть музыкальный салон, исследовав не только одеяние Блейксли, но и мистера Грея, который не оставлял своей привычки пялиться на нее при любом удобном случае. И казалось, любую встречу с Луизой он воспринимал именно как такой случай.

Впрочем, официально Джордж Грей находился в комнате, потому что София мило напомнила Хайдам, что он является ее сопровождающим на этом вечере.

Что-то непохоже, но Хайды это приняли.

София же находилась в гостиной по просьбе Молли, которая настаивала на том, что нуждается в женской поддержке в такой сложный час. Сложностью, очевидно, была угроза вторжения Луизы в ее семью.

Амелия оказалась в комнате, потому что здесь была тетя Мэри, заявившая, что, поскольку планировка дома не менялась, она не может бросить без присмотра свою племянницу. Тетя Мэри все еще была сильно навеселе и — о ужас! — намеревалась еще более усугубить положение.

Разумеется, здесь присутствовал Блейкс, равно как и его братья.

Естественно, это принесло Амелии некоторое удовлетворение, так как ей представился случай явить свою добродетель, продемонстрировать обеспокоенность догадками в отношении Луизы и в конечном счете выиграть от сравнения с падшей кузиной. Амелия, как не преминула отметить Луиза, выглядела восхитительно свежо, невинно и особенно девственно.

По пути в музыкальный салон Луиза попыталась бегло взглянуть в зеркало и была шокирована, обнаружив, что она выглядит не так уж свежо, не слишком невинно и не особенно девственно. Ее локоны обвисли и растрепались, рот опух и покраснел, а платье помялось. Единственное, что она могла бы сказать в свою защиту, что ее все же не уложили и что она не проиграла. Хотя никто и не думал ее слушать, а мелочи такого рода не имели значения. Она оставалась девственницей, но, очевидно, этого было уже недостаточно.

Блейксли был прав, но из-за разделявшей их толпы у него не было возможности напомнить об этом. Именно этот момент он выбрал, чтобы приподнять брови в притворном удивлении.

— Кажется, лорд Генри абсолютно доволен таким поворотом событий, — сказала София. — Так оно и должно быть.

Луиза лишь смотрела на нее с немым недоверием.

— Блейксли так хорошо все устроил, — продолжала София, — мне совершенно ясно, что он полностью очарован вами вот уже, по меньшей мере, год, а может, и два. Замечу, что Блейксли — невероятно привлекательный мужчинами у него есть замечательное поместье в Вессексе, так ведь?

— В Эссексе, — поправила Луиза, находясь все еще в размякшем состоянии, которое она принимала за шок.

— Ах, Эссекс, но если я не ошибаюсь, оно приносит двадцать тысяч в год?

Луиза не собиралась опускаться до того, чтобы обсуждать с Софией доходы Блейксли. Само собой, это привычка куртизанки, от которой та не хотела или не могла отказаться, выйдя замуж за Далби.

И все же двадцать три тысячи, а не двадцать, если быть точным.

— Боюсь, он не обсуждал этого со мной, — сказала Луиза, воспользовавшись чистейшей, хотя и весьма уклончивой правдой. — Он так же никогда не проявлял ко мне никаких… чувств.

София тихо засмеялась, привлекая к себе повышенное внимание всех братьев Блейксли, включая Айвстона, которые показывали… какие-то движения… пониже их жилетов.

Оказалось, что быть обесчещенной означает открыть себе доступ к любым наблюдениям и возможность говорить на любые темы. Конечно, София не стала бы говорить с ней так, как сейчас, если бы ее положение в обществе не изменилось радикально.

Луиза могла только догадываться, как Мелверли воспримет подобные новости.

Она надеялась, что это его убьет. Медленно.

— Что вы, дорогая, разумеется, проявлял! — с готовностью отозвалась София, легонько потянув Луизу в сторону. — Как еще должен мужчина из этого города, страны, столетия демонстрировать свое внимание, если не составив вам компанию в погоне за одним из своих знакомых?

Луиза почувствовала, что краснеет. Конечно, так оно и есть. Она подозревала что-то, но только не это. Возможно, оттого, что вывод был слишком неудобным, а она старалась делать все только так, как ей было удобно. А ей было очень удобно использовать помощь Блейксли в определении следующего места, где должен появиться Даттон. Конечно, Луизе совсем не хотелось строить догадок, почему Блейксли поступает именно так.

Потому что она была не дура, потому что она увидела бы правду такой, какая она есть, потому что представления о чести ей были не чужды, а в итоге ей пришлось бы остановиться.

Но поскольку в этом до сих пор не было необходимости, Луиза не утруждала себя размышлениями. Без всяких условностей жизнь более удобна. Следовало бы отдавать себе в этом отчет, раз уж имеешь такую привычку, на что Элинор при каждом удобном случае обращала ее внимание. Чертенок.

— Естественно, в мои дни все было не так, — продолжала София, очевидно, совершенно не беспокоясь, что пустилась в размышления перед столь неблагодарной аудиторией. — Мы более откровенное и более приземленное поколение, более… о, может быть, самое подходящее слово «яростные». Да, более яростные и откровенные, без всяких этих отступлений и «с вашего позволения», которые так обычны сегодня. Что ж, если Блейксли хотел вас, почему бы не…

— Просто не схватить меня и не затащить в лес? — перебила Луиза, оскорбившись за Блейксли и особенно за поколение.

— Ну, — улыбнулась София, — почему бы и нет?

— Потому что он джентльмен!

— Дорогая, этот джентльмен обесчестил вас.

— Нет, леди Далби, это я обесчестила его! Это я целовала его! Страстно и много раз.

Из-за того, что Луиза спорила громче, чем собиралась, хотя, по сути, она не собиралась спорить вообще, все, кто был в гостиной, смотрели лишь на нее. В том числе и Даттон, хотя для чего здесь находился Даттон, она еще не определила.

В последовавшей оглушающей тишине все взоры с почти поэтическим чувством обратились к Блейксли, который, слегка пожав плечами, спокойно сказал:

— Это правда. Она целовала меня. Страстно и много раз.

При этих словах Даттон, казалось, собрался упасть в обморок, чего она совсем не могла понять.

— Молодец, Луиза! — произнесла София, разряжая напряженную атмосферу, нависшую над всеми. — Это прекрасно — видеть, что в наши дни есть кто-то, готовый добиваться того, чего хочет.

Под этим стоило подразумевать, что Луиза хотела Блейкса. Но ведь это абсурдно, так как она хотела Даттона, исключительно его и вопреки всему. Единственным препятствием служил весьма заметный недостаток интереса к ней со стороны Даттона.

— Кто расскажет Мелверли? — спросила Молли, все еще крайне неприязненно глядя на Луизу.

Луиза, к счастью, уже начала приобретать иммунитет.

— О, позвольте мне, — сказала София, выступая вперед.

— Нет, позвольте мне, — сказал Блейксли. — Я думаю, вы достаточно постарались сегодня, леди Далби.

У него было очень необычное выражение лица, не то чтобы раздосадованное, но, пожалуй, подозрительное.

— Разве? — откликнулась София. — Я не заметила, что вообще что-то сделала. Думаю, вы можете доверять этому, лорд Генри.

— А мне казалось, мы уже определили, что леди Луиза полностью ответственна за данное положение дел, — безжалостно сказала Молли.

Луиза совсем не была уверена, что будет рада такой свекрови.

— Я очень ей в этом помогал, — сказал Блейксли с намеком на черный юмор.

В результате его братья засмеялись именно так, как обычно смеются мужчины над чем-то неподобающим, если уж не сказать непристойным. Луиза слышала всю жизнь такой смех от Мелверли. Теперь она смогла его прочувствовать на себе.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — вполголоса произнесла София. — Это наводит на мысль, не устроено ли все лишь ради того, чтобы получить желаемое.

— Простите? — сухо сказала Молли.

— Что это значит? — поинтересовался вслед за ней герцог Хайд.